Болотник

Первое, что мы сделали, это оттолкали «Победу» и попытались открыть гараж. На удивление ключ я подобрал с первого раза, а замок легко открылся. Открыв ворота, я понял, что начинать надо было именно с гаража. Гараж был по-хозяйски аккуратно убран. Вдоль стен стояли стеллажи, и они были не пустые. Да они просто были забиты под завязку. Какие-то запчасти, лопаты и горы другого инструмента, канистры, ящики и мешки, автомобильная резина, охотничьи профиля и капканы, рыболовные снасти. И самое главное вдоль дальней стены гаража на верстаке лежала пила «Дружба», и разобранный лодочный мотор. На стене, на специальном креплении висел еще один мотор, размером побольше. Степан как специалист, пояснил, что большой мотор, это новая «Москва», а тот что лежал, вместе с пилой на стеллаже — «Кама». По своей сути разобранный мотор представлял собой бензопилу «Дружба», к которой вместо полотна с цепью прицепили ногу с гребным валом.

— Охринеть — только и смог вымолвить Иваныч.

— Богато мужик жил — сказал Семен, направляясь к стеллажу с бензопилой и моторами — повезло тебе Кирюха. Мотор просто ох….ный. — восхищённо добавил он, проводя рукой по «Москве».

— А ведь тут не только от «Победы» запчасти. Вот резина явно от чего-то побольше — вставил свои пять копеек Андрей — не знал бы, что ты этот гараж только сейчас открыл, подумал бы, что ты какую-то автобазу грабанул — и заржал как конь, над своим ментовским юмором.

Я сам потрясённо разглядывал свалившееся на мою голову богатство. Возможно мужики и не разбирались, но я-то заметил, что в основном тут лежали агрегаты и ЗИПы от армейских машин. Вон, двухсторонний точильный станок, явно с ПРАМа снятый. Резина от ГАЗ 66. И от «69» тоже 4 баллона. Я поспешил завершить экскурсию.

— Ну не получилось меня поймать и ладно. Потом меня за что ни будь посадишь. Какие твои годы Андрюха? — и засмеялся — Почему, стоим? Почему вы порядок не убираете? За работу мужики. Солнце еще высоко.

С содержимым гаража решил разобраться позже, время поджимало. Пилу сразу пустили в дело. Она была в приличном состоянии, и самое главное заправлена топливом под завязку и завелась с первого раза. С бензопилой дело пошло веселее. Я с Андреем орудовал ломом и топором, подтаскивая обгоревшее дерево на стапель. Степан пилил, а Иваныч складывал паленья в дровницу. За день мы конечно не управились, но удалось сделать основное. Остальное добью за неделю. Помывшись вечером в бане, накормив и напоив, я с благодарностью проводил мужиков.

Пришло время разбирать подарки. В гараж я зашел уже когда было темно, пришлось кидать переноску с бани. Нет, свет там тоже когда-то был, но обгоревший провод вел в то, что осталось от дома. Не гараж, а пещера Алладина.

В мешках было армейское снаряжение. Палатки, плащ накидки, обмундирование на разные времена года и разных родов войск, в основном офицерское, была даже маскировочная сеть. Резиновая десантная лодка. В армейских ящиках, аккуратно как в аптеки лежали запасные части от машин и механизмов, завернутые в вощённую бумагу и покрытые солидолом. Отдельно были сложены дефицитные в это время строительные материалы, шурупы, болты, гвозди и скобы, лампочки и патроны к ним, всего и не перечислишь. Шесть баллонов от шишиги, пять баллона от «козлика». На самом верхнем стеллаже над воротами нашлось охотничье снаряжение и пару ружей «горизонталок» двенадцатого калибра в чехлах. Одна советская ТОЗ-34 и немецкий «Голанд-Голанд». Мелкокалиберная винтовка ТОЗ-8. Несколько коробок с патронами и гильзами. Оснастка для их снаряжения. Упакованный такой гараж. Что с этим делать предстояло еще разобраться, но уже было ясно. Полковнику было за что переживать и чего боятся. Я задумчиво посмотрел на амбар. Открывать его буду один. Мужики и так уже много видели. Мне конечно не смогут ни чего предъявить. Я чист перед законом. Был до сегодняшнего дня. Если завтра я заявлю в милицию, то чистым и останусь. С другой стороны, пока ни чего криминального не нашел. Оружие надо сдать обязательно, остальное пока пусть полежит. Откровенно на криминал не тянет. А ещё надо найти прапорщика Савельича и поговорить по душам. Он наверняка был в теме. Как бы глупостей не наделал. Он ведь знает, что у дома новый хозяин.

