Зоопарк доктора Менгеле

– Почему мы не вырубаем деревья, заслоняющие от нас солнце? Почему мы не выжигаем мух парафином и огнем? Неужели у нас, жителей деревни, голова не на месте? Неужели мы сто́им дешевле гнилой капусты на рынке? Посмотрите на сеньора Тико, того, что вставил острый machete в свой костыль и не упускает случая прижать его к горлу свиньи Кабуры, когда тот решается выйти на рынок. Неужто хромой сеньор Тико – единственный мужчина в нашей деревне, у кого действительно есть голова на плечах? Вы же слышали, что сказал отец Макондо: «Могущественные люди из плодородной саванны покупают машины, размером больше церкви, те, что работают быстрее тысячи caboclos[1]. Они уже забрали себе землю, а скоро отберут у нас и работу! Мы – вонючая гнилая капуста, мы – мелкие ползучие твари, в ужасе отскакивающие от их сапог, наступающих на наши хвосты!

Торговец кокосами, чей прилавок располагался по соседству с тележкой Эусебио, стоял на двух ящиках от овощей, яростно размахивая руками. Его пламенную речь, раздавшуюся над площадью в тот самый момент, когда все готовились к сиесте, встретили восторженно, и старик Эусебио размахивал своей шляпой и смеялся во весь свой беззубый рот. Он достал бутылку агуардиенте, жадно отпил из нее и протянул бутылку говорящему.

– Еще, Гонзо, еще! Слава Тико с мачете в костыле!

– Ничтожные людишки!

Сеньор Гонзо закашлялся от крепкого самогона, но продолжил:

– Разве правительство не обещало нам работу и еду, а еще школу?! И что мы имеем? Ничего! Наши дома все глубже тонут в болоте, стены осыпаются, перекрытия гниют! Наша земля бесплодна, а новые деревья, которые мы сажаем, поражает грибок, плесень, они не дают плодов… А когда мы находим новые участки земли, где еще можно что-то вырастить, эти гиганты уже там, в руках у них бумажки с печатями и подписями, а los armeros, армейцы, приставляют дуло тебе ко лбу и, связав, тащат в крысиные норы столичного подземелья! Куда подевался сеньор Гипез? А сеньор Васкес и его сыновья? Их вынудили выпить мочу свиньи Кабуры, а потом погрузили на грузовик и куда-то увезли! Это происходит постоянно, а мы засовываем наши податливые головы в трясину, становящуюся все глубже с каждым новым дождем!

Мино вскарабкался на кладбищенскую стену под коричным деревом, чтобы лучше видеть разыгравшийся на площади спектакль. Лукас последовал за ним, но сначала аккуратно устроил свою черепаху между двумя камнями в стене.

– Сеньор Гомез снова злой. Он стоит на ящике и размахивает руками, – прошептал Мино.

– Сеньор Гомез не злой, я точно знаю, вчера он дал мне прекрасный целый орех, – заверил его Лукас с серьезным выражением лица.

– Он злится не на нас, а на свинью Кабуру.

– Да все злятся на свинью Кабуру.

– Пошли! – сказал Мино, спрыгивая со стены, – проберемся прямо к ящику, на котором стоит сеньор Гомез. Может, получим еще орех, если будем хлопать, покуда он говорит.

Но Лукас остался на стене, испугался, что в толпе кто-нибудь наступит ему на распухший после укуса кота сеньоры Серраты палец.

Мино протиснулся между бушующими, вопящими торговцами овощами и кокосами и совсем скоро оказался возле ящиков Гонзо. Он изо всех сил хлопал в ладоши, надеясь, что сеньор Гонзо заметит это. Однако взор оратора, опьяненного своей речью и своей храбростью, а также регулярными глотками из прозрачной бутылки беззубого Эусебио, был обращен поверх головы Мино на толпу. Речь становилась все более накаленной.

– Что мы делаем со свиньями, пожирающими собственное потомство, а?! Да-да, мы берем самый большой, самый лучший кухонный нож и всаживаем его в плоть так, что отравленная кровь светло-красной пеной покрывает землю, а потом мы выкладываем труп на муравейник глубоко в джунглях. Разве не так мы поступаем, а?! В следующий раз, проходя мимо логова червей, которое Кабура называет своим кабинетом, я от души плюну на его зеленые сапоги, чума их побери, а потом я отброшу его карабин, выдерну по одному все волоски из его ноздрей и скажу ему, что нам не нужен лакей американцев, чтобы следить за землей, которую наши предки выгрызли из объятий джунглей!

