Страница 35 из 55
— Почему?
Она резко разворачивается. Наши глаза встречаются. Я близко, в полуметре.
— Потому что хочу быть с другим. — Твердо и уверенно.
Меня едва не подкидывает — так знатно бахает в груди от этих слов. Кровь бурлит и несёт по телу восторг. Делаю затяжной вдох и яростно впиваюсь в её невероятные глаза.
— Ты моя.
Я не спрашиваю. Это факт.
— Твоя.
Она не отвечает. Подтверждает.
Наконец-то мы пришли к консенсусу. Остаётся подкрепить факт действиями.
Беру её за руку и тяну к себе. В окно дует прохладой, нужно закрыть его до того, как я начну раздевать Соню.
— Нам нужно поговорить, — смотрит, не моргая, и нервно сглатывает.
Напрасно она пытается отсрочить неизбежное: секс у нас будет.
— Обязательно, — киваю, толкая стеклопакет. Окно закрывается. — Мы поговорим, но потом.
Кладу руку ей на талию, а второй дотрагиваюсь до заметно побледневшего лица. Почти невесомо веду пальцами по скуле, нижней губе, подбородку… В данный момент я точно не готов воспринимать информацию. Никакую. Из-за длительной эрекции головной мозг практически обескровлен и функционирует исключительно на поддержание инстинктов. Центр принятий решений находится между ног, а с ним говорить бесполезно.
— Лучше сейчас, — пытается спорить, слегка упирая ладонь в моё плечо.
Как будто собирается оттолкнуть, но явно не хочет этого делать. Мелкая дрожь и затуманенный взгляд выдают возбуждение, с которым она не справляется.
— Ты взрослая девочка, Софи, и должна понимать, что на серьезные темы с мужчиной лучше разговаривать после. Сейчас мы можем обсудить, каким образом ты останешься без одежды: я тебя раздену или ты сама?
Её щёки заметно розовеют. Она смущается и опускает глаза на мои губы. Точно не разговаривать хочет, но делает последнюю попытку:
— Но… мы договаривались…
— Тсс, — перебиваю, прижимая указательный палец к её губам. Медленно и с нажимом скольжу им вниз, оттягивая нижнюю губу.
Центр принятия решения неистово пульсирует. Ему адски хочется в этот ротик, но придётся потерпеть. Веду подушечкой пальца по нежной шее, чувствую, как Соня сглатывает. Она продолжает смотреть на мои губы и ждёт поцелуя.
Палец опускается в чувственную ямочку между ключиц. Она снова судорожно глотает и следом всхлипывает.
Сгибаю палец крючком и с силой веду вниз, одну за одной цепляя и расстёгивая мелкие пуговички. Они легко выскакивают из петель, позволяя краям блузки медленно раскрываться, оголяя небольшую упругую грудь. Залипаю на ней взглядом. Хорошо, что на Соне нет лифчика, с ним было бы не так красиво.
Птичка тоже наблюдает и, судя по тому, как тяжело и часто дышит, ей нравится не меньше моего.
Расстегнув все пуговицы, прижимаю руку к оголенному животу и веду вверх. Дохожу пальцами до торчащего соска, ловлю его и легонько сжимаю.
С силой вцепившись пальцами в плечи, Соня выгибается навстречу и поднимает глаза.
— Хочу трахать тебя прямо здесь, у окна, — произношу, не разрывая контакт.
Птичка рывками тянет в себя воздух и жадно взъедается глазами в мои такие же голодные. Этот её взгляд, как горящая спичка в бензобак — мы вспыхиваем и набрасываемся друг на друга.
— Скажи, что хочешь меня, — требовательно шепчу ей в шею.
Мне важно это услышать.
— Хочу, — выдыхает она сладко. — Я безумно тебя хочу…
Глава 24
Чтобы глаза в глаза и сердце к сердцу
К Никите я ехала с чётким намерением всё рассказать. Была решительно настроена и ясно представляла, как это произойдет.
Вот мы едим бургеры, и я интересуюсь, что было написано в ДНК-тесте, который он делал три года назад. Он удивляется вопросу — я поясняю. Рассказываю, как наследуются группы крови и почему Шурик не может быть его сыном. Показываю табличку в телефоне — для наглядности. Он выглядит растерянным и никак не может поверить. Я предлагаю сделать тест в независимой испанской лаборатории. Согласие матери для этого не требуется. Осознав всю жестокость Юлиного обмана, Никита сильно расстраивается, и в этот момент я признаюсь, что Николь — его ребёнок. Говорю, что не против их общения. Меняю ему сына на дочку. Он в шоке, что естественно, и спрашивает, почему скрывала. Говорю, что узнала о беременности после их свадьбы и не хотела скандала. Рассказываю про наших отцов. Никите непросто, но он понимает.
