Мое ускорение

— К какому «самому»? — спрашиваю я.

— К первому секретарю, конечно! К кому ещё? — удивляется Ира.

— Мало ли, я на фестивале вообще самого первого видел — Горбачёва, — прихвастанул я и, видя мелькнувшую тень зависти на лице, спросил: — Ты сама зачем раньше приехала?

— Я и не уезжала, я сиротская, — буднично пояснила Ира и достала какие-то бумаги из стопки. — Вот личные дела новеньких. Четверо — воины-интернационалисты, из Афганистана вернулись.

Рассматриваю копии личных дел, которые Ира добыла в приемной комиссии. Да, всё точно, четыре воевавших мужика будут учиться с девятиклассниками и девятиклассницами. Тот ещё гемор будет…

— Как ведут себя? — спросил я.

— Бухают как не в себя, ведут, конечно, себя не по-комсомольски, намаемся мы с ними, — подтвердила полячка мои опасения.

— И Ким, сука, не сказал! — в сердцах высказался я про директора школы. — Зачем их приняли вообще?

— А как отказать, направление от Минобороны, у всех боевые награды, — развела руками Ира. — Да ничего страшного, будем присматривать.

— А кто с ними в деревню едет? — внезапно спросил я.

— Не знаю, Анна Дмитриевна, наверное, — удивилась Ира.

— А если Ольга Олеговна? — с трудом вспомнил я имя молоденькой воспитательницы, у которой с комсоргом Пашкой были отношения.

— Не справится она! — согласилась с невысказанным мною опасением Ира. — Они старше её, да и не сумеет она к порядку призвать.

— Когда им в деревню?

— Двенадцатого августа уедут, в понедельник, а мы через неделю, девятнадцатого, — показала свою информированность девушка.

Выхожу из класса, закрывая его, и иду в приёмную. Телефон горкома я не знаю, а зачем? Есть «ноль девять» же, справочная.

Выяснилось, что первого секретаря от горкома ВЛКСМ нет на месте, уехал в Москву, зато я выяснил кое-что — меня приглашал к себе Капелько Владимир Прохорович — первый секретарь горкома КПСС Красноярска. Делать нечего, созваниваюсь с приёмной Капелько, договариваюсь о встрече на завтра, утром. Неудобняк. Я же хотел бой Бейбута посмотреть. Однако, надо ехать в горком.

Развешиваю объявления о собрании, а в два часа записываю всех, кто пришёл. Из сорока человек в актовом зале появилось всего тридцать пять! Нет четверых афганцев и девушки, некой Боленовой. Из хорошей семьи шахтеров, одна дочь в семье — смотрю её анкетные данные. В президиуме пока трое — я, Бейбут и Ира.

— Давай я сбегаю за парнями, — предлагает мой друг.

— Не дело такому хлопцу за парнями бегать, — шучу я. — Ира, сходи, а я пока ребятам про форум расскажу! И к этой, к Елене зайди, которой нет тоже.

Ира уходит, а я начинаю рассказывать о нашей жизни в школе, о делах, которые их ждут, о прошедшем форуме. Слушают внимательно.

— Не идут они. Пили вчера всю ночь до утра, и Лена там с ними. Бардак, — сказала злая полячка, прикрывая покрасневшую щёку ладошкой, очевидно, получила пощёчину.

— Я же сказал, надо мне идти было, — опять порывается Бейбут, но я его торможу. — Вы пока начинайте собрание, а я сам схожу.

Народ на меня смотрит с интересом. Все этих парней уже знают, дней десять как первокурсники живут вместе тут, и сейчас мысленно они делают ставки. Ох, чую я не в фаворитах у них.

Компания афганцев заняла четырехместку в конце коридора, такая есть на каждом этаже, кроме первого. Козырная комната, с кладовкой, в которой расположен умывальник. Где эта Лена живет, не стал уточнять, раз она сейчас у них.

Открываю дверь, там уже все проснулись и изволят опохмеляться пивом. Смех и шутки их слышны были и за дверью.Отдельно осматриваю Лену и понимаю, она не любовница, она — собутыльница. Вид у неё всклоченный, и фигурой и лицом она не блещет.

— Стучаться не учили? — встаёт в полный рост детина в тельнике.

«Бью в печень, и, сбивая с ног, колочу парнем о дверь, стучась таким образом».

Фу. Реально поначалу так хотел сделать, прям картина перед глазами встала. Но мне нужно не запугать, а построить. Кто-то скажет, это одно и то же. А вот и нет. Кто так скажет, тот в армии не служил, а моя прежняя тушка оттрубила по полной, причем на сержантской должности.

