Страница 45 из 144
— Так ты проигрался, Поль? — спросил молодой человек, сидевший за соседним столиком.
— Потерял три тысячи франков…
— А ви играете? — спросил меня немец.
— Нет, сударь.
— Почему?
— Я недостаточно беден, чтобы мечтать о выигрыше, и недостаточно богат, чтобы позволить себе проигрыш.
Он внимательно посмотрел на меня, одним залпом выпил кружку пива, выпустил клуб дыма, поставил локти на стол, положил подбородок на руки и важно произнес:
— Ви правы, молодой шеловек! Шакото!..
— Сию минуту, сударь!
— Еще пива и сигару.
Жакото принес ему шестую сигару и четвертую бутылку пива, предложил огня и откупорил бутылку.
Пока я пил настойку, двое наших попутчиков подошли к моему столику и хлопнули меня по плечу; с дюжиной приятелей, встреченных ими в Эксе, они собрались ехать на следующий день купаться на озеро Ле-Бурже, расположенное в полульё от города, и пришли спросить, нет ли у меня желания присоединиться к ним. В моем согласии можно было не сомневаться; я лишь поинтересовался, как мы туда доберемся, и услышал в ответ, что мне ни о чем не надо тревожиться: все улажено. Пребывая в этой уверенности, я отправился спать.
Наутро я был разбужен громким шумом под моим окном. На этот раз вместо имени Жакото звучало мое собственное, и не менее тридцати голосов что есть силы выкрикивали его, стараясь, чтобы оно донеслось до моего третьего этажа. Я соскочил с кровати, полагая, что в доме пожар, и подбежал к окну. Тридцать — сорок наездников верхом на ослах выстроились в два ряда на площади, перегородив ее во всю ширину. Такое зрелище привело бы в восторг самого Санчо. И все они приглашали меня присоединиться к их компании.
Я попросил на сборы пять минут, которые и были мне предоставлены, а затем спустился вниз. С необычной предупредительностью, которую читатель оценит ниже, в мое распоряжение была предоставлена великолепная ослица по кличке Кристина. Маркиз де Монтегю, сидевший верхом на горячем породистом жеребце вороной масти и единодушно провозглашенный генералом, командовал всем нашим отрядом; он дал сигнал к отъезду, обратившись к нам с тем кратким напутствием, что в ходу у полковников кирасир:
— Вперед! По четверо в ряд, рысью, если желаете, галопом, если можете!
Мы и в самом деле тронулись в путь, причем каждого из нас сопровождал мальчишка-погонщик, коловший осла булавкой сзади. Десять минут спустя мы были на озере Ле-Бурже; правда, выехало нас из Экса тридцать пять, а на место прибыло лишь двенадцать: по дороге пятнадцать наездников вылетели из седла, а восемь остальных никак не могли заставить своих ослов перейти с шага на более быстрый аллюр; зато моя Кристина неслась, как конь Персея.
Швейцарские и савойские озера с их голубой прозрачной водой, сквозь которую можно разглядеть дно на глубине восьмидесяти футов, — это подлинное чудо. Нужно оказаться, подобно нам, на берегах такого озера, храня еще воспоминание о купанье в нашей грязной Сене, чтобы представить себе, с каким наслаждением мы бросились в его воды.
На противоположном берегу виднелось довольно примечательное здание; я с головой погрузил в воду одного из своих спутников и, едва он вынырнул, спросил у него, что это за сооружение. Приятель не остался в долгу: он надавил мне руками на макушку, а ногами — на плечи и отправил меня на глубину пятнадцати футов, а затем, воспользовавшись моментом, когда моя голова снова показалась над поверхностью озера, ответил:
— Это Откомб, усыпальница герцогов Савойских и королей Сардинских.
Я поблагодарил его.
