Страница 82 из 83
Эпилог
Я выбрался из такси — и едва не закашлялся от летевшего со всех сторон пуха одуванчиков. Лето пришло в Петербург раньше положенного — уже в конце мая, и принесло тепло, непривычно палящее солнце и запах горячего асфальта.
А заодно и меня — хоть я и собирался вернуться еще в апреле. Но, конечно же, не успел: очередным переговорам снова понадобился… председатель. И на этот раз я чувствовал себя то ли самым обычным посредником, то ли этаким свадебным генералом, то ли вообще совершенно лишним человеком — их величества Павел и Анна-Мария нашли общий язык куда быстрее, чем мы все ожидали.
Похоже, их каким-то странным образом сплотила общая обида — конечно же, на меня. Но если Хельга стала вести себя подчеркнуто-холодно, то Павел ничуть не изменил своего отношения. Лишь иногда в его взгляде проскальзывало что-то… такое. Не то, чтобы недоверие или злость — скорее разочарование. Впрочем, если у его краснокожего величества и были какие-то подозрения, он предпочел оставить их при себе. Подписал указ и лично повесил мне на шею орден Андрея Первозванного — за заслуги перед отечеством.
Я вернулся домой полноправным канцлером — и заботы тут же дружно навалились со всех сторон. Не только политические дрязги, но и дела семейные: похороны деда, наследство, вассалы, банковские счета, акции — я несколько дней занимался только тем, что подписывал накопившиеся документы.
Черт бы их побрал. В какой-то момент даже идея бросить все и сбежать с чужим паспортом куда-нибудь в Америку перестала казаться такой уж безумной. И в конце концов я просто отменил все встречи на неделю вперед, вызвал по телефону такси, удрал из Елизаветино через калитку за усадьбой — и исчез. Для всех: даже Андрей Георгиевич и понятия не имел, куда я собираюсь ехать. Вот так разом и закончились мои дела.
Хотя нет — одно все-таки осталось. Самое важное.
Последние метров сто-двести я решил пройти пешком. Выбросить из головы лишние мысли, прогуляться и вдоволь, во всю грудь надышаться запахами дыма из труб, дешевого табака и пыли. И хотя бы ненадолго и понарошку почувствовать себя своим в рабочем квартале.
Старая кожаная куртка с чужого плеча еще прошлым летом болталась на мне мешком — а теперь пришлась как раз впору. За год я настолько раздался в плечах, что местные любители размять кулаки обходили меня стороной. Только косо поглядывали — особенно когда я свернул в сторону неприметной металлической двери на заднем дворе.
Мастерская встретила меня приятной прохладой, полумраком и тишиной — судя по всему, у рабочих сегодня был выходной, и хозяйка решила покрутить гайки в одиночестве. Я прокрался мимо раздевалок, потом через комнату отдыха — и вышел в ремонтный зал. Старался ступать тише — впрочем, вряд ли меня мог бы кто-то услышать.
Настасья пела. Что-то из модного, на английском — и даже почти без акцента, разве что изредка заменяя позабытые слова на мягкие ноты. И только подойдя поближе я услышал и музыку — она доносилась из салона автомобиля через раскрытые двери.
Чтобы разглядеть саму Настасью, мне пришлось обойти машину — и моим глазам тут же предстало уже позабытое, но оттого не менее приятное зрелище: ноги, обтянутые темной тканью джинс, кусочек голой поясницы между ремнем и клетчатой рубашкой… и все — Настасья забралась под капот чуть ли не целиком, нырнув туда, где конструкцией был предусмотрен двигатель.
Я подкрался, осторожно опустил ладони ей на бедра — и едва успел увернуться от рыжей макушки, летевший прямо мне в подбородок. Настасья визгнула, дернулась еще раз, вцепилась в мои руки… и затихла.
Узнала.
Черт знает как — она так и стояла ко мне спиной, да и почувствовать Дар уж точно не могла.
Узнала — и сама себе не поверила. Чуть ли не на минуту застыла, вжимаясь лопатками мне в грудь и обхватив пальчиками мои ладони — и только потом повернулась. Не стала целовать или виснуть на шее — только чуть приподнялась на цыпочках и уткнулась лбом мне между ключиц, лицом в расстегнутый ворот рубашки. Втянула носом воздух, будто проверяя — я это, или кто-то другой, принявший облик сиятельного князя Горчакова.
И только потом забралась руками под куртку и обняла — так, что ребра захрустели.
— Благородие… — прошептала Настасья. — Вернулся.
— Да уж с неделю как. — Я осторожно пригладил рыжую гриву. — Прости, что раньше не зашел. То одно, то другое…
— Да чего ты, я понимаю, понимаю…
Настасья всхлипнула, ткнулась мне куда-то в шею мокрым лицом — и вдруг разжала руки и отступила на шаг — почти отпрыгнула.
— А ты надолго? — спросила она. — Или?..
Скорее “или”— впрочем, как и всегда. В газетах уже наверняка сотню раз успели написать о возвращении в Петербург Александра Горчакова — да еще и в чине канцлера. И Настасья, конечно же, понимала, что долг перед страной и короной снова может зашвырнуть меня хоть в Европу, хоть за океан, хоть к черту на кулички. Через неделю, через месяц — а то и прямо сегодня. И снова — на полгода.
И попробуй откажись.
Но никакого смирения в изумрудно-зеленых глазах не было и в помине. Наоборот — Настасья смотрела сердито и даже требовательно. А значит, на самом деле хотела спросить совсем другое.
И как раз на этот вопрос ответ у меня был.
— Я насовсем, Настюш. — Я протянул руку и кончиками пальцев смахнул катившуюся по веснушчатой щеке слезинку. — Теперь — насовсем.
Россия, Санкт-Петербург, 8 апреля 2023 г.