— Фамилия! Имя! Звание! Почему тельник носишь? Где служил? — командным голосом спрашиваю я.

Сразу пусть оправдывается. А наезд по делу, не заслужил тельник — не носи, так, по крайней мере, у меня в башке после армии засело, лет на пять.

— Пятьдесят шестая отдельная десантно штурмовая бригада! Старший сержант Недолюбко! — на автомате выпалил парень. — А ты кто такой?

Вот сейчас надо дать понять им, что они в заднице, и спасти оттуда могу их только я, и не за просто так, а им при этом будет очень стыдно и больно.

— Я тот, кто вас от зоны спасает! Комсорг школы Штыба Анатолий, чемпион СССР по боксу, член юниорской сборной СССР. Кто девушку ударил?

— Эту… наглючую, что ли? — некстати влезла Лена.

— Ты иди, собирай вещи, в школе ты больше не учишься, зачем вообще сюда поступала? Сегодня же пинок под зад, и да, Боленова Елена, раньше тебя из школы ещё никто не вылетал, у тебя рекорд.

Тут опять от меня наёпка. Откуда этим пятерым знать мои полномочия, ну комсорг, мало ли их видели, ну боксёр, да впечатляет, но парней, которые в открытый конфликт пока не лезут, присматриваются ко мне. Лене же пофиг. И тут одно могу — взять на понт, хотя, не совсем на понт — я уж сумею добиться исключения её из школы, ну не на сто, пусть на девяносто процентов, я в этом уверен, шахтеров только жалко.

— Не били мы её, а ты кто? — повторяет вопрос сержант.

— А кто её бил? Она? — указываю на немного потерявшую уверенность Лену.

Ну а что, минуту назад она сидела в компании крутейших парней, которых все тут уважают, героев-интернационалистов, а сейчас ей грозит не понятно кто, но уверенный как танк в себе страхолюдный парень, какой-то местный начальник. И крутые парни уже не лезут в драку, а просто спрашивают.

— Я бил! — встаёт второй парень с дальней койки, тоже в гимнастерке со значками, боевых наград у него не вижу.

Соврал из ложного чувства братства, прикрывая свою собутыльницу? Не понял пока, как она к ним в компанию попала?

— Молодец! Девушку ударил, потому что уверен — не ответит тебе? А меня ударить так сможешь? Или вас, мудаков, учили только мирных девочек бить? — перехожу к финалу я.

На этот раз ко мне ринулись оставшаяся парочка и этот… ложный друг.

— Тихо, парни! — тормозит их громила-десантник.

Я сказал про свои успехи в боксе не из трусости, процентов пятьдесят, что разборки закончатся дракой, и, уверен, моей победой. Стою я в проходе, все сразу достать не смогут, если чем кинут, шагну за порог. Не хочу потом претензий, мол, ты спортсмен, а влез в драку. Будь хоть сто раз я прав, лучше перестраховаться. Сейчас парни предупреждены и в дальнейшем по этому поводу базара не будет. Будет ли дальнейшее у нас общение? Надеюсь, да. Вроде, люди адекватные. То, что бухают в то время, когда в стране идет борьба за трезвость? Так и повод есть! Вернулись с войны, дембель!

— Ты, комсорг, а чего решил, что мы тебе подчиняемся? Я даже генералу сейчас не подчиняюсь. И, я так понял, ты не служил, а не уважаешь тех, кто в сапогах ходил, — говорил он, закрывая проход своим соратникам. — Мы — дембель!

Так, значит, извилины кое-какие есть и на драку он не настроен, понимает, что может ему это боком выйти, и реально из школы попрут. Вариант, что я им сейчас наваляю, тоже имеется, а ещё есть вариант, что они меня отоварят, и, не дай боже, повредят чего, тогда реально дело заведут. Нет у них сейчас хороших решений. Все в минус приведут. Цугцванг.

— Не служил, пока нет восемнадцати, военных уважаю, а как к вам это относится? Вы не военные, а бухой дембель, который не пойми с чего тут права качает, — отвечаю я. — Один из вас девушку ударил, остальные не заступились, вы сейчас для меня мусор.

— Да я, я ударила! — призналась Лена, — Сашка меня захотел выгородить.

— Ты с сегодняшнего дня уже не в школе, а собутыльники твои чего не заступились? — будем ставить вопрос об исключении из школы за аморальное поведение и тебя и их, — припечатываю я.