— В амбаре тоже уже посмотрел? — отвлек меня от размышлений хриплый голос. Я вздрогнул и обернулся. Голос слышался с внутренней стороны двора.

— Эх, говорил я Димке, что плохо всё кончится. Гребанный пожар! Гребанная жадность! Бери теперь грех на душу на старости лет — я рассмотрел говорившего. Крепкий мужик. В бесформенном плаще. Из-за темноты лица не разглядеть. В руке мужик держал пистолет ТТ, направленный мне прямо в лицо.

Бежать не куда. Я внутри гаража. Тут даже не спрячешься. Весь на веду. Я поднял голову на стеллаж с оружием.

— Ну чего ты как маленький? Не успеешь ведь — грустно усмехнулся мужик — хотя стоило бы тебе дать шанс. Не охота в безоружного стрелять. Может и повезло бы тебе.

— Ну так не стреляй, Савельич — сказал я, соображая, что делать.

— Знаешь меня уже? — напрягся мужик — Кто еще знает? Дружки твои?

— Никто не знает, я сам догадался. Вот веришь, нет, только про тебя думал. — я сел на табурет возле стеллажа.

— Чего думал то? Чего-то спокойный ты слишком.

— Вот думал зачем ты, полковника застрелил? Думал зачем следы так плохо замел? Вон сколько всего осталось — я показал рукой вокруг себя и зло уставился на Савельича. Выхода не было.

— Что я сделал?! — Савельич задохнулся от возмущения — да я Димке был жизнью обязан, он мне как брат был! Я бы за него пулю принял не думая! Да как ты смеешь тварь! Конец тебе паскуда!

— А что думать то ещё?! Ты на месте пожара, говорят, первый был. Подозрительно это. Меня вот убивать пришёл. А за что? За то, что я ваши делишки со складами вскрыть могу. Тут ведь — я оглянулся по сторонам — и на расстрел накопать могут. Я еще толком не смотрел здесь, а уже всё понял. Вот и в амбаре еще что-то есть, сам сказал. А думаю я, что не поделили вы что-то с подельником, вот ты его и грохнул. Себе то не ври, герой.

— Не убивал я его! Пожар этот, будь он проклят. Проверка приехала. Запаниковал командир. Я его спасти хотел, не успел вот только.

— Ну да. Удачно получилось. Он сам. Сам себя подстрелил, сам улики сжечь хотел. Ты вообще ни причем. Весь белый и пушистый. Ко мне так пришёл, в гости, пистолетиком своим похвастаться.

— Я на зону не пойду. Старый я уже, если даже не расстреляют, живым оттуда не выйду. Мне терять нечего. Так, что извиняй парень. У меня другого выхода нет. Грохну тебя и снова всё подожгу — Савельич поднял пистолет.

— Погоди. Успеешь ещё. Мне всё равно не сбежать — поднял я руки перед собой — Выход всегда есть. Надо просто подумать. Давай вместе. Тебе умирать не охота, так и мне тоже, молодой я еще.

— Что предлагаешь? Запомни, я тебе не верю. Ты сейчас всё что угодно пообещаешь, что бы я тебе не убивал. — Савельич явно тянул время. Захотел бы, уже бы застрелил. Надо, что-то срочно придумать. Тело было ватное, а голова от стресса и адреналина соображала туго. Он ищет любую зацепку, лишь бы не стрелять, понял я. Неохота ему убийцей становится.

— Проверка уехала уже? — спросил я.

— Уехала и что?

— И что накопали?

— Ничего не накопали. Всё на командира свалили, суки. Плохая, блядь, организация противопожарных мероприятий. Под завязку груженные уехали в Москову, суки, замполит подсуетился, прикрыл себе жопу.

— А чего ты тогда суетишься? Пожар же всё списал? Или не всё?

— Это пока, пожар всё списал. А ты в милицию пойдешь и снова копать начнут. И накопают. Чего там копать, все почитай тут лежит. Говорил я Зинке, не продавай! Дай мне время. Дура баба. Думает, что раз, продала дом и на участок больше года не ходила то и проблемы её не касаются. И мне ни чего сделать не давала. Идиотка.

— Вот подумай Савельич, убьёшь ты меня, проблемы решишь? Нифига. Я умер или пропал, пожар второй раз за год на одном месте, по любому рыть начнут. И всё ведь не сгорит, смотри сколько железа тут. И даже после пожара будет ясно откуда это. Что так, что этак, ни хорошо выходит. А я ведь выход могу предложить. Мне это тоже отдавать не с руки. Мне дом построить надо. Машину отремонтировать. Не сдам я тебя Савельич. Если поделишься. Жена полковника я думаю тоже молчать будет — я старательно изображал из себя жадного до чужого добра еврея.