Страница 12 из 13
- Ты забыл, что есть еще одна сфера, в которой у нас, людей, прогресс идет даже быстрее, чем в сфере высокой экономической выгодности. Я про военно-промышленный комплекс, если ты еще не понял. И поэтому тебе придется забыть все, что ты видел, если на Земле есть хоть один человек, который тебе дорог. И еще: не делай из того факта, что ты останешься жив, далеко идущих выводов. Просто твоя смерть, сколь бы продуманной она не была, привлечет ненужное внимание. А его и так предостаточно. Поэтому ты придумаешь какое-то научное объяснение тому, что здесь происходило, получишь за это более чем приличный гонорар и улетишь домой живым, здоровым и богатым. Но имей в виду, у меня достаточно способов держать тебя на коротком поводке, и если мне однажды просто покажется, что ты хочешь разрушить тот мир, который я знаю и люблю, ты проживешь не дольше, чем мне понадобится, чтобы набрать телефонный номер. Все. Разговор закончен.
Медленно и бессмысленно, как сомнамбула, я повернулся, вышел из комнаты и, медленно и осторожно, закрыл за собой дверь. Мне определенно нужен отпуск.
Многое (если не сказать - все) изменилось в моей жизни за шесть лет, прошедшие с моего лунного приключения. Против ожидания, со мной ничего не случилось. Никто не пытался отправить меня на тот свет, более того, сколько не присматривался, я не замечал никакого особенного внимания к своей персоне. А если и замечал, то это всегда оказывалось естественным людским любопытством - все же я стал довольно известной персоной после той истории. Временами мне даже казалось, что Штейнберг просто попугал меня своими последними фразами и давно уже и думать про меня забыл. Тем более что самому предаваться раздумьям у меня особо времени не было. Сегодня я - один из самых известных и самых дорогих практикующих психотерапевтов. И - один из величайших циников. Имею право, поверьте. Если я хотя бы заикнусь, что собираюсь писать мемуары, через пару часов к моей двери выстроится очередь наемных убийц. По-моему, мы зря ищем следы иных цивилизаций в космосе. Представители иной цивилизация давным-давно живут среди нас, пользуясь плодами наших трудов. Им чужды понятия честности, порядочности, любви, дружбы и всего того, что отличает хорошего человека. Чужды, но не непонятны. Они высокоразумны и легко пользуются этими понятиями для достижения собственных целей. Не знаю, откуда появился этот вид Homo Superiour, вывелся ли в результате эволюции или действительно пришел из глубин вселенной. Но если последнее - не удивлюсь.
У меня дом в швейцарских Альпах, два дома на восточном побережье, квартира в Париже. Но бываю я в них редко, и живу обычно в особняке в Куинсе, где обычно и принимаю клиентов. По остальным моим домам в основном Лиззи мотается, иногда - с сыном. Лиззи - моя вторая жена. У нас с ней просто договоренность - я даю ей деньги и ввожу ее в высший свет, а она создает мне домашний уют, ощущение надежного тыла, сверкает красотой на раутах и не гуляет налево, или, по крайней мере, делает это незаметно. Не скажу, что у нас какое-то взаимное чувство, но договоренность мы соблюдаем хорошо. Во всяком случае, так получилось лучше, чем с первой женой. Я принимаю клиентов с двенадцати дня до восьми вечера по будням, по субботам хожу на собрания Хаус-клуба, по воскресеньям играю в гольф с Маккензи, Полем Брауном или с четой Дикаприо. Так и живу. Если бы не Макс - мой сын от первого брака, все было бы совсем тоскливо.
Первый год я еще иногда вспоминал о грандиозном рождественском подарке, спрятанном под лунным грунтом на берегу моря спокойствия, но чем дальше, тем меньше оставалось во мне от того восторженного идеалиста, которым я был когда-то. И все реже я думал о звездах и о всеобщем благоденствии. Не бывает всеобщего благоденствия, так уж люди устроены. Личного благоденствия хотят почти все, но вот всеобщего - немногие, да и те, что хотят, имеют каждый свое представление, чего именно надо дать всем и каждому, чтобы оно, наконец, наступило, всеобщее это счастье и благополучие. Может, я еще долго не вспоминал бы о тех событиях, если бы три дня назад не наткнулся на заметку в газете. «Бриллиантовый король при смерти», гласил заголовок и чуть пониже спрашивал шрифтом помельче: «Кому достанутся миллиарды?». Я бегло просмотрел статью. Штейнберг госпитализирован с обширным инсультом. Он в сознании, но состояние тяжелое. Больше всего автора статьи занимал тот факт, что детей у Штейнберга нет, и 99 процентов ее состояло из спекуляций на эту тему.
Не скажу, что новость вызвала у меня шквал эмоций. Я, пожалуй, и забыл бы скоро об этой заметке, но сегодня в пол-одиннадцатого прозвучал дверной звонок. Я никого не ждал, а на медной табличке у двери четко написаны часы приема. Поэтому спустился я в некотором раздражении. Стоявший за дверью худощавый длинноволосый тип в сером пиджаке мог быть только госслужащим, потому что никакой нормальный человек не станет носить костюм в тридцатиградусную жару. Я распахнул дверь и довольно желчно поинтересовался:
- Чем могу быть полезен?
Мужчина неторопливо полез во внутренний карман и вытянул удостоверение.
- Филипп Кармак, ФБР. Могу я задать вам пару вопросов?
ФБР? Я посторонился, пропуская.
- Я думал, вам положено коротко стричься.
- ФБР - не армия, - ответил он с достоинством мирового судьи в пятнадцатом поколении и прошествовал на кухню, оставив едкую смесь запахов пота и дешевой туалетной воды.
- Буду краток, - заявил он, устроившись в кресле и с наслаждением отхлебнув из предложенного стакана, - сегодня в аэропорту имени Кеннеди нами задержан некто Майкл Короткофф. Совершенно непонятно, как он получил визу, потому что нам совершенно точно известно, что мистер Короткофф является высококлассным киллером и обычно выполняет работу для русских мафиозных группировок. К сожалению, он действительно высококлассный специалист, поэтому у нас нет никаких улик против него, и мы не можем возбудить дела. Максимум, что мы можем сделать - выставить его из страны.
- Печально, - откликнулся я равнодушным тоном, - эта русская мафия вконец обнаглела. Но позвольте, офицер, причем тут я?