Страница 8 из 10
Катенька мечтала отламывать от вкусного батончика “прекрасного далёка” дольку за долькой, класть удивительно сладкие кусочки на язык как пористый шоколад, раздавливая с наслаждением пузырик за пузыриком о чувствительное нёбо, ощущая миллионы оттенков изысканного наслаждения.
Реальность оказалась прозаически безвкусной, порой до предела пересоленной. Как жаль! Это так утомительно – каждый новый день просыпаться непонятно где не с той ноги.
– Моя ли это жизнь, – раз за разом задавала Катенька себе вопрос, вспоминая минуты блаженства с мужчиной, который мимолётным прикосновением мог превратить её в сгусток блаженства.
Иногда, когда мужа и приходящей домработницы не было дома, а Риточка спала, женщина плотно задёргивала шторы, медленно раздевалась в комнате с зеркалами в рост, оголяла чувствительную грудь, трогала себя пальцами, представляя, что это руки Антона Ильича, мужчины, которого она сделала несчастным.
В эти редкие минуты воображение отвергало ход реальной истории, очерчивало границу, где всё можно было исправить.
Вдохновлённая способностью путешествовать во времени Катенька иногда умудрялась создать волшебную иллюзию слияния с тем, кто не спешил отпускать её трепетную душу, которого сама не в силах была забыть.
Как же она была неправа, пустив по ветру реальный шанс, жить с человеком, единственным, кто понимал, кто по-настоящему любил, невзирая на шальные мечты, на скверный характер, на скандальные истерики и безумные выходки.
Увы, придуманное счастье как бабочка-однодневка, линяет, стоит лишь до неё дотронуться. В будущем нет ничего, кроме самой мечты, потому что грядущее – недоступная в реальности голографическая иллюзия.
Жить нужно настоящим, в этом суть. Вопрос в цене сокровенного знания, плата за которое может оказаться непосильной.
В краю магнолий
Море заметно волновалось, посылало на каменистый берег буруны волн, которые, то нежно щекотали прибрежный песок, то поглаживали его, иногда рассыпались, разлетаясь пенными брызгами.
Иногда бурунам удавалось с разбега залететь далеко на пляж, залить расстеленные отдыхающими покрывала.
На движение бурлящей воды можно смотреть бесконечно долго. Оно никогда не повторялось, лишь размеренно аккомпанировало себе ритмичными, набегающими друг на друга звуками.
Неожиданно внимание привлёк совсем иной звук – хихикающий смех, источник которого находился поблизости.
Осторожно, чтобы не привлечь внимание, осмотрел себя с ног до головы. Вдруг в моём облике появилось нечто комическое? Когда ты расслабленно лежишь в пляжной одежде, пикантные ситуации возможны и неизбежны.
Повода для смеха вроде не было.
Оглянувшись, увидел в паре метров от себя расположившихся на цветастых махровых полотенцах девушек. Одна из них при мимолетном взгляде показалась сначала мамой, другая – дочкой. Разглядывать соседок в упор было неудобно.
Невольно прислушался. Тема разговоров, смех с презрительными, ехидными интонациями, странные для мамы и дочки реплики пробудили любопытство.
Немного погодя по контексту и деталям разговора, который невозможно было не услышать по причине яркости, динамике и силе акустики, я понял, что они родные сёстры.
Собственно, к этому моменту интерес мой к соседкам иссяк. Банальность разговорных тем, обилие ненормативной лексики, вульгарность поведения раздражали, не давали сосредоточиться на созерцании прибоя и ощущении свободного от одежды тела.
Глупости и пошлости в повседневной жизни больше чем достаточно. Не для того я ехал в такую даль, чтобы слушать бред, вызывающий эмоциональную усталость.
На море хочется отдыхать расслабленным: дышать солёными брызгами, слушать безмолвие, гасить мыслительный процесс, медитировать на слияние с природой.
Соседки такой возможности лишали.
Мне даже захотелось собраться и отойти подальше, но было лень. К тому же обидно, согласитесь, что на почти пустынном берегу эти двое не нашли другого места, чтобы припарковать свои телеса.
Если честно, я начал слегка заводиться, почти готов был поставить девиц на место.
Основной темой их беседы были мужчины.
Реплики от начала до конца имели скабрезное содержание, причём невольно вызывали реакцию организма, сходную с чтением рассказов эротического содержания.
– Этот, вчерашний пятикантроп с телом атлета, Вадик, вот ведь придурок, привязался к моим сиськам. Лапает, облизывает, словно кроме них у меня пощупать нечего. Я уже вся горю, сок пускаю… еле дождалась, когда дитятко наиграется. Потом бац и сдулся. Лучше бы не начинал. Так и ушла не солоно хлебавши.
– Зато мой, как движок у иномарки. Всю ночь гонял, словно заводной. Маньяк какой-то. Надоел даже. Нет, чтобы по душам поговорить, комплиментом каким польстить. Я же не кукла резиновая, у меня душа есть, между прочим.
– Ну, не знаю, сестрёнка, у меня душа между ног. Не люблю, если на уши присядут, а вставить нормально не могут. По мне лучше пусть зверюга будет, но чтобы с инстинктами дружил. Поговорить я и с тобой могу.
– Каждому своё. Может, в твоём возрасте и я того же захочу. Секс без романтики – это утомительно, неинтересно.
– Давно разбираться-то научилась? Слышала я, сестрёнка, как та иномарка тебя обрабатывала, даже завидно стало. Ты сестрёнка того, осторожней. Предохраняйся, как учила, голову не теряй, даже когда кончаешь. Предки узнают, что я тебе, малолетке, такие вольности позволяю, пришибут. Под свою ответственность на море выпросила. Не подведи.
– Прорвёмся. Я тебя так люблю. Ты у меня лучшая сестра на свете.
Эти диалоги показались довольно странными. Младшая девочка даже не успела приобрести женские формы. На вид ей было не больше пятнадцати.
Старшей сестре было приблизительно лет двадцать или чуть больше.
Высокая девица, крупная, со слегка расплывшимися формами, но оформлеными соблазнительно рельефными выступами, выставленными напоказ.
Навскидку, в ней килограммов под восемьдесят живого веса. Правда, девица подвижная, мышцы развиты замечательно, даже талия есть.
Янтарные с искоркой зрачки, словно капли тягучего мёда, густые, рассыпанные по плечам волнистые волосы, яркие чувственные губы, женственные движения…
Глубочайшее декольте, заполненное шикарным содержимым, с соблазнительными прожилками под прозрачной кожей, дополняли витрину. Пожалуй, её не портил даже вес.
Младшая сестра похожа на грациозную лань или потягивающуюся после сладкого сна юную кошечку: чувственная, с порывистыми движениями и кокетливыми жестами, танцующей, словно отрепетированной и тщательно контролируемой походкой.
Это я заметил, когда она показывала сестре какой-то комический эпизод, сопровождая его целым представлением.
Невозможно было не заметить томный взгляд из-под полуопущенных ресниц, серые, очень тёмного оттенка глаза, стреляющие в каждого привлекательного мужчину, проходящего мимо.