Неожиданно его речь не встретила аплодисментов, никто не кричал и не орал. Тревожная тишина повисла над площадью. Оратор удивленно оглядывался с высоты своих ящиков, внезапно его взгляд застыл на точке левее от платана. Толпа расступилась, и трое мужчин в бордово-желтой камуфляжной форме с портупеями и взведенными карабинами промаршировали прямо к сеньору Гонзо; тот стоял с посеревшим лицом и молча шевелил губами. Его глаза внезапно заполнила влага.

Мино ухватил за ногу ближайшего продавца овощей, увидев, кто идет: сам сержант Фелипе Кабура и два его армейца. Los armeros.

Сеньор Гонзо застыл на своих ящиках в таком положении, которое противоречило закону всемирного тяготения и еще нескольким законам природы: руки и одна нога уже начали движение к земле, но тело еще находилось под таким углом, что спуститься он не мог, и так он простоял все то время, которое многим показалось вечностью.

Фелипе Кабура пнул нижний ящик с такой силой, что сеньор Гонзо свалился в тачку Эусебио и остался лежать среди зеленых гладких кокосов, уставившись в безмятежное голубое небо. Фелипе Кабура подошел к тележке с кокосами, поднял тяжелый карабин и ударил изо всех сил. Приклад угодил в орех, тот лопнул и оросил ближайших испуганных зрителей светло-серым душем кокосового молока.

– Свежий кокос! – сказал Кабура и еще раз сильно ударил карабином в тележку.

Теперь взорвался орех чуть левее от головы сеньора Гонзо, снова брызнуло молоко.

– И еще один свежий кокос.

Третий удар сержанта Фелипе Кабуры угодил прямо в нос сеньора Гонзо, раздался неприятный треск и капли кровавого дождя оросили торговцев овощами.

– Гнилой кокос, – сказал Кабура, повернулся на каблуках и промаршировал прочь вместе со своими армейцами, а тощие ноги сеньора Гонзо в тачке подрагивали в последних предсмертных конвульсиях.

Мино отпустил ногу торговца овощами и изо всех сил бросился бежать. Он спотыкался, падал, поднимался и снова бежал. Остановился он лишь возле рабочего стола отца в тени бананового дерева. Мать развешивала белье рядом.

– Ссс… сссвинья Ка… Кабура размозжил голову сеньора Гонзо, словно орех, – выдавил он, задыхаясь.

Себастьян Португеза рассеянно посмотрел на сына. Потом он отложил дощечку, на которой работал над наполовину препарированной бабочкой «белый павлин» Anartia, и посадил сына на колени.

– Минолито! – прошептал он.

Выслушав сбивчивый рассказ сына, он поднялся и пошел на площадь. Он вернулся только через два часа, сел за стол и ковырял в тарелке маша с маниокой, приправленного чили и зеленым перцем, которую Ана-Мария поставила перед ним. Амантея, его жена, подарившая ему четырех здоровых ладных детей, стояла в дверном проеме, со страхом уставившись в утоптанный земляной пол.

– Где Минолито? – спросил отец хриплым голосом.

– Играет с Теофило и Сефрино за каморкой, – ответила Ана-Мария.

– Сегодня вечером я расскажу вам сказку о вожде племени обохи и бабочке Марипоса Мимоса, – сказал он.

«За великой рекой, за далекими полями, далеко-далеко в самой глубине сельвы, великих джунглей, жил могущественный вождь племени обохи Таркентарк. У Таркентарка было семь жен и тридцать четыре сына, но ни одной дочери. Поэтому каждый вечер он, причитая, сидел у костра и пил из огромных бочек пенную настойку кассавы, жена и сыновья подносили ему бочки – одну за другой. От кассавы живот его стал таким огромным и тяжелым, что тащился за ним до самого холма, когда Таркентарк спускался к реке, чтобы посидеть на корнях мангрового дерева, и был похож на необъятный мешок. Великий вождь просиживал у реки ночи напролет, жалуясь на свою жизнь, а его огромный живот колыхался на поверхности воды, привлекая к себе стаи пираний, с жадностью вгрызавшихся в это огромное манящее чрево. Но кожа на животе Таркентарка была такой жесткой и крепкой, что не поддавалась даже острым зубам пираний. Вечер за вечером, ночь за ночью сидел у реки Таркентарк, горюя о том, что у него нет ни одной дочери».

1

Caboclos – кабокло, этническая группа в составе бразильцев, португало-индейские метисы. Крупнейшая этно-расовая группа Амазонии.