Было предложено позавтракать в Откомбе, а затем посетить королевские гробницы и перемежающийся родник. Но лодочники предупредили нас, что от осмотра последней достопримечательности нам придется отказаться, ибо неделю тому назад источник иссяк из-за наступившей жары — двадцати шести градусов выше нуля. Тем не менее предложение было единодушно принято, хотя при этом прозвучало весьма разумное замечание одного из нас, что утолить аппетит таких тридцати пяти молодцов, как мы, яйцами и молоком, единственными съестными припасами, которые, по всей вероятности, можно найти в бедной савойской деревушке, будет нелегко. И потому в Экс был отправлен мальчишка с двумя ослами; мальчику вручили записку для Жакото с просьбой послать нам по возможности сытный завтрак; оплатить расходы предстояло тем, кто свалится на обратном пути со своего осла.
Как нетрудно догадаться, мы прибыли в Откомб раньше нашего посыльного и, чтобы не терять времени даром, направились к церкви, где находятся гробницы.
Хотя эта прелестная церквушка построена в недавнее время, выдержана она в готическом стиле. Если бы ее стены приобрели тот темный налет, какой лишь череда прошедших веков способна оставить на камнях, ее можно было бы отнести к концу пятнадцатого века.
При входе в нее наталкиваешься на гробницу ее основателя, короля Карла Феликса: так и кажется, что, доверив этой церкви прах своих предков, он, последний представитель династии, пожелал как благочестивый сын охранять у двери останки своих пращуров, род которых насчитывает более семи столетий.
По обеим сторонам прохода, ведущего к клиросу, стоят великолепные мраморные надгробия, на которых возлежат мраморные изваяния савойских герцогов и герцогинь; в ногах у герцогов лежит лев, олицетворяющий храбрость, в ногах у герцогинь — левретка, символизирующая верность. Те же, кто избрал путь святости вместо поприща брани, облачены, в знак смирения и перенесенных страданий, во власяницу и обуты в сабо; за редким исключением, эти скульптуры прекрасно выполнены и поражают своей силой и непосредственностью; однако, словно для того, чтобы вступить в спор с ними и опровергнуть подобную трактовку образа и историчность костюмов, над каждой гробницей высечен одним из нынешних художников венчающий ее овальный или квадратный барельеф со сценами войны или покаяния, взятыми из жизни того, кто покоится под этим могильным камнем. Герой, избавленный от безвкусных доспехов, которые покрывают его на надгробной статуе, сражается в греческом одеянии, держа в руке меч или дротик и стоя в академической позе Ромула или Леонида. Видимо, нынешние художники слишком горды, чтобы подражать старым мастерам, и наделены слишком пылким воображением, чтобы стремиться к правдоподобию. Да смилостивится над ними Господь!
Внутри церкви мы встретили нескольких монахов, молившихся за упокой души своих прежних сеньоров. Это были монахи из цистерцианского аббатства, расположенного по соседству с церковью: им вменяется в обязанность поддерживать в ней порядок; аббатство было основано в начале двенадцатого века и дало миру двух пап: Гоффредо ди Кастильоне, избранного конклавом в 1241 году и принявшего имя Целестина IV, и Джованни Гаэтано Орсини, восшедшего на папский престол в 1277 году под именем Николая III.
Пока мы осматривали аббатство и расспрашивали монахов, наша провизия была доставлена, и в трехстах шагах от монастыря, под сенью каштанов, для нас готовилось великолепное угощение. Услышав эту приятную новость, мы тотчас простились с преподобными отцами и бодрым шагом поспешили в указанное место. Перемежающийся родник остался слева от нас. Я все же удосужился взглянуть на то место, где он выходит на поверхность, и встретил там своего вчерашнего немца; с сигарой во рту и заложив руки за спину, он уже три часа стоял, терпеливо ожидая, когда же, наконец, потечет вода: ему забыли сказать, что источник пересох еще неделю тому назад.
Я присоединился к моим товарищам, возлежавшим, подобно римлянам, вокруг пиршественного стола; одного взгляда на разложенные яства было достаточно, чтобы отдать справедливость Жакото: он был из породы тех редких людей, которые поистине достойны своей славы.
Когда все припасы были съедены, вино выпито и бутылки разбиты, мы подумали о возвращении и вспомнили о нашем утреннем уговоре: а именно, тем, кто на обратном пути свалится с осла, вменялось в обязанность уплатить долю тех, кто удержится в седле. Подводя итоги, следовало признать, что наш завтрак с полным основанием заслужил право именоваться пикником.