Страница 28 из 49
Бисмарк и не надеялся задавить социалистическое движение в Германии одними только полицейскими мерами. Он не был похож на шаблонных бюрократов и понимал, что немецкий социализм имеет слишком глубокие корни, чтобы задавить его одними репрессиями. На выручку пришла школа катедер-социалистов, которые в противоположность манчестерцам доказывали, что государство в своих собственных интересах должно вмешаться в борьбу между трудом и капиталом в защиту первого и законодательным путем гарантировать интересы рабочих. Во главе этой школы стояли крупнейшие политико-экономисты Германии (Шмоллер, Вагнер, Шефле, Брентано, Гельди др.), и Бисмарк оказался их понятливым учеником. В объяснительной записке, которая была приложена к законопроекту страхования от несчастных случаев (1881 г.), говорилось, что цель разумной политики должна заключаться в том, чтобы «внушить неимущим классам… тот взгляд, что государство — учреждение не только необходимое, но и творящее добро» и что положительная задача государства заключается в «укреплении благосостояния всех его членов, и особенно слабых и нуждающихся в помощи». В тронной речи, которую Бисмарк сочинил для Вильгельма в том же 1881 г., было также определенно заявлено, что «исцеления общественных зол следует домогаться не одним подавлением крайностей социал-демократии, но также и путем положительного содействия благосостоянию рабочих». Такие заявления обязывали к очень многому. Но когда дело дошло до практического осуществления заявленных принципов, то обычная энергия покинула Бисмарка и он не пошел дальше нескольких робких и незначительных начинаний. Причина этого заключалась в том, что Бисмарк вступил на путь социальной политики недобровольно, а под давлением обстоятельств, из боязни роста социал-демократического движения. Он больше всего думал о том, как бы ограничиться минимальными уступками, которые вызвали бы у рабочих благодарность по отношению к государству, не избавляя их в то же время от условий приниженного существования, не внушая им преувеличенных понятий об их силе и достоинстве и не поднимая их правового самосознания. Настоящая демократия никогда не могла вызвать в душе Бисмарка искренних симпатий, и если он протягивал им теперь одну руку помощи, то рабочие не могли забыть, что в другой его руке лежал камень в виде исключительных мер против социал-демократов. При таких условиях его политика защиты труда не могла ни вызвать доверия в среде рабочих, ни принести значительных результатов в смысле улучшения их экономического благосостояния. У него и мысли не являлось гарантировать пролетариату отсутствие безработицы, несмотря на то, что в годы кризисов безработица являлась одним из самых тяжелых зол для пролетариата; он упорно не хотел согласиться на обязательное установление праздничного отдыха для рабочих. «Запрещение работы по воскресеньям, — заявлял он, — ив субботу после обеда… на практике натолкнется на столь многие препятствия и повлечет за собою столь существенное вмешательство в свободу каждого отдельного лица, что может a priori считаться невыполнимым». Он противился также установлению десятичасового рабочего дня и запрещению ночных работ для женщин и детей; он не был согласен также и с необходимостью обязательного посещения школы детьми и подростками, занятыми в производстве. Даже и институт обязательной фабричной инспекции вызывал его неодобрение. «Я считаю заблуждением думать, — писал он, — что затруднения между работодателями и рабочими можно разрешить созданием нового класса чиновников, который носит в себе все зародыши бюрократических злоупотреблений». Он, конечно, всеми силами противился превращению рабочего вопроса из вопроса о желудке (Magenfrage) в вопрос о культуре (Kulturfrage). Меры, которые могли бы поднять культурный уровень рабочих, он считал выходящими за пределы рабочего вопроса. «Борьба работодателей и рабочих, — писал он, — вращается, главным образом, вокруг высоты участия каждой стороны в доходе и размере труда, которого можно требовать от рабочего…»
Еще до того, как Бисмарк вступил в новую эру своего социально-политического мировоззрения, в 1877 г. социал-демократы представили в рейхстаг довольно широкий законопроект об улучшении участи рабочих (десятичасовой рабочий день, учреждение примирительных камер и промышленных судов, установление обязательной фабричной инспекции, свободы профессиональных организаций); в следующем году под влиянием этих требований была запрещена truck-system, усилена ответственность за нарушение контракта и принято в принципе обязательное введение фабричной инспекции, что на практике свелось к назначению всего 30 правительственных инспекторов. Бисмарк скрепя сердце соглашался и на это; он предпочитал ограничить дело помощи рабочим введением обязательного страхования на случай болезни, увечья, старости и неспособности к труду[17]. В институте обязательного страхования подчеркивалась забота государства о рабочих и в то же время помощь давалась в таком виде, что от нее никак нельзя было ожидать подъема культурного сознания рабочих. Поэтому мысль об обязательном страховании рабочих вполне удовлетворяла Бисмарка, и на проведении ее в жизнь он сосредоточил все свои усилия. Для облегчения задачи Бисмарк создал в 1880 г. для Пруссии особый народнохозяйственный совет (Volkswirtschaftsrat). Он должен был играть роль советника правительства в хозяйственных делах. В нем было 75 членов, 45 из которых выбирались различными экономическими учреждениями, а 30 назначались министром (из этих 30, как особенно настаивал Бисмарк, 15 должны были обязательно принадлежать к ремесленникам или рабочим). Бисмарк хотел, кроме прусского совета по хозяйственным делам, создать такой же совет для всей империи, но рейхстаг отказался дать на это нужные кредиты, заподозрив Бисмарка в желании создать «побочный парламент» (Nebenpariament). Прусский народно-хозяйственный