Страница 22 из 144
— Как! Неужели это в самом деле медвежатина?
— Да, медвежатина.
— Не может быть.
— Клянусь честью.
— Что ж, она превосходна.
В этот миг хозяина позвали к общему столу, и он, преисполнившись уверенности, что я воздам должное его любимому блюду, оставил меня наедине с бифштексом. Он вернулся, когда три четверти бифштекса уже исчезли, и, продолжая наш прерванный разговор, сказал:
— Дело в том, что зверь, с которым вы сейчас имеете дело, был необыкновенным.
Я кивнул в знак согласия.
— Он весил триста двадцать фунтов!
— Отличный вес! — ответил я, продолжая спокойно есть.
— И поверьте мне, уложить его было нелегко.
— Охотно верю! — сказал я, отправив в рот последний кусок.
— Этот разбойник сожрал половину охотника, который его ранил.
Кусок выскочил у меня изо рта, словно его вытолкнула пружина.
— Черт вас побери! — вскричал я, повернувшись в его сторону. — Разве можно так шутить в присутствии человека, который ест!..
— Я не шучу, сударь, все обстояло именно так, как я говорю.
Я почувствовал, как в желудке у меня все перевернулось.
— Это был, — продолжал хозяин гостиницы, — бедный крестьянин из деревни Фули, по имени Гийом Мон£. Медведь, от которого теперь остался лишь тот кусочек, что лежит у вас на тарелке, повадился каждую ночь воровать у него груши, ведь эти звери не брезгуют никакой пищей. Тем не менее медведь предпочитал грушевое дерево сорта крассан. Кто бы мог подумать, что у такого зверя человеческие вкусы и он станет выбирать в саду тающие во рту груши? Но, к несчастью, крестьянин из Фули тоже из всех плодов больше всего любил именно крассаны. Сначала он решил, что это мальчишки совершают набеги на его сад, и потому достал ружье, зарядил его крупной солью и устроил засаду. Ближе к одиннадцати часам вечера со стороны горы послышалось рычание. «Смотри-ка, — подумал наш крестьянин, — в окрестностях бродит медведь». Спустя десять минут снова донесся медвежий рев, но на этот раз он раздался настолько близко и был таким громким, что Гийому явно не хватило бы времени добежать до дома, и потому он ничком бросился на землю, надеясь лишь на то, что медведь пришел за его грушами, а не по его душу. Так оно и было. Зверь показался почти тотчас в углу сада и, направившись прямо к злополучной груше, прошел в десяти шагах от Гийома; он проворно забрался на дерево, ветки которого затрещали под тяжестью его тела, и принялся так жадно поедать плоды, что Гийому стало ясно: после двух подобных визитов третий уже не понадобится. Насытившись, медведь медленно спустился с дерева, словно сожалея, что ему приходится расставаться с ним, вновь прошел мимо охотника, чье ружье, заряженное солью, в подобных обстоятельствах было совершенно бесполезно, и спокойно удалился в горы. Все это заняло около часа, но для человека этот час тянулся куда дольше, чем для медведя. Однако человек был не робкого десятка, и, глядя вслед удалявшемуся медведю, он вполголоса проговорил: «Что ж, убирайся, но так тебе это не пройдет. Мы еще встретимся».
На следующий день сосед, зашедший навестить Гийома, застал его за работой: тот распиливал на мелкие кусочки зубья вил.
«Что это ты тут делаешь?» — спросил он.
«Да так, решил позабавиться», — ответил Гийом.
Сосед взял кусочки железа, с видом знатока повертел их в руках и после минутного раздумья произнес:
«Послушай, Гийом, признайся честно, что эти железные обрезки предназначены для того, чтобы продырявить более жесткую шкуру, чем шкура серны».
«Все может быть», — ответил Гийом.
«Ты ведь знаешь, я ловкий малый, — продолжал Франсуа (так звали соседа), — так вот, если хочешь, я помогу тебе убить медведя: один человек хорошо, а два лучше».
«Как сказать», — заметил Гийом, продолжая отпиливать третий обрезок.
«Послушай, — не отступал Франсуа, — я отдам тебе целиком шкуру, и мы разделим только премию[26] и тушу».
«Я предпочитаю получить все», — сказал Гийом.
«Но ты не в силах помешать мне искать следы медведя в горах, и если я их найду, то устрою засаду на его пути».
«Это твое право».
