Ловушка для птички

Соня едва заметно вздрагивает.

— Замёрзла? — осторожно опускаю руки ей на плечи. Вздрагивает ощутимей и мотает головой. Ее спина вновь напряжена. — Мы взрослые люди, — напоминаю смешливым шёпотом, легонько касаясь губами волос. — Не стоит так нервничать. Я тебя не съем, разве что покусаю немного. Раньше тебе нравилось. Помнишь? — шепчу в ухо.

Птичка резко разворачивается:

— Можно мне в душ? — голос дрожит.

— Конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Это твой дом, — напоминает и отстраняется.

Рукой за горло себя схватила, дыхание рваное, взгляд блуждает. Я кайфую рядом с ней, она рядом со мной паникует. Хреновый энергообмен получается, но я не остановлюсь.

— Там на полке есть чистые полотенца, — кивком показываю в сторону ванной комнаты.

— Я быстро, — обещает и скрывается за дверью.

Внизу уже второй раз звонит телефон. Неймётся кому-то нагрузить меня проблемами. С хорошими новостями среди ночи обычно не звонят. Придется ответить.

Глава 8

Один проникновенный взгляд и я снова одержима…

Говорят, любовь живёт три года, потом отпускает. Мне не хватило всего месяца. Еще днём я казалась себе разумной и сильной женщиной, умеющей управлять собственной жизнью. Но стоило вечером увидеть Никиту — размякла. Броня, которую я так старательно растила, треснула и рассыпалась. Один его проникновенный взгляд — и я снова одержима, как тем далеким утром, когда он явился в мою комнатку в Барселоне и предложил быть с ним.

Это чувство сильнее меня. Бороться бесполезно, бежать и спасаться поздно. Никита не удерживает, могу сказать «нет» и уехать, но я не хочу. Мне так нравятся его прикосновения, мне так нужны его поцелуи…

Прохладный душ не спасает. Хмельная от вина и одурманенная желанием, обматываюсь полотенцем и иду в спальню.

В комнате никого. Никита спустился на первый этаж и громко разговаривает по телефону. Решает рабочие проблемы с поставками материалов. Я присаживаюсь на край кровати, слушаю, как он ругается сначала по-русски, затем на английском, а потом снова на родном, временами переходя на мат.

В комнате прохладно. Но ногам гуляет сквозняк, и они быстро замерзают. Но закрывать окно не хочется, а дверь — неправильно. Ведь я жду его.

Он продолжает громко спорить и ругаться. Уже минут двадцать куда-то звонит и что-то выясняет поочередно на разных языках.

Залезаю на кровать. Прямо поверх полотенца обматываюсь легким и пушистым одеялом и устраиваюсь поудобней. Согреваюсь и чувствую, как клонит в сон. Предыдущая бессонная ночь, стрессовый день и много алкоголя делают свою дело — засыпаю я мгновенно.

Просыпаюсь так же резко. По ощущениям, проспала несколько часов. Никита спит рядом. Как он пришел, я не слышала. Не зря говорят, что сон алкоголика крепок, но краток. Вот зачем я столько выпила? Голова не болит, но во рту сушит капитально.

Никита почти голый, в одних трусах, а по комнате гуляет прохладный ветерок. От холода Никита скрутился калачиком и выглядит жалко. Разматываюсь и аккуратно укрываю его.

Пока копошусь, замечаю, что потеряла полотенце, в котором засыпала. То есть мы оба практически голые и под одним одеялом, но это беспокоит меня не так сильно, как жажда. Основная потребность перекрывает стыд.

Окно не зашторено, в небе сияет полная луна. В комнате достаточно светло, чтобы увидеть на тумбочке со стороны Никиты бутылку с водой. Хорошо, что у него есть привычка брать в спальню воду, вот только дотянуться до неё сложно. Подползаю ближе, встаю в боковую планку, тянусь к тумбочке и заваливаюсь на сладко спящего Гордиевского.

Вот блин!

— Прости, я нечаянно, — извиняюсь, поглаживая через одеяло его плечо. Он кряхтит и бурчит что-то спросонья, пока я быстренько отползаю, прихватив с собой бутылку. — Спи-спи, я за водичкой.

— Оставь немного, — хрипит Никита и протягивает руку.

