Тевтонка

Грейн подняла руки вверх. Зелёное пламя из её глаз ударило в один светильник, в другой, в третий. Она открывала их все, все эти пронумерованные могилы её самой. Мощные потоки мятного света искрились в ладонях, она пыталась объять то, до чего только можно и нельзя дотягиваться.

Она искала. Верования, легенды, колдовские обряды, культы. Чудеса, явления святости, встречи со сверхъестественным. На поверку ничего не выходило за рамки рационального: всё объяснялось либо природными явлениями, либо вмешательством инопланетян. Рай и ад? Места отличные, места ужасные, места просто потрясающие и почти нереальные — но только по эту сторону бытия, на планетах и звёздах.

Изо всех сил Грейн тосковала и билась. Хотела верить — и видела, что это лишь очарование, что священные тексты врут.

Однако за многими легендами стояло нечто общее, вилась красная нить. Или синяя? Появляется, помогает, исчезает. Волшебник, демон, воображаемый друг. Один или с друзьями.

Кто он?

Имени не было. Он не хочет, чтобы о нём знали, заметает следы. На его фигуре невозможно остановить взгляд.

Погодите-ка! Темнокожая врач рядом с потрёпанной полицейской будкой. Большеротая блондинка в рваных джинсах. Пожилая дама выгуливает металлического пса. Рыженькая, её муж, миниатюрная учительница. Они в чём-то участвовали, стояли рядом, пространство-время вокруг них расходится рябью. Девочка-Которая-Учится замечает подобные вещи, даже если не отдаёт себе отчёта в том, что именно видит. И она в разных реинкарнациях встречала этих странных людей, даже разговаривала с некоторыми. А за их спинами таился тот, кого сложно запомнить и кто сильно искажал реальность.

Грейн лежала под яблонями, на шлем нападало уже прилично красных листьев. Встала, разметав их, и пробормотала:

— Очередной поганый божок. Найду его и потыкаю мечом.

А вдруг он знает ОТВЕТ?

— Где же мне разыскать этих странных людей? — задумалась Грейн…

И расхохоталась:

— О, ясно — где! Ну, стеклянные тётки, соскучились? Я иду к вам!

Да, конечно же. Станция «Свидетельство». Вот куда надо снова попасть. Перед смертью с кого-нибудь из «странных» обязательно сняли мнемокопию, если просмотреть её воспоминания, можно получить сведения о божке этой реальности.

Поднявшись, Грейн взмахом открыла люк между стволов. В проёме виднелся вытянутый, словно барочная жемчужина, корабль НАВИ, который как раз успел зарядиться для следующего перелёта.

Когда окно за тевтонкой закрылось, из стены вышел друид в зелёном плаще. Голова под капюшоном была лосиная, но без рогов. Лось проскрипел:

— Гх-м. Надеюсь, не вернё-ётся. Если, конечно, найдёт Его. Он-то бы-ыстро справится с этой сумасшедшей. И почему подо-обное происходит именно в мою сме-ену?

Задумчиво почесав между ушей, друид выломал лиану, стукнул о яблоню — получилась метла. И принялся подметать осевшую пыльцу, то и дело прерываясь, чтобы развести мохнатыми руками. Длинная верхняя губа обиженно шевелилась.

Глава 6. Суд

Конрад сидел в своей келье перед кучей грамот и нервно постукивал кончиком пера по столешнице. Он всегда был хаускомтуром Мариенбурга. Сменялись великие магистры, великие маршалы, великие комтуры, а Конрад… Конрад оставался при замке. Он знал, где взять десяток боевых коней в подарок венгерскому королю. Как сделать, чтобы стены стояли и пиво не кончалось. Даже при осаде.

Но паршивый заяц сильно подпортил репутацию. Вот кто разболтал Магистру, что косой когда-то мяукал? Наверняка один из поварят. К этому промаху добавился и другой: из казны Ордена уплыли деньги Генриха. Погиб же и ничего так и не подписал, сукин сын. То есть дочь.

Длинноносый нотариус в лиловом платье поклонился и положил на стол пять свитков.

— Теперь всё в порядке? — спросил Конрад. — Никто не подкопается?

— Пришлось применить все связи, чтобы достать фамильную печать Таупаделей. — Нотариус медово улыбнулся. — Не беспокойтесь, бумаги абсолютно законны. Всё наследство достанется Ордену, ни один эксперт не опровергнет подлинность подписи и оттиска.

