Страница 68 из 144
Я несколько раз повторил этот опыт к большому удовольствию любопытных зрителей и лиса, которому из четырех пирожков все же удалось схватить два.
Медведи, живущие во второй яме, гораздо моложе и меньше первых. Я поинтересовался, какова причина этого, и мне ответили, что они являются их преемниками и, когда те умрут, должны наследовать их положение и состояние. Это обстоятельство требует особого объяснения.
Я уже рассказывал о том, как Берн, незадолго до этого основанный герцогом Церингенским, получил свое имя, и о том, какое участие в его крестинах приняли представители животного мира. С этого времени медведи стали символом города, и было решено не только поместить их изображения на гербе, фонтанах, башенных часах и общественных зданиях, но еще и обзавестись живыми особями этого вида, которых содержали бы и кормили на средства жителей города. Осуществить это было нетрудно: стоило всего лишь протянуть руку к горе и сделать выбор. Два медвежонка были пойманы и привезены в Берн, где вскоре, благодаря своему обаянию и добродушному нраву, им удалось стать объектом поклонения для всего населения города.
Тем временем одна весьма богатая старая дева, в последние годы жизни воспылавшая к этим милым зверям особой, ни с чем несравнимой любовью, умерла, не оставив после себя других наследников, кроме очень дальних родственников. Ее завещание было вскрыто с соблюдением положенных формальностей и в присутствии всех заинтересованных лиц. Как выяснилось, она оставила шестьдесят тысяч ливров ренты медведям и тысячу экю, в виде единовременной выплаты, завещала больнице в Берне — на содержание особой койки для лечения своих родственников. Заинтересованные лица опротестовали завещание, заявив о присвоении наследства путем обмана; суд назначил ответчикам адвоката, а поскольку это был весьма даровитый человек, то невиновность бедных четвероногих, которых хотели лишить их наследства, была публично признана, завещание объявлено действительным и законным наследникам было дозволено немедленно вступить во владение имуществом.
Сделать это было нетрудно, так как все состояние дарительницы заключалось в наличных деньгах. Один миллион двести тысяч франков, составлявших ее капитал, были внесены в казначейство Берна, которое правительство объявило ответственным за этот вклад, обязав его выплачивать проценты с капитала доверенным лицам наследников, рассматриваемых как несовершеннолетние. Легко догадаться, что образ их жизни резко изменился. Их опекуны обзавелись экипажем и особняком и от имени своих подопечных стали устраивать роскошные ужины и давать изысканные балы. Что же касается самих наследников, то их сторож стал именоваться камердинером и бил их отныне лишь тростью с золотым набалдашником.
К несчастью, в этом мире все изменчиво! Не успели несколько поколений медведей насладиться этой роскошью, до той поры неведомой их породе, как грянула Французская революция. История наших героев не настолько тесно связана с этим великим потрясением, чтобы мы стали здесь подробно перечислять его причины или прослеживать все его последствия: мы остановимся лишь на тех событиях этой революции, которые непосредственно сказались на судьбе наших героев.
Швейцария находится слишком близко к Франции, чтобы до нее не докатились отголоски того великого землетрясения, которым революционный вулкан сотрясал мир; тем не менее она пожелала дать отпор нашествию французских войск, хлынувших, словно языки лавы, в Европу. Кантон Во провозгласил независимость, а Берн поставил под ружье свое войско; его армия, одержав сначала победу в сражении при Нойенегге, была затем разбита под Фраубрунненом и Граухольцем, и победители, которыми командовали генералы Брюн и Шауэнбург, вошли в столицу кантона. Три дня спустя казна Берна была вывезена из города.
Одиннадцать мулов, нагруженных золотом, были отправлены в Париж; двое из них несли на своей спине достояние несчастных медведей, которых, несмотря на их более чем умеренные политические взгляды, включили в список аристократов, а потому и обошлись с ними соответственно. У медведей оставался еще особняк их доверенных лиц, ибо французы не смогли увезти его с собой, но доверенные лица представили документы, доказывающие их право собственности на него, так что и этот последний осколок былого великолепия не уцелел в крушении, в котором медведи утратили свое состояние.
