Ловушка для птички

Наша история казалась особенной, чувства бесконечными, а страсть мощной, как Атлантический океан за окном нормандского отеля. Такое не забывается даже спустя годы.

Несколько лет тонкие нити воспоминаний сплетались в моей памяти в веревочки, которые скручивались в крепкий канат. Этой фразой она враз перерубила его.

Ничего не осталось. Ничего!

Она всё забыла. Вскоре влюбилась, вышла замуж, родила ребенка. Потом развелась и снова влюбилась. Для нее я был лишь эпизодом. Первым, но проходящим. Одним из. Осознать это оказалось больно. Настолько, что захотелось ответить.

Обида, лютая ревность, несправедливость… Вся эта хрень раздулась во мне до запредельных объемов и вылилась в агрессию, подавить которую я не смог. Увидел её спящей в своей постели и пошел на поводу своей тёмной стороны. Грубо отымел, сделав вид, что на чувства плевать. Подтвердил ее характеристику — повел себя как последняя сволочь.

Знаю, что перегнул. Оправдываться бессмысленно. Это всё. Финал.

Она уезжает, и меня накрывает. Колбасит от чувства вины так, что сдохнуть хочется.

Гарик прав: зря я снова с ней связался. Он единственный знает, как тогда я из-за нее подыхал. Еще раз подобное просто не вывезу. Но как перестать о ней думать?

Не видеть её больше. Если что и поможет, то только это. Проверено опытным путём. Проект мы утвердили, дальше все вопросы буду решать по телефону с ее шефиней.

Сегодня начинается семейный отпуск с женой и сыном. Они уже прилетели и отдыхают с дороги в отеле. Вечером намечается крутая туса. Гульнем красиво, с блеском. Меня попустит. Свет клином на Соне не сошёлся.

Привожу себя в тонус: прохладный душ, две таблетки аспирина, крепкий кофе и чистая рубашка. Впервые с приезда бреюсь.

В обед еду к сыну.

По дороге заезжаю в цветочный магазин — приехать к Юле без букета чревато скандалом. Потом заруливаю в и магазин игрушек за грузовиком для Шурика. Мне он так не обрадуется, как строительной машинке с большими колесами.

Принять, что твой ребенок особенный, непросто. Шурик родился здоровым и рос таким серьезным бутузиком, что вокруг все шутили: сразу директором станет. На странности в его поведении первой обратила внимание моя мама, которой я отправил несколько видео с внуком. Юля тогда отмахнулась: мол, Шурик просто слишком умный, чтобы всем подряд улыбаться.

К году он пошел, но не заговорил. Мычал и казался каким-то отрешенным. Вскоре мы заметили, что он своеобразно играет с игрушками. Ему нравились грузовики. Но он не катал их, как обычно делают малыши, а ногой переворачивал вверх дном и так же ногой по очереди крутил колеса. На мои попытки показать, как нужно играть, сын реагировал истериками. Даже прикасаться к своим самосвалам не разрешал.

Расстройство аутического спектра. Эти три слова прозвучали как гром среди ясного неба. В нашем случае это не лечилось, к этому нужно было привыкать. Уже полтора года я пытаюсь.

Сынок встречает меня хорошо, даже позволяет обнять. Машинку берет, но сразу же бросает.

— Ему только зеленые нравятся, — напоминает Юля и фыркает, — ты забыл?

Это вместо «здравствуй» и «спасибо за прекрасные цветы».

— Не было зелёных с большими колесами, — оправдываюсь.

Таких правда не было.

Пока идем в номер, я осматриваюсь. Отель необычный. Старинный, с красивой территорией и теплой домашней атмосферой. Но то, что он специализируется на гостях с маленькими детьми, для нас оказывается минусом. Шурик не любит других детей и прикасаться к себе разрешает только близким и няне. К счастью, в последний момент нашей няне пвыдали визу, и она тоже прилетела.

— Гостиницу надо менять, — недовольно заявляет Юля в номере, — тут совсем колхоз! Давай сразу в «Хилтон» в Барселоне, чтобы снова не вляпаться.

— Барса в часе езды отсюда. Далековато, не находишь?

— Зато там есть чем заняться. А тут село какое-то. Нафига ты здесь дом построил? — закатывает глаза.

— Захотел и построил, — хмыкаю. — Ты сама говорила, что хочешь виллу в Испании.

— Я хотела в Марбелье, как у Крис, — дует губы. — Кстати, она сейчас там. Давай поедем? Здесь мне совсем не нравится!