совет тоже был в скором времени распущен, но ему все-таки удалось выработать законопроект о страховании рабочих, который был затем внесен в рейхстаг (1881 г.). Рейхстаг принял этот законопроект с такими изменениями (была отвергнута идея государственной субсидии при выдаче страховых премий), что Бисмарк предпочел взять весь законопроект обратно. Он был принят по частям в следующих рейхстагах: закон о страховании на случай болезни в 1883 г., на случай увечья в 1884 г., на случай старости и неспособности к труду в 1889 г. Законами от 1885–1887 гг. страхование было распространено на некоторые частные категории рабочих и служащих, которые в первоначальных законах не предусматривались (на служащих на путях сообщения, на земледельческих, лесных и строительных рабочих, на моряков и судоходных рабочих). Принцип государственной субсидии был теперь сохранен; остальные суммы, необходимые для уплаты страховой премии, складывались из взносов от рабочих и предпринимателей. Во время прений с целью прочнее закрепить свой союз с католиками Бисмарк неустанно подчеркивал, что проводимые им меры являются актами христианской благотворительности, «практическим христианством» и даже рекомендовал членам рейхстага «почитать Библию», чтобы оттуда почерпнуть аргументы в пользу социального законодательства. На социал-демократов такие заявления Бисмарка производили, конечно, глубоко отрицательное впечатление, и они встретили проекты Бисмарка жестокой критикой, рассматривая их как своего рода ловушку, в которую канцлер хотел заманить рабочий класс. То, в чем они видели право рабочих, Бисмарк преподносил как благодеяние со стороны государства. С такой точкой зрения они согласиться не могли. Поэтому с изданием новых законов социал-демократическая агитация нисколько не ослабела и социализм пускал все более глубокие корни среди германского пролетариата.
Чтобы покончить с политикой Бисмарка в царствование Вильгельма I, нам надо дать еще общую характеристику его международной политики. После войны 1870 г. Германия стояла на вершине военной славы, но Бисмарк был слишком осторожным политиком для того, чтобы почить на лаврах. После победоносных войн Бисмарк, несмотря на все свои заигрывания с Россией и Италией, несмотря на всю свою умеренность по отношению к Австрии, боялся, как бы против Германии не возникла могущественная коалиция, похожая на времена Семилетней войны. От этой опасности ее нужно было застраховать. Прежде всего он направил свои дипломатические усилия в сторону Австрии, поманив ее возможностью компенсаций на Балканском полуострове за утрату влияния в Германии. Но он отнюдь не хотел в то же время и ссориться с Россией. Его идеалом было устроить дело так, чтобы Россия и Австрия полюбовно обосновались на Балканском полуострове, где он находил достаточно места для обеих. Поэтому к соглашению Германии с Австрией он стремился привлечь и Россию. Александр II ничего не имел против этого, так как боялся, как бы одностороннее соглашение Германии с Австрией не нанесло ущерба русским интересам на Балканах; к тому же от Германии Россия еще не терпела пока для себя никакой неприятности. Дальновидная политика Пруссии по отношению к России во время крымской войны и в 1870 г. и умеренность по отношению к Австрии в 1866 г. теперь принесли свои плоды, и результатом ее было соглашение трех императоров (Dreikaiserverhaltniss). В Берлин в сентябре 1872 г. съехались Вильгельм I, Франц Иосиф и Александр II и обязались не предпринимать ничего важного на Балканах без соглашения друг с другом, поддерживать status quo в Европе и совместно бороться против социалистической опасности. Это было как бы возобновлением Священного союза с характерным для него подчинением внутренней и внешней политики международному контролю, с пристрастием к status quo во вне и с реакционными замашками внутри. Если бы этот союз оказался прочным, то Бисмарк мог бы не беспокоиться за будущее Германии. Но Бисмарку было мало того, что Германия являлась одним из членов этого тройственного соглашения. Он хотел играть в нем главную роль и стремился подчинить своей политике двух остальных членов соглашения. Началось с того, что Бисмарк совершенно неожиданно для своих новых друзей стал готовиться к новой войне с Францией. Он думал, что кровопускание 1870–1871 гг. надолго обессилило Францию, а между тем Франция обнаружила удивительную жизнеспособность и стала оправляться гораздо быстрее, чем это было в интересах Германии. Бисмарк, всегда боявшийся реванша, забил в военные литавры, а когда во Франции в 1875 г. был принят закон, увеличивавший численность армии, прямо стал грозить Франции войной. Он намеревался устроить для Франции новое кровопускание, которое обессилило бы ее уже на десятилетия. Но этого не могли допустить ни Англия, ни Россия, для которых чрезмерное усиление Германии не могло не быть опасным. Особенно энергично в деле сохранения мира старался русский царь, который в мае 1875 г. лично приезжал в Берлин. Он уговорил Вильгельма, которому уже начинала надоедать воинственная политика Бисмарка, не затевать новой войны. Но Бисмарк не чувствовал себя удовлетворенным. Заступничество Александра за Францию поставило перед ним новую опасность — франко-русского сближения; и он теперь приложил все свои усилия к тому, чтобы ослабить влияние России на международные дела Европы и по возможности ее изолировать. Случай представился ему во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Эта война доказала невозможность полюбовного соглашения России и Австрии в балканских делах. Известно, что еще до Сан-Стефанского договора Австрия начала военные приготовления и не на шутку готовилась к войне с Россией. Бисмарку предстояло теперь выбирать между Россией и Австрией, и он не колебался в своем выборе.
вернуться17
Мысли о страховании на случай безработицы, как слишком социалистической, Бисмарк тщательно избегал.