Кержак

– Пять сотен. Восемьсот у нас задействованы на жизнеобеспечении, постоянно что-то приходится латать. Поэтому триста человек выделить сразу вряд ли смогу.

– Пятую часть с возможностью ротации хватит на первое время. Я с мастерами поговорил, они помогут с тем, чтобы максимально быстро жилье для вас закончить.

– Тогда неплохо получается. Будет, чем скептиков убеждать. Не хочу из-под палки народ гнать. А если просто половина желающих съедет, остальные погибнут и быстро.

Когда небольшая группа мужчин выбралась на ближайшую площадь, к ним подошли трое крепышей. Одного из них Иван узнал: Дисма. Местный “серый кардинал” в любимой теплой кофте.

– Кержак, проблемы у нас.

– Большие?

– Боюсь, очень большие.

Так Осокин узнал, что раньше у него была белая полоса.

На площади перед центральной деревней бушевал митинг. Похоже, сюда собрались вообще все свободные от любой работы жители Отстойника.

– Чего хотят?

– Как обычно – чтобы жратвы побольше, делать поменьше и более удачливых соседей ограбить.

– Так ведь мы же никого особо и не трогали? Хочешь жить по-старому, никто не против.

– Это ты им скажи. Все технари и работяги для половины местных бомжей как бельмо в глазу. Каждый считает, что работает с утра до вечера, не покладая рук. Но при этом у кого-то уже и контейнер новый с освещением, и брикеты пищевые горой. А кто-то до сих пор баланду раз в день ест и в рванине ходит. Кстати, еще проблема. Щипач порадовался, что с Советом порешал и будет большим начальником. С братвой потолковал, в уши ему новые чинуши из Совета напели. Поэтому меня подвинул, с утра заявил, что теперь будет рулить сам. И еще подумает, какой данью обложить новые доки, чтобы обеспечить защиту и нормальную работу.

– Дань?.. Отличная новость, – вздохнул Иван, пробираясь по краешку толпы к ближайшим мосткам. Хотелось сверху посмотреть – что и как. – Не удивлюсь, если его соседи подбили из Предбанника.

– Не, Гарди не при делах, это точно. Ему с тобой ссориться резона нет, клан на твоих откатах нехило поднялся. И врачиха работает исключительно с прицелом на твоих шпанят. Если Тутси вздумают гайки прикрутить, им боком выйдет. Гарди проще тебя рядом держать, присматривать, чтобы куда не влез с концами. Просто наши внутренние дела мимо него идут. А я просохатил, не сообразил, что дураки хапнут власть и начнут коммами болты заколачивать.

Осокина заметили, когда он взобрался на второй ярус и начал разглядывать сотни голов под ногами.

– Кержак! Кержак пришел!

Толпа заволновалась, полетели презрительные выкрики, под конец общий недовольный гомон перекрыл истошный вопль:

– Ты зачем к нам чужаков притащил?! У нас что здесь, медом намазано? Пускай обратно проваливают!

– Это ты про кого? – спросил Иван, скрестив руки на груди.

– Семерочники прилетят, радиацию с собой притащат, болезни! Пусть дома остаются! Нахрен они здесь не сдались!

– Считаешь, что тебя объедят?

– Именно! – проревели в ответ. Из общего сумбура можно было вычленить: – Самим еды мало! На разборке какой день даже пару чеков не перехватишь! Барахолка хабар не берет, блатные своим лотки забили…

Когда крики чуть стихли, Осокин прокашлялся и громко спросил:

– Народ, а что вы толпой на одного. Может, у вас кто из выборных есть? Чтобы общее мнение озвучил, чтобы ответ держал и с кем можно проблемы обсудить? Я за свою семью отвечаю, за тех мастеров, кто в новом доке работает. За Семерку – вот человек рядом, кто тоже готов поручиться… Есть кто главный, я подойду, мне не трудно.

Озадачив взбудораженных людей выборами “правильного представителя”, Иван тихо спросил у Загама:

– Ты меня наверняка убить захочешь, но я все же узнать хочу. Ваш реактор полгода проживет? Или там вообще хана?

– О чем ты?

– Понимаешь, если бы здесь сто доходяг прыгало, я бы внимание не обратил. Но тут больше половины жителей Отстойника. Те, кто вряд ли изменит старые привычки и захочет перестроиться. Кто решился новым заняться, уже какой месяц как вкалывает. Что-то строят, варят, клепают. Профессии получают. А эти – они будут воровать, глотки драть и твоих людей по темным коридорам резать. Их не переделать. А я просто не знал, насколько все плохо. Зациклился на технарях и работягах, кто надрывая жилы семьи поднимает. Остальным же и так хорошо.