По очереди мы выпиваем всю воду. Я падаю на подушку и натягиваю на нос одеяло. Все это сильно напоминает нашу первую ночевку в Барселоне. Я напилась и вырубилась, он был джентльменом и не воспользовался моментом. Мы точно так же лежали рядом, я слушала, как размеренно он дышит, и дико волновалась.

Все повторяется: ночь, похмелье, его дыхание. Даже простыни хрустят так же. Только на мне нет брендовой футболки Никиты, как тогда. Я в одних кружевных трусиках.

Уже не помню, почему сегодня решила надеть новое красивое белье, а не привычное трикотажное. С утра я точно не планировала ночевать в чужой постели. И уж тем более с Никитой. Но Гордиевский у нас везунчик. Помню-помню! Ему даже в таких мелочах везет. Спустя три года я приехала на встречу с ним после салона и в дорогом белье, в котором собиралась соблазнять другого.

Отворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди. Голова от недосыпа кружится, но заснуть не получается. Никите тоже не спится, судя по его напряженным вздохам.

— Никита, — зову так тихо, что едва слышу себя, — ты спишь?

— А ты как думаешь? — задает бессмысленный вопрос и поворачивается ко мне.

— Обними меня, пожалуйста, — прошу и внутренне сжимаюсь.

Это не провокация. Я не заигрываю и не соблазняю. Мне просто нужно ощутить его тепло, я так по нему тосковала. Больше тысячи ночей.

Секунда, три, пять… Уже начинаю паниковать, когда его теплая ладонь ложится на мою талию, обхватывает чуть ниже ребер и подтягивает к себе.

— Спокойной ночи, — горячий шёпот опаляет шею чуть ниже уха.

По телу разливается тепло, внизу живота приятно тяжелеет. Блаженно прикрываю глаза и кладу руку поверх его. Спустя секунду засыпаю и вижу необыкновенный сон.

Абсолютно голая я лежу в небольшой лодке, которая дрейфует в открытом море. Рядом со мной Никита. Его не видно, но я точно знаю, что это он. Узнаю его по татушке на руке, которая умело ласкает моё тело.

Он гладит бедра и живот, слегка сжимает грудь, потом прихватывает шею. Трогает везде, только сокровенный треугольник намеренно обходит. А мне хочется, чтобы он спустился именно туда.

Лодку покачивает на волнах, а меня от вожделения. Я извиваюсь, пытаясь развернуться и прижаться к крепкому мужскому телу, но ничего не получается. Лодка устроена так, что двигаться в ней может только он.

Я обязана соблюдать дурацкие правила эротического сновидения, но моё тело отчаянно протестует. Спиной притираюсь к теплому торсу, перехватываю руку и настойчиво тяну ее вниз.

В этот момент выныриваю из сна и понимаю, что он стал явью.

Гордиевский мирно посапывает рядом, а я веду его руку к своей промежности и довольно громко постанываю. Меня натурально колотит от возбуждения.

Боже мой, какой стыд!

Одергиваю руки и замираю. Какое-то время притворяюсь спящей и прислушиваюсь. Никита дышит ровно — точно спит. Удивительно, как я не разбудила его своими стонами.

Приоткрываю один глаз, потом второй. Уже светло. Птички за окном щебечут, утреннее море еле слышно шелестит. Вдалеке чьи-то бодрые голоса, по соседней улице проехал грузовик.

Пришел новый день и полностью обесценил ночь и все те безумства, о которых я успела помечтать, пока было темно.

Что же я натворила? Он чужой женатый мужик, а сплю с ним в обнимку голая!

Аккуратно отползаю и тихонечко встаю с кровати. Беру свои вещи и на цыпочках выхожу из комнаты. Одеваюсь уже на лестнице, там, где вчера мы с Никитой до слез хохотали из-за какой-то ерунды.

Несмотря на всю абсурдность ситуации, вечер получился хорошим. Но быть друзьями у нас с Гордиевским не получится. Мои чувства к нему никуда не делись. Все это время они как будто вызревали, а теперь разлились по венам и пьянят подобно выдержанному вину.

Я почти готова простить его и броситься в этот омут повторно. Но в этом нет никакого смысла. Он живет в другой стране, у него там семья и карьера. Его всё устраивает и жизнь свою менять он не намерен. Перепихнуться пару раз со мной не прочь, но не более.

Так я не согласна. С ним или всё, или ничего.