И вот тогда эти благородные животные подали людям блестящий пример философского отношения к жизни: в несчастье они вели себя столь же достойно, сколь были смиренны в дни процветания, и благополучно пережили, оберегаемые всеми партиями, пять революционных лет, сотрясавших Швейцарию с 1798 по 1803 год.
Но в конце концов Швейцария склонила свои горные вершины под рукой Бонапарта, подобно тому, как океан успокоил свои волны при звуках гласа Божьего. Первый консул вознаградил ее за это, провозгласив Медиацион-ный акт, и девятнадцать кантонов свободно вздохнули под защитой крыльев, которые распростерла над ними Франция.
Едва оправившись от потрясений, Берн поспешил возместить убытки, понесенные его жителями. И тогда нашлось кому просить высокую должность у правительства, требовать возмещение ущерба у казначейства и добиваться признания заслуг у нации. И лишь те единственные, кто более остальных имел право на возмещение убытков, пренебрегали всеми хлопотами и, храня молчание, с полным правом ждали, когда республика вспомнит о них.
Республика оправдала свой возвышенный девиз: «Один за всех, все за одного». В пользу медведей был пущен подписной лист, в результате чего удалось собрать шестьдесят тысяч франков. На эту сумму, весьма скромную в сравнении с той, какой они обладали ранее, городской совет купил земельный участок, приносивший две тысячи ливров ренты. Несчастные звери, которые прежде были миллионерами, теперь достигли лишь уровня благосостояния, дававшего им право быть избранными.[59]
Но и это весьма скромное богатство вскоре уменьшилось наполовину вследствие нового происшествия, не имевшего, однако, на этот раз ничего общего с политическими потрясениями. В то время яма, где жили медведи, находилась в черте города и соприкасалась со стенами городской тюрьмы. Однажды ночью какой-то приговоренный к смерти узник, добыв острый железный прут, принялся пробивать отверстие в стене; после двух или трех часов работы ему показалось, что он слышит, как с наружной стороны стены кто-то тоже занят чем-то подобным; это открытие придало ему новых сил. Он вообразил, что в соседней камере сидит такой же несчастный узник, как и он, и решил, что если они соединят свои усилия, то вместе им будет легче убежать, поскольку работа станет продвигаться в два раза быстрее. Его надежда лишь росла по мере того, как дело продвигалось вперед; невидимый труженик действовал с такой энергией, что казалось, будто он забыл о всякой предосторожности: выломанные им камни с грохотом откатывались в сторону, и все громче слышалось его шумное тяжелое дыхание. Осужденный понял, что ему следует удвоить свои усилия, ибо неосторожность его товарища с минуты на минуту грозила выдать готовящийся побег. К счастью, оставалось продолбить совсем немного, чтобы отверстие стало сквозным. Лишь один огромный камень упорно продолжал сопротивляться всем атакам узника, как вдруг он почувствовал, что это препятствие пошатнулось; спустя несколько минут камень выкатился наружу, и на заключенного повеяло свежим уличным воздухом; ему стало понятно, что непредвиденная помощь пришла к нему с воли, и, не желая терять ни минуты, он решил продвигаться вперед по узкому проходу, открывшемуся ему столь неожиданным образом. На пол пути он столкнулся с одним из медведей, который, со своей стороны, прилагал все усилия, чтобы проникнуть в камеру. Он услышал шум, производимый внутри тюрьмы узником, и, движимый инстинктом разрушения, который присущ всем зверям, изо всех сил принялся ему помогать.
Осужденный оказался перед выбором: быть повешенным или быть съеденным; первое представлялось бесспорным, второе — вероятным; он выбрал второе, и удача улыбнулась ему. Медведь, напуганный мощным влиянием, которое человек всегда оказывает даже на самого свирепого зверя, дал заключенному возможность бежать, не причинив ему ни малейшего вреда.
59
Избирательный ценз в Женеве установлен в размере девяти франков; полагаю, что точно так же дело обстоит и в Берне. (Примеч. автора.)