Страница 60 из 144
Сил собралось столько, что их численность превосходила все ожидания властей Швейцарской конфедерации, и потому Берн был иллюминирован, а на улицах, у порогов домов, в честь прибывших выставили накрытые столы. Солдатам дали два часа на отдых, а затем, тем же вечером, вся армия конфедерации, исполненная надежды и отваги, выступила в поход, причем отряды каждого кантона распевали собственную походную песню.
Утром послышался звук колоколов: это звонили к заутрене в Гюмменене; вслед за тем армия конфедерации выстроилась в боевом порядке на обратном склоне той горы, где герцог разбил лагерь.
Авангард конфедератов возглавлял Ханс фон Хальвиль. Это был знатный и храбрый рыцарь из Ааргау, которого Берн принял в число своих граждан в знак признательности за ратные подвиги, совершенные им на службе у короля Богемии и в недавней войне венгров с турками. Под его командованием состояли горцы из Оберланда, Энтлибуха и старых лиг, а также восемьдесят добровольцев из Фрибура, которые, дабы распознавать друг друга в предстоящей схватке, срезали ветки липы и прикрепили их себе вместо султанов на каски и шляпы. Вслед за авангардом шли, возглавляя основные силы, Ханс Вальдман из Цюриха и Вильгельм Хертер, капитан отряда из Страсбурга: его сделали одним из командующих, чтобы в его лице воздать почести верным союзникам, которых он привел на помощь конфедерации. Под их началом находились войска всех кантонов, выстроившиеся вокруг своих знамен; у каждого стяга располагалась особая охрана из восьмидесяти человек, отобранных из числа самых сильных и храбрых солдат, — все они были в кирасах и вооружены пиками и секирами. И наконец, арьергард выступал под командованием Каспара Хертенштейна из Люцерна. Тысяча факельщиков, расставленных на протяжении тысячи шагов вдоль обоих флангов этой армии, освещали ей дорогу в лесу, покрывавшем склон холма, по которому она продвигалась, занимая позиции от Гюмменена до Лаупена. Объединенная армия конфедератов насчитывала от тридцати до тридцати четырех тысяч человек. Под предводительством герцога Бургундского находилось примерно столько же солдат, но лагерь герцога казался гораздо многочисленнее, ибо за его армией следовало большое число маркитантов и проституток.
Накануне в этой огромной людской массе поднялась тревога: распространился слух, что швейцарцы перешли Сарину. Герцог, узнав эту новость, возликовал; все его войско пришло в движение, и солдаты, ведомые им, достигли гребня горы и оказались лицом к лицу с противником; но тут вдруг пошел дождь, и все отряды вернулись в места своего расположения.
На следующий день герцог повторил тот же самый маневр. На этот раз ему удалось разглядеть на противоположном склоне холма своего противника, укрывшегося в лесу. Небо было затянуто свинцовыми тучами, а дождь лил плотной стеной. Швейцарцы, у которых шла церемония посвящения в рыцари, не двигались с места. После двух или трех часов ожидания герцог счел, что день опять потерян, и удалился в свой шатер. В свою очередь, его военачальники, увидев, что порох отсырел, тетива луков ослабла, а люди сгибаются от усталости, дали сигнал к отступлению. Именно этого момента и ждали конфедераты. Едва в стане противника были замечены приготовления к отходу, как Ханс фон Хальвиль вскричал, обращаясь к авангарду:
— На колени, дети мои, и вознесем Господу нашу молитву!
Его призыв был услышан. Вслед за авангардом на колени опустились солдаты основного корпуса и арьергарда, и молитва тридцати четырех тысяч человек, которые просили Господа заступиться за их свободу и родину, вознеслась к небесам.
В эту минуту, то ли случайно, то ли по воле Провидения, завеса облаков, которой было затянуто небо, вдруг разошлась, пропуская луч солнца, заблиставший на доспехах этой толпы коленопреклоненных воинов. И тогда Ханс фон Хальвиль поднялся с колен, вытащил свой меч и, повернувшись лицом в ту сторону, откуда исходил этот луч света, воскликнул:
— Мои храбрецы! Господь посылает нам свет своего солнца; вспомните о своих женах и детях!