Комтур грохнул на стол мешочек с золотом. Нотариус принялся пересчитывать дукаты.

Бургграф Нюрнберга Фридрих давно не испытывал такого недоумения. С того утра, когда в постели герцогини де Грандсон обнаружили барана. С одной стороны, агнец — животное чистое, и дьявол не может им обернуться. Значит, в колдовстве герцогиню обвинить не получается.

С другой стороны — баран. В постели. С герцогиней!

Но сейчас всё оказалось ещё запутаннее: вассал Фридриха судился с самим Тевтонским орденом. Графу не хотелось пускать Орден на свои земли, не хотелось и выкупать их. Таупадели же всегда присылали отличных, верных бойцов.

Нельзя ссориться с прусскими рыцарями. А подставлять им грудь — можно? Живо заведут свои порядки. Кроме того, после поражения в битве под Танненбергом тевтонцы теряли вес, как больной сукоткой: новый король отказал великому магистру во встрече.

Фридрих должен заступиться за вассала. Правда, молодой Таупадель вызывал брезгливость. Весь оплывший, словно догорающая свеча, в ярком модном костюме, левая половина которого лоснится розовым, правая — голубым. Его отец сокрушал сарацин, покорял ристалища, — а это что?!

Решение барона фон Зайда, разбиравшего дело до того, Орден не устроило. Отдавать же вопросы о разделе своих земель на откуп епископа Фридрих не хотел.

Молодой Таупадель, в зелёной шляпе с пером до пояса, бубнил:

— Уважаемый суд, Грета мне даже не родная сестра. Отец нашёл её ночью у часовни, когда молился о моей покойной матери, и привёл в замок. Он говорил, что двоюродная тётка просила приютить своего отпрыска. Так ли это? Никакого письма от тётки я не видел, возможно, его и не было. Однако отец дал Грете свою фамилию и растил как родную, во многом ущемляя законного сына, то есть меня.

— Расскажите о вашем вступлении в Тевтонский орден, — перебил помощник Фридриха, солтыс.

В зал Нюрнбергского замка обычно вмещалось человек двадцать, а сейчас набилось больше сотни. Сидел только суд, остальные толпились кругом. Генрих промокнул лоб кружевным платком, всхлипнул и сообщил:

— В ту злополучную ночь мне пришлось отлучиться по важному делу, отец же никогда не выпускал мои бумаги из-под контроля. Он вручил грамоты моей, с позволения сказать, сестрёнке, и отправил её в Пруссию. Я, настоящий наследник Таупаделей, никогда не вступал в Орден. Ваша светлость, претензии ответчика на наследство необоснованны.

Хаускомтур Мариенбурга Конрад невзначай распахнул полу своего белого плаща и провёл рукой по туго набитому мешочку. До заседания этот посланец Магистра подходил, ластился, болтал о щедрости и вечной дружбе. Фридрих сделал вид, что не замечает кокетливого взгляда.

— Кто может подтвердить вашу личность? — спросил солтыс.

Из толпы протиснулись вперёд шестеро — ключница, приодевшаяся по такому случаю, монах и четверо слуг старого Эштеля фон Таупаделя.

Солтыс покачал головой:

— Кто-нибудь из благородных?

Генрих развёл руками, широкие рукава чуть не волочились по полу.

— Отец вёл жизнь аскета, к сожалению. Мы никуда не выезжали и не звали к себе.

Конрад усмехнулся и подбоченился. Сейчас он выиграет процесс, и Магистр отменит наказание, данное за того зайца. Может быть, даже великим комтуром назначит. Давно пора.

Фридрих сделал знак двумя пальцами. Поднялся старик — нотариус бургграфа — и кинул на пол несколько свитков:

— Бумаги, предоставленные Орденом, поддельные. Здесь не печать фон Таупаделя, слово чести.

Это «слово чести» прекрасно заменило протоколы испытаний, аттестат аккредитации лаборатории и ещё три тома бумаг, так что окрестные дубовые рощи вздохнули с облегчением. Правда, их потом всё равно свели на выплавку стали для заводов Нового времени, но что уж поделать.

Брат Конрад смял свою шапочку в кулаке и вцепился в жидкие патлы. Солтыс мерно читал вердикт, признающий право Генриха на наследство.