Страница 50 из 144
— Куда ви едете?
Я объяснил ему.
— Ха-ха! — засмеялся он. — Ви увидите монахоф, они шудные люди.
— Почему чудные?
— Да-да, они едят в шернильницах и спьят в шкапах.
— Что это значит, черт возьми?
— Увидите.
Он пожал мне руку, пожелал счастливого пути и захлопнул дверь своего номера. Мне так и не удалось добиться от него никаких разъяснений.
Я зашел к Жакото выпить на прощание чашку шоколада. Хотя я и не делал большие заказы в его кафе, Жакото преисполнился ко мне уважением, ибо ему сказали, что я писатель; узнав, что я уезжаю, он спросил, не напишу ли я что-нибудь о водах Экса. Я ответил, что это маловероятно, хотя и возможно. Тогда он попросил меня упомянуть о кафе, где он был старшим официантом, ибо, несомненно, это принесет большую пользу его хозяину. Я не только дал ему такое обещание, но и обязался в меру своих сил прославить лично его, Жакото. Бедный малый даже побледнел при мысли, что его имя будет напечатано когда-нибудь в книге.
Общество, которое я оставлял, покидая Экс, представляло собой странную смесь различных общественных слоев и различных политических убеждений. Однако представители потомственной аристократии, повсюду преследуемой и шаг за шагом вытесняемой аристократией финансовой, которая идет ей на смену, — так на скошенном поле прорастает новая трава, — были здесь в большинстве. Это означало, что карлисты составляли в Эксе самую сильную партию.
Сразу за ними шла партия собственников, состоящая из богатых парижских торговцев, лионских негоциантов и владельцев металлургических заводов в провинции Дофине. Все эти славные люди чувствовали себя весьма несчастными, так как «Конституционалист» не поступает в Савойю.[38]
Бонапартистская партия также имела нескольких представителей в этом сейме хронических больных. Бонапартистов сразу можно было распознать по недовольству, составляющему основу их характера, и звучащим как заклинание словам, которые они вставляют в любой разговор: «О, если бы изменники не предали Наполеона!» Это честные люди, которые ничего не видят дальше острия своей шпаги и мечтают о повторении триумфального возвращения с острова Эльбы для Жозефа или Люсьена, не понимая, что Наполеон принадлежит к тем историческим личностям, которые оставляют после себя семью, но не наследников.
Республиканская партия была явно наиболее слабой, и ее представлял, если не ошибаюсь, я один. К тому же, поскольку я не был вполне согласен ни с революционными взглядами «Трибуны», ни с американскими теориями «Национальной газеты», снимал шляпу, проходя мимо распятия, и заявлял, что Вольтер сочинял плохие трагедии, меня считали всего-навсего утопистом.
Разграничительная линия была особенно заметна среди женщин. Между собой уживались лишь Сен-Жермен-ское предместье и предместье Сент-Оноре, ведь потомственная и военная аристократия — сестры, тогда как аристократия финансовая — внебрачная дочь. Мужчин, однако, сближали азартные игры: за зеленым сукном не существует каст, и тот, кто делает наибольшие ставки, считается самым знатным. Ротшильд пришел на смену семейству Монморанси, и если бы завтра он отрекся от веры своих предков, то послезавтра никто не стал бы оспаривать у него звание славнейшего барона христианского мира.
Размышляя обо всех этих различиях, я успел подкатить к Шамбери, но, поскольку на голове у меня была вся та же серая шляпа, мне недостало смелости там остановиться. Однако, проезжая по городу, я заметил, что хозяин гостиницы, поместивший на вывеске своего заведения слова «У герба Франции», сохранил на ней три геральдические лилии старшей королевской ветви, которые народ столь решительно стер с герба младшей.
В трех льё от Шамбери мы проехали под сводами туннеля, проложенного в горе: он имеет в длину шагов сто пятьдесят. Строительство этого туннеля, начатое при Наполеоне, было завершено теперешним савойским правительством.