Солдаты в едином порыве встали с колен, крича в один голос:
— Грансон, Грансон!
И вся армия швейцарцев двинулась с места и, сохраняя боевой порядок, достигла гребня холма, где за минуту до этого стояли солдаты герцога. Там, наверху, свора горных пастушеских собак, бежавших впереди войска швейцарцев, столкнулась со сворой охотничьих собак, принадлежавших бургундским рыцарям, и животные, словно им передалась взаимная ненависть хозяев, бросились друг на друга; собаки конфедератов, привыкшие давать отпор быкам и медведям, без труда взяли верх над противником, трусливо скрывшимся в лагере. Швейцарцы сочли это благоприятным предзнаменованием. Их войско разделилось на две части, чтобы предпринять двойную атаку. Еще накануне отряд численностью в тысячу или тысячу двести человек отделился от основных сил конфедератов и, перейдя Сарину чуть выше того места, где она впадает в Ааре, выдвинулся в поле зрения графа де Ромона, держа его в постоянном напряжении и тем самым лишая возможности прийти на помощь герцогу Карлу. Хальвиль, командовавший половиной войска и присоединивший к ней силы своего авангарда, и Вальдман, ставший во главе другой половины, согласовали свои действия, договорившись начать атаку одновременно; выйдя из одной точки, обе колонны затем разошлись, образовав подобие буквы V; Хальвиль атаковал правый, а Вальдман — левый край неприятельского лагеря, защищенного по всему периметру рвами и полевыми оборонительными сооружениями: из их амбразур выглядывали черные жерла множества бомбард и огромных кулеврин. Эта линия укреплений оставалась молчаливой и темной до тех пор, пока конфедераты не оказались в пределах досягаемости пушек. И тогда огненная черта, казалось, опоясала лагерь, и громкие вопли швейцарцев возвестили, что посланцы смерти собрали свою жатву в их рядах.
Первый залп нанес особенно сильный урон отряду Хальвиля. Рене Лотарингский и его триста конников бросились к нему на помощь. В эту минуту ворота лагеря открылись, и отряд бургундской кавалерии, выехавший из них, с копьями наперевес атаковал лотарингцев. Когда расстояние между двумя отрядами составляло всего четыре длины копья, под Рене Лотарингским ядром убило лошадь, и всадник, выбитый из седла, рухнул в грязь: его сочли мертвым. Но теперь Хальвиль, в свою очередь, помог ему и спас его от верной смерти. Вальдман же со своими частями продвинулся до самого рва, но был вынужден отступить под огнем бургундской артиллерии: под защитой холма он перестроил свои части и вновь пошел в наступление на врага.
И только в это время к герцогу Карлу прибыл посланец с известием, что швейцарцы пошли в атаку. Герцог столь мало верил в подобную дерзость, что, услышав первые залпы орудий, даже не счел нужным выйти из своего шатра: он думал, что продолжается обстрел города.
Вестник застал герцога в спальне: он снял с себя почти все свои доспехи и стоял без меча на боку, без шлема на голове и без латных перчаток на руках. Вначале он никак не хотел верить принесенному известию, и, когда посланец объявил ему, что он собственными глазами видел, как швейцарцы атакуют лагерь, герцог бросился на него с бешеной бранью и ударил его кулаком. В этот миг в шатер вошел рыцарь, на лбу которого зияла рана и доспехи которого были залиты кровью. Этого оказалось достаточно, чтобы герцог признал, наконец, очевидную истину; он поспешно надел шлем и латные перчатки, сел на своего боевого коня, все еще стоявшего под седлом, а когда кто-то обратил его внимание, что он забыл взять свой меч, герцог указал на массивную железную палицу, висевшую у ленчика его седла, и заявил, что ее будет вполне достаточно для того, чтобы покарать подобных скотов. После этих слов он пустил лошадь галопом, поднялся на самое высокое место в лагере и уже оттуда, приподнявшись на стременах, охватил глазами все поле битвы. Едва по герцогскому стягу, который знаменосец всегда возил вслед за Карлом Смелым, стало известно, где он находится, к нему тут же примчались за указаниями герцог Сомерсет, командир англичан, и граф де Марль, старший сын коннетабля де Сен-Поля, и стали спрашивать его, что им надлежит делать.