Ловушка для птички

Мы стоим ровно посередине комнаты. Прохладный ветерок обдувает влажную кожу, и я дрожу. Никита обнимает и настойчиво притягивает к себе.

— Прости, Птичка, — выдыхает и гладит по голове. — За всё меня прости. За всё…

Я не знаю, что сказать в ответ, чтобы не заплакать. А плакать при нём я ни за что не буду.

Он тяжело вздыхает. За окном накрапывает дождь.

— Хочу домой, — произношу потухшим голосом.

— Я отвезу тебя.

— Не нужно, доеду сама.

— Как знаешь, — кивает и отпускает.

— Скажи только: презерватив ведь был? Ты его использовал? — спрашиваю в спину.

— Совсем конченым меня считаешь? — хмыкает. — Конечно, был. У нас у обоих другие партнёры.

Ох. Напрасно он сейчас об этом напомнил. Мне стало в разы больней.

Уже через пять минут я уезжаю из этого странного дома, ставшего для меня западнёй во всех смыслах этого слова.

Выехав из элитного посёлка на трассу, съезжаю в первый же карман и глушу двигатель. Несколько минут порывисто дышу и тупо смотрю перед собой. Ментально я всё еще в той комнате. Лежу на кровати и терплю. Безвольная, растерянная, подавленная…

Плакать сейчас нельзя — так я признаю свою слабость. А я сильная и стойкая, и всяким там Гордиевским меня не сломать.

Он не хотел унижать и делать больно — я знаю. Он просто не умеет проигрывать. Даже паршивая победа для него предпочтительней самого достойного проигрыша. Хотел меня — получил. Выиграл.

Мог сделать это иначе. В какой-то момент я была не против разового секса, и он это понимал. Но ему было важно показать своё превосходство. Наверное, его цель оправдала средства. Смогу ли я оправдать его? Не уверена.

Приехав домой, залезаю под теплое одеяло, сворачиваюсь калачиком и вслух уговариваю себя не анализировать его действия, слова и взгляды… Вообще не вспоминать эту ночь. Она уже закончилась и больше ничего не значит. Как там советуют модные блогеры-психологи? Принять и отпустить ситуацию? Вот именно это мне нужно сделать — отпустить!

Не думать о нём, не вспоминать…

Через несколько дней я улечу на Майорку, а когда вернусь, его отпуск уже закончится. Я спокойно доделаю сад на этой проклятой вилле, и моя жизнь потечёт в привычном спокойном ритме. Очень надеюсь, что Гордиевские не станут слишком часто приезжать. Зачем им отдыхать в одном и том же месте, когда есть возможность путешествовать в любую страну мира? Тем более у нас тут скучно.

Поспать мне не удается, так что в офис приезжаю пораньше. Дел перед отпуском много, и я рада, что могу отвлечься. Позвонить поставщикам, поговорить с заказчиками, пошутить с садовником и водителем, выпить кофе с горничными из отеля. Общение с людьми всегда было моим лучшим лекарством от навязчивых мыслей и тяжелых воспоминаний.

Сейчас главное — не думать о Гордиевском.

Все срочные рабочие вопросы получается закрыть до обеда. Я чувствую приятную усталость эффективного человека и собираюсь поехать домой вздремнуть пару часиков. Сегодня мне жизненно необходима традиционная испанская сиеста[1], так как на вторую половину дня планов много: нужно будет заскочить к Тимуру в ресторан — проверить, как Алекс с девочками из цветочного бутика украсили зал для вечеринки Белецких, а после смотаться в Икею и купить всякого разного для нашего с Николь нового дома. Вечером я сварю себе какао и буду рисовать очередной проект, а потом смотреть какую-нибудь глупую комедию.

Принять и отпустить. Не думать…

Выключаю рабочий компьютер, беру сумочку и роняю мимолетный взгляд в окно, выходящее на парковку отеля.

Именно в этот момент к центральному входу неспешно подползает знакомая черная акула-«Ауди». Спустя некоторое время из нее выходит Гордиевский. В темных джинсах и своей фирменной белой рубашке с закатанными рукавами. На лбу зеркальные рэйбены, в глазах неиссякаемая самовлюбленность. Свежий и холеный, как в день нашего знакомства. Кажется, даже побрился.

Лениво оглядевшись по сторонам, он открывает заднюю дверь и достает безумной красоты букет пионовидных роз.