— Что именно тебе не нравится?

— Атмосфе-е-ера, — протяжно стонет. — Говорю же — деревня!

Спорить бесполезно. С ее пафосом ей везде деревня, кроме Москвы и родного Краснодара, где она королева.

— Хочешь в Барселону — езжайте. Мне надо закончить с мебелью и ландшафтом на вилле. Если будем продавать, то лучше все доделать.

— Тогда завтра переедем. Сегодня же вечеринка, — вспоминает. — Ты в черном смокинге будешь?

— Ага. И с бабочкой, прикинь! Мы с Гариком решили одинаково одеться.

Рассказываю, и настроение поднимается. Давно я не бывал на костюмированных вечеринках.

— А я в платье от Гуччи. С перьями! Кич такой, обалдеть просто, — подхватывает Юля.

— Оторвемся, — улыбаюсь.

После свадьбы мы ни разу не веселились вместе. Я все время на работе, она зависает с подружками в салонах или рестиках. Общих друзей толком нет. Мы с ней как-то параллельно живем.

— Останешься? — кладет руку на плечо и смотрит с надеждой.

— Нет, — отрезаю сразу, — через час прораб приедет за расчетом. Отдыхай, собирайся, заеду в восемь.

Возвращаясь на виллу, чувствую, как рубит усталостью. Отвык не спать по ночам. Сразу поднимаюсь наверх с намерением завалиться на пару часов. Вечер обещает быть долгим, не хочется начать зевать еще до полуночи.

Захожу в спальню, и сон как рукой снимает. Смотрю на смятую постель и вижу хрупкое тело Птички. Лежит на краешке, спит спокойно. Вокруг темно, мне стыдно.

Закрываю глаза и выдыхаю: приплыли. Уже глючит из-за неё.

Открываю глаза и снова смотрю на кровать. Нет никого, кроме дрожащего солнечного зайчика на подушке. Даже легкий аромат духов Сони больше не витает в воздухе.

Только чувство вины никак не исчезнет.

И вдруг до меня доходит, почему я так разозлился.

Все три года я считал ее своей. Не видел, не слышал, знать ничего о ней не знал, но помнил, как тихо и уверенно она сказала: «Да, твоя».

Где-то глубоко во мне жил глупый романтик, который верил, что так говорят только раз в жизни. Полагал, приеду и легко возьму своё. Но моего здесь не оказалось. Кого-то надо было обвинить и наказать. А некого. Она сама себя у меня украла. Наказал её. И себя заодно.

Спать в этой комнате невозможно. Душит.

Спускаюсь вниз, на диван. Опускаю оконные роллеты и вырубаюсь.

* * *

На вечеринку мы опаздываем. Сначала я проспал, потом Юля никак не могла определиться с обувью. В итоге приехали на полтора часа позже.

На террасе ресторана шумно и многолюдно. Но с улицы разглядеть присутствующих не получается — в проемах навесили золотистые шторки с гирляндами из бусин. Они красиво бликуют и придают полуоткрытому пространству интимность и определённый шик.

Идея хорошая. Молодец Птичка! С чувством стиля у нее всё хорошо.

Так, стоп! Не нужно думать о ней.

Юля берёт меня под руку, прижимается.

— Слушай, а там по-русски кто-нибудь говорит? Или мне весь вечер придется улыбаться, как глухонемой?

— Белецкие же оба говорят. Из университетских Пашка обещался быть, — задумываюсь. — Остальные гости из Штатов и Англии.

— Паша — это тот, у которого винодельня в Италии и болезненный развод?

— Он уже снова жениться собрался. Считай, что нет завидного жениха, — охлаждаю на старте. Юля любит сватать своих подруг моим друзьям и компаньонам. — Зато есть Тимур, хозяин ресторана. Тоже из наших. Петух питерский. Тебе такие нравятся.

— Петух — это гей, в смысле? — уточняет на полном серьезе.

— В смысле дохрена хорохорится, — ржу. — А гей — это просто гей, Юля. Тимур не из их числа, можешь смело навязывать ему своих незамужних куриц.

Мы заходим и одновременно ахаем. Обилие мишуры, перьев и живых цветов поражает. Гарик расстарался! Организовано всё по высшему разряду. По периметру зала фуршетные столики с вычурными закусками. В центре огромная горка шампанского. Музыканты играют джаз. Все присутствующие в костюмах и платьях эпохи Гэтсби. Удивительно, но никто не проигнорировал условие вечеринки.