– Это уразумел. Про реактор ты к чему разговор завел?

– Если твои ехать не хотят и Семерку подшаманить можно, то можно рокировку сделать. Не ты к нам, а мои люди на вашу территорию. Три базы для сложного оборудования точно есть. Значит, спецы будут, кто сможет и реактор, и магистральные энерговоды обслуживать. Будет электричество, разберемся с фильтрами, воды и кислорода прикупим. Возродим станцию без того, чтобы в войну ввязываться.

– Да. Радикально… И если я не соглашусь на новое предложение?

– Тогда мы на пепелище уйдем. Здесь жизни точно не будет… Свербело же у меня в подкорке что-то. И шептались, и даже стену разрисовывали. Не стал я своим для отребья, как ни старался. Чужак, вздумавший помогать тем, кому это нахрен не сдалось.

– Мне надо подумать.

– Думай. Я сейчас толпу успокою, потом в доках закроемся. Туда при всем желании просто так не ворвешься. Снизу разборщики территорию не позволят просто так захватить. Поэтому для нас передышку получим. И надо думать.

Спустившись по лестнице вслед за Иваном и Дисмой, некоронованный диктатор Семерки задал единственный вопрос:

– Я одно не пойму, чего ты не плюнешь на все и с семьей к Чистым не съедешь? Денег у тебя должно хватить. Может быть даже на билеты на балкер наскреб.

– Потому что я малышне обещал корабль построить и к звездам отправить, кто захочет.

– Тогда пригони дрон с пулеметом и шарахни разок. У тебя же есть.

Осокин покрутил пальцем у виска:

– Это у тебя единственный вариант проблемы решать, да? Знаешь, если я попрошу, молодняк запросто за оружие возьмется. И пойдет убивать родителей, если решит, что те пытаются будущее отобрать и обратно в отходы с башкой заталкивают. Но мне убийцы не нужны. Я пытаюсь из крысят людей вырастить. Зверья и без этого хватает. Вон, полная площадь. Только дай повод – порвут и не заметят… Нет, Загама, я кровь лью, когда других вариантов нет. Слишком дорого за такое потом платить приходится.

На освободившемся пятачке в первых рядах стояли самые шебутные. Сбоку пристроился Щипач с ручным иглометом в поясной кобуре.

Иван торчал напротив, выслушивал сумбурные претензии, которые постоянно перебивали выкрики из-за спин. Наконец, когда накал страстей немного утих, поднял руку и заявил:

– Я понял вас, соседи. Расклады такие, что моя работа и новые переселенцы местных не устраивают. И хотя вроде договаривались со всеми, предлагали подшабашить и даже целую стену вакансиями исписали, но раз общество не одобряет, то предлагаю простой выход. Нет желания людей с Семерки принимать – значит, никто и не поедет. Переиграем это… Не хотите, чтобы я новые железки сам на барахолке сбывал – ладно. Буду сдавать мусорщикам, те уже дальше продавать станут. Мало того, я даже съеду с деревни, чтобы никого не напрягать. Через месяц мы стены доклепаем в доках и переберусь… Так ладно выходит, всех устраивает?

– Точно Семерка не припрется?

– Что далеко ходить, вот их человек. Загама, дома остаетесь?

– Остаемся, – мрачно кивнул бритый крепыш, пытаясь понять, что и как придется говорить несостоявшимся переселенцам.

– Тогда предлагаю закончить митинг. Вы сказали, что волнует, я вас услышал. Вы условия назвали, я их принял. Всем миром решили, претензий вроде больше не имеем. Так?

Толпа довольно зашумела. Стоявшие поближе передавали задним рядам: “не будет переезда, кержак на попятную пошел”.

– Единственное, хочу Щипача сразу попросить, чтобы он за порядком присмотрел. Чтобы ни меня, ни людей моих не обижали. Он теперь вроде за главного среди братвы, так пусть постарается. А я, когда выборы в Совете будут и станут бумажки по станции подписывать, поддержу. Должность-то пока еще не утвердили. Да и веры Чистым мало – они и ко мне подкатывали, разное обещали. Лучше друг за друга держаться, правильно говорю?