Не время для любви

— Не советую тебе путать прошлое и будущее, — фыркнула я. — Чего тебе надо? Ночь на дворе, а я, видишь ли, немного не настроена на светскую беседу.

— Все просто и до смешного понятно, — кивнул мне Ланвельд. — Я хотел поговорить о том, что произошло две недели назад. Возможно, это долго, но, чтобы понять и проанализировать собственное окружение, мне пришлось попотеть. И я удивлен, что ты, скромница и умница, так фривольно демонстрируешь любому вошедшему отсутствие трусиков и гладко выбритую киску.

— Тебя забыла спросить, — фыркнула я. — Твои душевные откровения не могли подождать до рассвета? Не заливай мне тут, какого демона тебя принесло в мою спальню. И не говори, что ты тут из-за альтруистских побуждений. Давно прошло то время, когда я верила, что ты белый и пушистый. Ты такой же подонок, как и все!

— Вынужден признать, твои мозги все еще возбуждают, — он медленно стянул темно-синий пиджак с плеч, — но сейчас я бы действительно предпочел просто поговорить. Жаль, что ты не была такой в восемнадцать. Возможно, будь ты покладистой девочкой, охочей до секса, у нас все бы сложилось по-другому и мне бы не пришлось каждый раз отвешивать тебе оплеух, чтобы вправить мозги на место. Хотя все равно не помогло, ты так и осталась полной дурой.

— Если пришел высказывать мне все это, то можешь валить из моей спальни прямо сейчас, — тихо зашипела я. — Я с тобой никаких дел, за исключением рабочих, иметь не хочу. Будь добр, сгинь с глаз моих долой.

— Боишься, что твой любовничек застанет нас вместе и пойдет в уголок плакать? — вздернул он бровь и развязал галстук. — Думаю, в этом ничего страшного нет. Все же я лучший мужчина Лондона, у него не может быть шансов конкурировать со мной.

— Ланвельд, — заржала я, — ты хоть сам себя слышишь? С кем ты собрался конкурировать? Да тебя по стенке размажут и не спросят, как звали. Мечты, фантазии и все прочее можешь оставить при себе, меня это не трогает. Ты не тот уровень, который мне нравится. К тому же я не сплю с женатыми! Этот принцип я еще ни разу не нарушала, и уж ради тебя не собираюсь сдавать позиции и обходить правила.

— Погоди, — он в ступоре смотрел на меня, — но в нашей академии все женатые, нет ни одного свободного преподавателя.

— А кто сказал, что это он? — я склонила голову набок и пошловато улыбнулась.

— Тогда еще лучше, — не смутился брюнет, — развлечемся на троих, чего бы нет? Кого же ты очаровала?

— Ланвельд, ты серьезно не понимаешь намеков? — удрученно спросила я у него. — Прямым же текстом тебе говорю, все свои разговоры можешь оставить до утра. У меня нет ни сил, ни желания тратить время на упертого барана. Секс я, конечно, люблю, но прости меня дьявол, не с тобой. Даже если ты останешься последним мужиком на планете, я лучше сдохну от недотраха, чем стану унижаться и просить тебя об этом.

— Но ты сама сказала, что не спишь с теми, у кого есть жены, — пуговицы черной рубашки медленно покидали петлицы. — У нас таких нет. Выходит, ты уже пару раз нарушила собственные правила и все твои «нет» — лишь элемент игры. Я лучше понимаю психологию женщин, чем многие мужики, которые положили на тебя глаз. Не стесняйся, это будет твоя лучшая ночь в жизни. Я покажу тебе, что значит небо в алмазах.

— Ланвельд, — взвыла я на одной протяжной ноте. — Ты чем меня слушаешь? Поймет твой крошечный мозг или нет, что у меня есть постоянный любовник. Его мое правило про женатых не касается. Потому что сплю я с ним еще с того времени, когда ни о какой свадьбе и речи быть не могло! Мы вместе дольше, чем он жену свою знает, да и вряд ли, разведясь с ней, уйдет от меня. Вся ирония в том, что таких жен у него может быть с десяток, а любовницей я буду единственной. Застегни рубашку и вали к черту из моей спальни!

— Ты спишь с Стиверсом? — спросил он с шоком и недоверием.

— Какое быстрое аналитическое умозаключение, — иронично протянула я. — Польщена, что хотя бы в моей личной жизни ты можешь разобраться без подсказок и дрянных планов! Понял — прекрасно, выход из моей спальни у тебя за спиной!