Таким был мой план. В моей голове он выглядел вполне логичным. Я даже фразы заготовила заранее, но так и не смогла произнести ни одну из них.
Мы доедаем бургеры, а я молчу. Смотрю на подаренные им цветы, и моя решительность испаряется. Я собираюсь открыть чужую тайну в своих интересах и чувствую себя подлой. Это амплуа мне категорически не подходит.
Да, Юля его обманула. Да, я узнала случайно. Но по какому праву я решила влезть в чужую жизнь? Это так на меня непохоже.
Начинаю суетиться и нечаянно режу руку. Физическая боль срабатывает подобно нажатию на спусковой крючок. Я рыдаю у Никиты на груди, но вовсе не от боли, а от собственной трусости и глупости.
Он смотрит на меня с теплотой и говорит, что я идеальная, а я готова сквозь землю провалиться от стыда. На самом деле я стерва, годы скрывающая от него дочь. Это факт, его не изменить, и мои оправдания он не примет. Теперь я это очень хорошо понимаю.
Мне жаль его и стыдно за себя. И я плачу, а он целует. Да так, что земля уходит из-под ног и мои душевные терзания как будто тонут в его нежности.
Вдыхаю его запах, целую его губы и понимаю, что никогда не смогу разлюбить.
Я больше никогда не хочу ему врать и что-то от него скрывать. Это не моё, я не умею жить во лжи. И поэтому просто обязана всё исправить.
Начинаю с того, что по телефону расстаюсь с Даниэлем. Честно говорю, что люблю другого, и прошу мне больше не звонить. На душе сразу становится легче. Я сделала это не для Никиты и не для Дани — для себя. Остается сказать правду о Николь.
Стоя у окна спальни, я думаю о том, как изменится моя жизнь после этого откровения. Сложно представить. Сложно и страшно.
Это последний вечер, когда мы можем быть собой, просто Никитой Гордиевским и Софией Соловей. Старыми друзьями, бывшими возлюбленными, вчерашними любовниками… После разговора мы оба станем родителями одной маленькой девочки.
Уверена, Никита захочет видеться с дочерью и будет принимать участие в её воспитании. При этом не факт, что оставит Юлю и Шурика.
Никита подходит, обнимает и просит отложить разговор. Весь вечер он смотрит на меня точно так, как три года назад. И я знаю, что бушующий в его глазах огонь — это не просто страсть. Это то самое пламя рвущихся из сердца чувств, против которого я бессильна. И я иду на поводу собственной слабости, даю нам отсрочку.
— Хочу тебя безумно, — произношу.
И это не просто слова. Это моя безоговорочная капитуляция. Я готова быть с ним на его условиях. Сейчас он хочет меня на окне? Пусть будет на окне.
Я раздеваю его, он раздевает меня. Не прерывая неистовый поцелуй, мы срываем рубашки и расстегиваем джинсы.
— Снимай их, — командует Никита, стягивая с себя свои.
Жутко неудобно делать это стоя, но я пытаюсь. Ноги путаются в узких штанинах, и я почти падаю на пол, но он успевает подхватить.
— Ой, а у меня дежавю, кажется, — усмехаюсь, заваливаясь на него.
— Нет, всё это уже было. Ты не помнишь, как запуталась в джинсах в том номере с видом на океан?
— Всё я помню, постебаться хотела. У тебя странный фетиш — трахаться у окна с видом на море, — снова усмехаюсь.
— Трахаться у окна с тобой, если быть точным, — говорит вполне серьёзно. — Не смешно, Соня. Мне ради этого окна пришлось менять проект. Стекла тут не обычные: снаружи нас не видно, можешь не стесняться.
Стою перед Никитой абсолютно голая. Пытаюсь прикрыться руками и теряюсь, не зная, что сказать. Во-первых, я стесняюсь не посторонних глаз, а его, а во-вторых, немного в шоке от услышанного.
— Хочешь сказать, что сделал в своём доме специальное окно, чтобы отыметь меня в нём? — уточняю со смешком, потому что звучит бредово.