И Гийом, закончив отпиливать третий обрезок, принялся отмерять заряд пороха вдвое больше того, какой обычно засыпают в карабин.
«Похоже, ты собираешься взять с собой солдатское ружье?» — спросил Франсуа.
«А как же! Три железных обрезка надежнее свинцовой пули».
«Ты испортишь шкуру».
«Зато убью наповал».
«И когда ты рассчитываешь отправиться на охоту?»
«Это я тебе скажу завтра».
«В последний раз спрашиваю: ты не передумал?»
«Нет».
«Предупреждаю: я иду искать следы».
«В добрый час».
«А может, все же пойдем вдвоем?»
«Каждый за себя».
«Прощай, Гийом!»
«Желаю удачи, сосед!»
Удаляясь, Франсуа видел, как Гийом засыпал двойную порцию пороха в свое ружье, зарядил в ствол три железных обрезка и поставил ружье в угол мастерской. Вечером того же дня, проходя мимо дома, он заметил Гийома, сидевшего на лавочке возле двери и спокойно курившего трубку. Франсуа снова подошел к соседу.
«Послушай, — сказал он. — Я не держу на тебя зла. Я нашел следы нашего зверя, так что ты мне больше не нужен. Однако я пришел еще раз предложить тебе действовать сообща».
«Каждый за себя», — повторил Гийом.
Все это в разговоре со мной поведал позавчера Франсуа, — пояснил хозяин гостиницы, — он сказал мне:
«Можете ли вы представить себе бедного Гийома, капитан? (Я ведь капитан городского ополчения, сударь.) А я вот так и вижу, как он сидит на скамейке перед домом, со скрещенными на груди руками и покуривая трубку, причем вижу так же ясно, как вас сейчас. И когда я подумаю… Боже мой!»
— Но что же было дальше? — спросил я хозяина гостиницы, живо заинтересовавшись этим рассказом, который пробудил во мне весь мой охотничий пыл.
— Сосед, — продолжал хозяин, — ничего не знает о том, чем занимался Гийом в тот вечер.
В половине одиннадцатого жена Гийома увидела, как он взял ружье, скрутил серый холщовый мешок, положил его под мышку и вышел из дома. Она не осмелилась спросить, куда он направляется, ибо Гийом не принадлежал к числу тех мужей, которые дают отчет женам.
Франсуа же в самом деле сумел отыскать следы медведя; он шел по ним до тех пор, пока они не привели его к саду Гийома, и, не имея права устроить засаду на землях своего соседа, он расположился в еловом лесу, находившемся на полпути между горой и садом Гийома.
Ночь была ясной, и вскоре он увидел, как его сосед вышел через заднюю дверь и направился к огромному темно-серому валуну, некогда скатившемуся с горы до самой середины сада и лежавшему теперь не более чем в двадцати шагах от грушевого дерева, а затем остановился у его подножия, осмотрелся по сторонам, проверяя, не следит ли кто-нибудь за ним, раскатал свой мешок, залез в него так, что снаружи остались только голова и обе руки, и, прислонившись к камню, до такой степени слился с ним в одно целое благодаря серому цвету мешка и своей полной неподвижности, что Франсуа, зная об его присутствии, не мог различить его. Так они провели четверть часа, ожидая появление медведя. Наконец, тот дал о себе знать продолжительным рычанием. Спустя несколько минут Франсуа увидел зверя.
Однако медведь то ли из осторожности, то ли потому, что он почуял присутствие второго охотника, не пошел своей обычной дорогой; более того, он описал дугу и, вместо того чтобы обойти Гийома слева, как это было накануне, на этот раз оказался справа от него, вне досягаемости оружия Франсуа, но на расстоянии не более десяти шагов от ружья Гийома.
Гийом не двигался. Охотник словно даже не заметил дикого зверя, которого он подстерегал и который, казалось, бросал ему вызов, пробираясь так близко от него. Медведь же, которому ветер дул навстречу, по-видимому не подозревал о присутствии врага и проворно направлялся к грушевому дереву. Но, когда он встал на задние лапы, а передними обхватил ствол дерева, открыв тем самым свою грудь, которую теперь уже не защищали его мощные плечи, со стороны валуна внезапно блеснула короткая вспышка света, и вся долина наполнилась грохотом выстрела из ружья, заряженного двойной порцией пороха, и рыком смертельно раненного зверя.
26
Правительство выплачивает премию в восемьдесят франков за каждого убитого медведя. (Примеч. автора.)