Страница 39 из 46
Боли от укуса я не чувствую.
Потому что душевная гораздо сильнее физической?..
Взревев, как раненый зверь, я подскакиваю с кровати и начинаю крушить все те вещи, что попадаются под руку. Внешний звук треска мебели заглушает то, как внутри меня ломаются кости, как на мелкие лоскутки рвётся душа.
Оказывается, она у меня есть.
Была.
Лейн умудрилась не только разочаровать меня, но и сделать мне настолько больно, что я едва не стал настоящим монстром, способным на насилие.
Как мой отец...
Я резко останавливаюсь и, тяжело дыша, разворачиваюсь к Лейн. Девчонка уткнулась в спинку кровати, обняв колени руками. Её трясёт от крупной дрожи. Взгляд затравленный и несчастный. Под глазами чёрные потёки от косметики. А на губах моя кровь.
Почему мне до сих пор невыносимо сильно хочется её защитить? От собственного праведного гнева?
— Ты исчезнешь из моей жизни, поняла? — хрипло приказываю я. — Не оставишь и намёка о том, что когда-то в ней присутствовала. Никаких случайных встреч, Лейн, иначе...
— Дилан, прошу...
— Заткнись, — холодно бросаю я. — Мне не нужны твои лживые оправдания. Ты всё поняла? Увидишь меня — беги в другую сторону. Потому что, если я увижу тебя — тебе конец.
Я разворачиваюсь и иду вон.
— Я больше не смогу быть упорной, слышишь? — рыдает она навзрыд за моей спиной. — У меня не будет прежней смелости для того, чтобы тебя вернуть!
Я с силой сжимаю ручку двери, замерев на пороге, а Лейн продолжает рыдать:
— Я давно отказалась от спора, и у меня нет других причин быть такой же отважной, чтобы попытаться растопить твоё ледяное сердце. Я трусиха, Дилан. Ты должен это знать, прежде чем навсегда закроешь за собой дверь...
— Правильно делаешь, что боишься, — ровно говорю я, не оборачиваясь, и ухожу.
Довольно.
Я был дураком, решившим, что заслуживаю чьей-то любви. Обманувшимся, что сам способен любить.
Нет.
Чудовищ расколдовывают лишь в сказках.
Глава 26. Мелисса: судьба — та ещё стерва
Мне просто нужно всё рассказать. Признаться. Покается во лжи и попросить прощения за обман. Так будет правильно. Так я смогу дышать полной грудью.
То, что я рассказала Ронни про ожог, и мне стало гораздо легче — прямое тому доказательство.
Я резко выдыхаю и решительно открываю входную дверь в дом. Кричу из коридора:
— Мам, пап? Вы дома?
— Мы в гостиной, милая, — откликается мама Маргарет, я слышу в её голосе осторожность и хмурюсь.
Захожу в гостиную и вижу родителей, сидящих на диване напротив кресла, в котором сидит Хьюго. Я озадачиваюсь ещё сильней, — брат не частый гость в этом доме, если не считать воскресных обедов. Впрочем, решительность затмевает недоумение, и я киваю собравшимся:
— Хорошо, что и ты здесь, Хьюго — мне нужно кое-что вам рассказать.
— Нам тебе тоже, — глухо откликается брат.
Мама бросает на него тревожный взгляд, отец Коллинз устало прикрывает глаза.
Что бы это ни было, я должна выступить первой. Иначе, могу слабовольно передумать. Я набираю в грудь воздуха и быстро говорю на выдохе:
— Я обожаю рисовать, это то, чем я жила, живу и буду жить. Потому я подала заявку в КелАрт, потому сбегала по ночам и рисовала граффити за деньги, нарушая закон. Чтобы заработать на обучение. Я лгала вам, что занимаюсь уроками с отстающими одноклассниками. Все карманные деньги, что вы мне давали я либо тратила на краски и холсты, либо откладывала. С зарплатой разносчицы газет я поступала так же. — Я перевожу дыхание и заканчиваю: — Я вовсе не та, какой вы меня видите. Всё это время я притворялась послушной девочкой. Я очень раскаиваюсь в том, что обманывала вас. Пожалуйста, простите меня.
В комнате воцаряется тишина, и лишь Хьюго тихонечко усмехается. Я поднимаю на него глаза и вижу, как он мне одобрительно кивает.
— На-нарушала закон? — прерывает молчание взволнованный голос мамы. Она с тревогой смотрит на сына и спрашивает: — Хьюго, то, что делала твоя сестра, серьёзно? У неё могут возникнуть проблемы?