Мое глупое сердце пропускает удар и радостно несётся вскачь. Он приехал извиняться с цветами! Это так трогательно и так романтично! И цветы мои любимые! Откуда только узнал?! Неужели спросил у Марии?

Не чувствуя пола под ногами, несусь вниз. Вход в офис у нас с торца здания отдельный, но дверь кухня выводит на внутренний дворик отеля, куда и войдет Никита.

Подбегаю к раздвижным панорамным окнам, но открыть не успеваю — ровно секунды мне хватает понять, как сильно и глупо я ошиблась.

На моих глазах красавчик Никита вышагивает по зелёной лужайке. Навстречу ему бежит маленький мальчик. Следом за ребенком дефилирует экс-мисс Краснодарского края Юлия Третьякова. То есть Гордиевская. То есть его жена.

И побрился он для нее, и цветы тоже.

Смотрю, как он треплет по голове малыша и нежно целует жену, и за ребрами больно жжёт. Не знаю, как называется то, что я чувствую. Унижение? Обида? Ревность? Предательство?

Нет столько плохих слов в моем лексиконе, чтобы описать, насколько мне мерзко.

Несколько часов назад этот мужчина сжимал меня в объятиях, а теперь как ни в чем не бывало обнимает другую и дарит ей цветы. Как же хочется это развидеть!

Но еще больше хочется вернуться во вчерашний вечер и не сесть с ним в машину.

Страстно не желая стать его любовницей, я сделала всё, что ею стать. Можно корчить из себя жертву обстоятельств, упиваться собственной беспомощностью и валить всю вину на Гордиевского, а можно признать, что сама хотела быть с ним, а его избыточное внимание льстило и тешило моё женское самолюбие.

Я выбираю правду. В том, что по факту мы с Никитой любовники, я виновата и перед Юлей, и перед Даниэлем, но в первую очередь — перед собой.

Интересно, он привез ей розы, потому что тоже чувствует вину? Что-то сомневаюсь.

Поднимаюсь в кабинет, забираю вещи и иду к машине. По дороге начинаю злиться. И не столько на Никиту, сколько на себя.

Правда хорошо трезвит разум и быстро расставляет всё по местам.

Завожу машину и еду домой. Надо заехать в магазин — купить что-нибудь поесть. Или не надо? Аппетита все равно нет.

Надо позвонить Даниэлю. Или не надо. Что я ему скажу? Что изменила, но не хотела? На самом деле я хотела.

То и дело встряхиваю головой, отгоняя надоедливые воспоминания о прошлой ночи, но они возвращаются с завидным постоянством. Как жаль, что нельзя стереть память. Человеку, который придумает способ подчищать воспоминания, должны дать все премии мира, начиная с Нобелевской и заканчивая Шнобелевской.

На въезде в город звонит телефон. На автомате жму на руле кнопку ответить.

— Привет, Сонечка!

Звонкий женский голос кажется незнакомым. Смотрю на экран: Арина.

— Привет, Ариша! Как ваши дела?

— Прекрасно! Испания — это восторг! Я по делу. Мы с Гариком сейчас у Тимура. Твои девочки привезли цветы, делают арку. Мне всё очень нравится, но есть пара вопросиков. Ты сможешь подъехать?

— Буду через десять минут!

Вовремя она позвонила. Напомнила, что нужно быть в тонусе и не раскисать из-за всяких там мажоров.

Не думать о нём, отпустить… Заняться делом!

Как хорошо, что у меня есть любимая работа.

____________________

[1] Сиеста — послеобеденный сон.

Глава 16

Знаю, что перегнул. Это всё. Финал

Никита

Я должна была остаться и ждать тебя? В той комнате всё закончилось. Ничего не осталось. Ничего!

Она произносит эту фразу с таким отчаянием, что во мне будто гаснет свет. Для меня там осталось всё лучшее, а для нее — ничего. Вот так.

Я был одержим ею. Бросил все и полетел в Барселону. Задался целью покорить. Повез в Париж и в Нормандию на один день — посмотреть на океан. Там, в маленьком номере с шикарным видом, впервые в жизни признался в любви. Она промолчала.

Мы только начали открываться друг другу. Птичка была совсем неопытной, робела и стеснялась. Забавно краснела под моими взглядами, но позволяла многое. Меня это заводило. Никто не возбуждал меня больше ни до нее, ни после.