Сразу по другую сторону горы лежит деревня Лез-Эшель, а в четверти льё от нее — полуфранцузский, полу-савойский городок. Границей между двумя королевствами служит река; перекинутый через нее мост охраняется с одного конца савойским часовым, а с другого — французским. Поскольку ни тот, ни другой не имеет права вступать на территорию своего соседа, они важно приближаются к середине моста, а затем, дойдя до пограничной черты на мостовой, поворачиваются друг к другу спиной, расходятся в противоположные стороны и повторяют этот маневр в течение всего своего дежурства. Признаться, я с удовольствием увидел красные штаны и трехцветную кокарду одного из этих часовых, свидетельствующие о том, что передо мной находится соотечественник.
Вскоре мы прибыли в деревню Сен-Лоран; именно там приходится оставлять экипаж и пересаживаться на верховых животных, чтобы добраться до монастыря Ла-Гранд-Шартрёз, до которого остается проехать еще четыре льё. Но в деревне не оказалось ни одного мула: всех угнали на какую-то ярмарку. Это не имело большого значения для нас с Ламарком, так как мы достаточно хорошие ходоки, но было далеко не безразлично для дамы, которая нас сопровождала. Однако она смирилась с необходимостью идти пешком. Мы наняли проводника, взявшегося нести наши вещи, упакованные в три свертка, которые он соединил в один. Было около половины восьмого: до наступления темноты оставалось лишь два часа, а идти предстояло целых четыре.
Долина Дофине, в которую вклинивается картезианский монастырь, может выдержать сравнение с самыми мрачными швейцарскими ущельями; она не менее живописна и отличается такой же богатой растительностью и таким же величием окрестных вершин; однако дорога к монастырю, несмотря на свою крутизну, гораздо удобнее альпийских дорог, ибо она имеет в ширину не менее четырех футов. Так что идти по ней днем нисколько не опасно, и, пока было светло, все шло у нас прекрасно. Однако в конце концов темнота сгустилась, причем произошло это раньше времени из-за сильнейшей грозы. Мы поинтересовались у проводника, нельзя ли нам где-нибудь укрыться, но на дороге не было ни одного дома, и нам пришлось идти дальше: до монастыря оставалась еще половина пути.
Последняя часть подъема была ужасна. Вскоре полил дождь, а с ним наступила и непроглядная тьма. Наша спутница уцепилась за руку проводника, Ламарк взял под руку меня, и мы двинулись дальше парами, ибо дорога была недостаточно широка для того, чтобы идти вчетвером бок о бок; справа от нас тянулась пропасть, глубины которой мы не знали, а на дне этой пропасти ревел поток. Ночь была так темна, что не видно было дороги под ногами, а белое платье дамы, указывавшее нам путь, мелькало впереди лишь при свете молний, которые, к счастью, сверкали так часто, что в этой грозовой ночи было столько же света, сколько и тьмы. Прибавьте к этому аккомпанемент грома, раскаты которого множило эхо, удесятеряя его и без того оглушительные удары: казалось, что близится Страшный суд.
Послышавшийся звон монастырского колокола возвестил, что мы приближаемся к цели. Полчаса спустя мы различили при вспышке молнии огромное здание древнего монастыря, возвышавшегося всего лишь в двадцати шагах от нас; ни малейшего шума не доносилось оттуда, кроме ударов колокола, ни единого проблеска света не было видно в его пятидесяти окнах: казалось, что это заброшенная обитель, где разыгрались злые духи.
Мы позвонили. Дверь открыл монах. Мы уже собирались было войти, но тут он заметил нашу даму и тотчас захлопнул дверь, словно в монастырь явился сам Сатана. Картезианцам воспрещено принимать у себя женщин; один-единственный раз в их обитель проникла женщина, переодетая мужчиной; когда после ее ухода монахи узнали, что их устав был нарушен, они выполнили в залах и кельях, куда она заходила, обряд изгнания бесов. Только дозволение папы может открыть дверь монастыря женщине, этому врагу человеческого рода. Герцогине Беррийской и той в 1829 году пришлось прибегнуть к такому средству, чтобы осмотреть Ла-Гранд-Шартрёз.
Мы пребывали в большом затруднении, как вдруг дверь снова отворилась. Появился другой монах, с фонарем в руке, и отвел нас во флигель, находившийся в пятидесяти шагах от обители. Там ночуют все женщины, которые, как и наша спутница, стучатся в дверь монастыря Л а-Гранд — Шартрёз, не зная суровых правил последователей святого Бруно.
38
В Савойе получают лишь две газеты — "Французскую газету" и "Ежедневную". (Примеч. автора.)