Что?.. Она не злиться, а... переживает?..
— Мама, я обманывала вас с папой, — напоминаю я.
— И мы с твоей мамой страдали из-за этого, дочка, — поднимается на ноги отец Коллинз. Он ловит мой виновато-ошарашенный взгляд и поясняет: — Не из-за обмана, Мелисса. А из-за того, что ты выбрала именно этот путь. Скажи, где мы допустили ошибку? Каким образом дали тебе понять, что ложь — единственный выход?
— Вы... вы всё знали?
— Далеко не всё, милая, — отвечает мама. — Но мы догадывались о том, что ты что-то скрываешь от нас. И не вмешивались, чтобы не беспокоить тебя. Нам просто хотелось, чтобы ты росла здоровой и счастливой.
— А каждый человек сам выбирает то, что делает его счастливым, — замечает отец.
— Боже... — выдыхаю я и, больше не в силах стоять на ногах, опускаюсь на диван. — Всё это время... Я могла... — Я замолкаю и во все глаза смотрю на родителей. Через мгновение восклицаю: — Но вы так радовались тому, что я спокойная и послушная! Тому, что со мной не будет ожидаемых проблем! Что я не сорванец, как вам рассказывал обо мне мой родной папа!
Родители озадаченно переглядываются, и мама пересаживается ближе ко мне. Берёт меня за руки, сжимает мои пальцы своими и осторожно говорит:
— Значит, это мы должны просить у тебя прощения. За то, что ввели тебя в заблуждение. Я не знаю как и когда мы это сделали, но мы с отцом Коллинзом никогда не хотели, чтобы ты подстраивала себя под нас. Это правда, милая. Прости нас, пожалуйста.
— Но...
Я не знаю, что сказать. Не знаю, что думать... Осознание, что я сама придумала причины для лжи — обескураживает. Переворачивает всё вверх дном.
Столько лет притворяться без какой-либо надобности!
Что это говорит о моих умственных способностях?.. То, что я первоклассная дура!
— Это наша общая вина, Мелисса, — с теплотой в голосе замечает отец Коллинз. — Слово Божье говорит: прощайте, и прощены будете. Потому прости себя и нас, мы поступим так же.
Я сглатываю и киваю, глаза печёт от назревающих слёз, но я их сдерживаю и, поддавшись порыву, крепко обнимаю маму Маргарет.
— Больше нет необходимости заниматься чем-то незаконным, — продолжает отец Коллинз. — Это наша прямая обязанность, как твоих родителей, оплатить обучение там, где ты желаешь учиться. Хорошо, Мелисса?
— И вы не против того, что это искусство? — отстраняюсь я от мамы. — Что это не то, что будет помогать людям?
— А с чего ты взяла, что искусство не помогает людям? — улыбается отец. — Именно оно во все временна придавало смысл в жизнях людей.
Я стираю с глаз непослушные слёзы и по очереди смотрю на собравшихся:
— Спасибо вам большое. За всё, что вы для меня сделали.
— И тебе спасибо за то, что ты есть в нашей жизни, — со слезами в глазах улыбается мама.
Мы вновь обнимаемся, а через секунду я слышу, как Хьюго тактично откашливается, прежде чем сказать:
— А теперь перейдём к тому, что может тебя расстроить, Мел. Но ты должна об этом знать.
Мама мгновенно напрягается, я из-за этого тоже, она отстраняется и заботливо касается ладонью моей щеки, улыбается с грустью:
— Будет тяжело, милая. Но я уверена, что ты справишься. Он тоже.
— Он? Кто?
— Помни, что здесь нет твоей вины, хорошо?
— О чём ты? Что случилось? — не на шутку волнуюсь я.
— Мел, — привлекает моё внимание Хьюго. — Я хочу рассказать тебе о причине, по которой был против ваших с Ронни Лейном отношений.
А вот это интересно... Но почему у всех настолько траурные лица? Что за причина такая ужасная?
— Говори, — жадно предлагаю я, выпрямив спину от напряжения.
Хьюго на секунду прикрывает глаза, а затем выдыхает и опирается локтями на колени. Сплетает пальцы в замок. Опускает голову, но через мгновение вновь поднимает, глядя в пространство:
— Я узнал об этом семь лет назад. Подруга попросила разузнать о семье мисс Лейн, бабушке Ронни и Бонни...