— Ты не могла так низко опуститься, — ошарашенно пробормотал он, — с кем угодно, но не с белобрысой тварью. Он же козел, каких поискать. Мы ненавидели его больше половины жизни. А ты говоришь о нем так, словно он идеальный. Чем он тебя околдовал, Эсбила?

— Тем, что трахает так, словно хочет, чтобы я умерла от оргазма, — выплюнула я в лицо ошарашенному бывшему другу. — Не поверишь, чистая правда, он сам может не кончить, но сделает так, чтобы я кроме его имени думать ни о чем не могла. Прости уж, но ты тут со своим членом наперевес не котируешься, ибо у меня самый лучший в мире любовник, который в первую очередь думает обо мне, а не о том, как бы присунуть свою крошечную пипиську!

— У меня нормальный ствол! — обиженно протянул брюнет.

— А у меня нет никакого желания проверять это на практике, — сложила я руки на груди, прижимая одеяло плотнее.

— А может, я окажусь лучше того идиота, — ткань рубашки сползла с натренированных плеч и повисла на запястьях, не освобожденных от запонок. — Ты же сама говоришь, что нельзя делать выводы, глядя на человека. Разведчица должна понимать, что глубокий анализ и личный опыт важен во всем. Не сопротивляйся, детка, и выкини из головы глупые предрассудки. Никто лучше меня не может знать, что тебе нужно.

— Ты хоть понимаешь, что несешь? — я сорвалась с кровати и отбежала от него в противоположную сторону. — Мы друг друга знаем почти пятнадцать лет. Мы с тобой прошли через столько всего… У меня в голове не укладывается… Тонсли, ты мне братом был, мы ели и пили из одной посуды. Да что там, когда Абелиус плюнул на все и ушел, мы выживали, страдая каждый по-своему, но пытались держаться ради друг друга. И ты сейчас предлагаешь мне раздвинуть ноги и просто позволить перечеркнуть всю эту память ради сиюминутной попытки заняться приличным сексом?

— Потому что я не хочу, чтобы он прикасался к тебе, — продолжил с маниакальным блеском в глазах наступать на меня Ланвельд. — Он не вправе вообще о чем-то говорить. Ты единственная, кто мог дать отпор заносчивому засранцу, и теперь он этим пользуется, ломая и унижая тебя. Я же знаю, что ты не такая. Ты никогда бы не согласилась лечь под эту мразь.

— Черт! — заорала я на него. — Дело не в наших школьных предрассудках. Послушай меня, мои отношения с Инетером тебя никоим образом не касаются просто потому, что мы все уже взрослые люди. Да послушай ты меня, наконец! Он не посмеет сделать мне больно! В отличие от тебя, он был мерзавцем только на словах, во всем остальном его поведение выверено правилами и принципами, принятыми у аристократов. Он стал лордом, законным представителем своей семьи и фамилии. А ты… Ты так и остался картонным героем, которого используют все кому не лень! Не пытаешься измениться и понять, что каждый в чертовом мире использует тебя в своих интересах.

— Не плачь, прошу тебя, — он резко метнулся ко мне и прижал к себе. — Мы оба те еще дураки, но кое-что нас объединяет, мы не в состоянии выдержать твои слезы. Умоляю, не рыдай, только не при мне, только не из-за меня. Давай, ты просто скажешь, что я конченная мразь, врежешь мне по морде, а потом будешь сладко-сладко стонать подо мной. И наша жизнь опять начнет приобретать нормальные очертания.

— Тонсли, — едва сдерживала я подступающие к горлу рыдания, — ты несешь полный бред. Мы не сможем повернуть время вспять. Ты уже сделал столько всего, что я обязана тебя убить. Скажи, черт тебя возьми, скажи, что это не ты устроил спектакль в попытках вернуть меня в Лондон. Я все равно не останусь тут. Как только расследование будет завершено, вернусь в Москву, отгуляю свой отпуск и полечу в Париж, где начнется обычная рутина. Вскрытие трупов, исследование ядов и моя привычная повседневность.

— То есть Стиверса в той части твоей жизни нет? — он посмотрел на меня сверху вниз.

— Есть, и больше, чем ты думаешь, — помотала я головой. — Я ему практически всем обязана. Глупо так говорить, но Гевеленна заменила мне мать. Она фактически жила со мной несколько дней, пока я не смогла пережить твое поведение и не смирилась с тем, что теперь французский станет моим родным языком. И, знаешь, я не желала бы себе другой участи. Она волшебная… Никогда не лезла ни ко мне, ни к Инетеру с расспросами, просто смотрела, делала выводы и поступала так, как считала нужным.