Просто друзья

— Да, Мила. Оказывается, не такие уж мы и разные, — подхожу к ней ближе.

— Думаешь, у нас получится? — отводит она от меня свои темные глаза.

— Что именно?

— Быть друзьями? — бл*ть, опять это слово. Оно жжет. Противный скрип для моих ушей. Мы — и друзья? Да я трахнуть тебя хочу!

Мой взгляд блуждает по ее лицу. Ищу там ответы на свои вопросы, которые сам себе боюсь и задать. Понимаю свои желания, но озвучить даже мысленно их опасаюсь. Как только они, эти мысли, примут форму, то пути назад может не быть. Скользкая и опасная тропа. А напрасно я не рискую.

Наклоняюсь ближе, хочу вдохнуть ее аромат глубже. А может, почувствовать ее дыхание.

— Картошка остынет и будет невкусной.

Сучка. Темная Мила та еще сучка. Но ее хочется приручить. Ты будешь моей, Мила Апраксина-Навицкая. Друзья, бл*ть.

Не глядя на пакет, достаю оттуда картошку в упаковке и вынимаю тонкую соломку. Продолжаем смотреть друг на друга, провоцировать. Мила поджимает губы и прячет свою улыбку.

— С соусом вкуснее, — комментирует она.

— Ну так открой!

Она не смотрит на пакет и вслепую находит маленькую коробочку ярко-желтого сырного соуса. Открывает фольгу, берет одну соломку, макает ее в соус.

Не выдерживаю и краду ломтик картошки из ее рук, облизав уголок своих губ, который испачкал в соусе.

— Это было…

— Нагло? Знаю.

— Это было мое.

— Что мое — твое. И наоборот. Забыла, жена?

Между нами искрит. И чувствуем это оба. Мила заигрывает со мной, ходит по краю. Темная ее сторона опять на прогулке. Чем чаще я с ней, тем больше она любит выходить наружу. Вопрос: что делать со светлой?

— Я был сегодня у отца, — решил я продолжить разговор.

— И что он сказал?

— Ну, перед тобой новый сотрудник Навицкий холдинг, — развожу я руками в стороны.

— Тогда с первой зарплаты жду приглашения в кино, — хитро щурит глаза.

— Я уж думал колье какое попросишь.

— Идея неплохая. Советом воспользуюсь, но позже. А пока я хочу в кино. Чтобы мы были одни в зале. Сели в середине, у каждого по ведру попкорна, — она мечтательно закрыла глаза. Еще немного, и я сам буду желать этого наравне с победой в гонке, — у тебя уже было что-то похожее?

— Нет. Я вообще никогда не заморачивался, как бы затащить девчонку в постель.

— А в кино ходят только для этого? — даже в темноте я вижу ее румянец на щеках.

— А зачем же еще? Фильм я и дома посмотрю. Зачем мне тусить с непонятными там людьми, слышать хруст кукурузы за соседним креслом?

— А я вот ни разу не была, — она опустила глаза, — в кино просто такое видела.

Черт. Хочется теперь исполнить это ее желание. Снять зал и выкупить весь попкорн. Пусть сидит рядом, ест его и смеется над фильмом.

— И какое кино хочешь посмотреть? Умоляю, только не классику и ничего про балет, — Мила отошла от меня, повернулась спиной. Только не закрывайся, если я вдруг сказал что-то не то.

Целую минуту она молчит, пауза затягивается. Становится неловко. Потому что виной всему я со своими дурацкими вопросами.

— А что ты хотел бы посмотреть? — Мила поворачивается ко мне лицом, обнимает себя руками. Кажется такой хрупкой и беззащитной. Я беру плед, что забрал из машины (как он оказался у меня в машине, понятия не имею), накидываю ей на плечи.

— Я люблю про гонки. Но с тобой бы посмотрел Остров сокровищ.

— Твоя любимая книга?

— Да.

— А почему ты загибал те страницы?

— Там мои самые любимые моменты, — подхожу к ней близко. Мила чувствует меня, но не поворачивается. Если она это сделает, то наши лица окажутся еще ближе.

— Замерзла? — вижу, как Милу потряхивает.

— Да.

— Тогда домой?

— Спасибо за вечер, Глеб Навицкий.

— Спасибо за компанию, Мила Навицкая.

Мы спускаемся вниз в тишине. Совру, если скажу, что хочу, чтобы этот вечер закончился. Нет, я бы его продолжил. Но я открываю дверь перед Милой и помогаю сесть на пассажирское сиденье, а потом обхожу машину, чтобы сесть на водительское.

До дома мы доехали за какие-то десять минут. Здесь тихо. Мы проходим в коридор. Наше молчание нарушает только тихое тиканье часов.

Невыносимо хочется шоколада. И велик соблазн, когда стоит та, что может подарить этот запретный вкус.

Я подхожу к ней со спины, помогаю снять куртку и кидаю в ноги. Разворачиваю ее к себе и не встречаю ни доли сопротивления. Слышу частое дыхание. Не только свое. Грудь Милы часто вздымается.

Очертания еще нечеткие — слишком темно. Действую практически наугад, по интуиции. Но верно нахожу ее губы. Кровь закипает, мозг получает долгожданную дозу, уровень моего серотонина и дофомина повышается, мой организм счастлив.

Глава 18

Воспоминания из дневника Милы.

Смотрю в окно. Снег, что так волшебно падал на Новый год, превратился в лужи, которые замерзли через несколько дней. Январь, что плавно перетек в март. Волшебство, что сменилось банальной историей.

— Разминаемся, девочки, — голос Ирины Григорьевны отражается от стен.

Внутри пустота. Так нельзя не только танцевать, даже подходить к станку. Я не чувствую свое тело.

Помню однажды такое уже случалось. Ровно три года назад. В тот вечер мы были у Навицких. И было Рождество.

Я долго выбирала платье. Остановила свой выбор на красивом серебристом коктейльного типа. Никогда не знала, какой цвет ему больше нравится. Ведь у меня не было времени, чтобы это узнать. Внутри ликование и ожидание чего-то нового, необычного. Сегодня к нам на празднике присоединится Глеб.

Напрасные ожидания вытягивают все силы. А потом наступает такая противная пустота. Глеб был с девушкой. Ее звали Алина. Красивая. У нее были светлые волосы и голубые глаза. Она ассоциировалась у меня с ангелом, таким чистым, почти невинным. К сожалению, это только внешняя оболочка.

Весь вечер они шептались и переговаривались. Он дарил ей свою улыбку, рассказывал свои шутки. Мне же — ничего. Только один взгляд, что мазнул по мне, задержавшись только на платье. Они ушли спустя час. Но за это время я поняла, что он любит запеченное мясо, баранину в данном случае. Глеб пил только сок, что говорит о том, что даже слегка выпившим он не сядет за руль: я подсмотрела, они уехали на его машине. А еще он не ест торт. Не прикоснулся даже к маленькому кусочку. А он был очень вкусным, с прослойкой из шоколада, все как люблю я.

А главное, ему не понравилось мое платье. По возвращению домой я избавилась от него. Новое, сверкающее, модное, но не привлекающее внимание Глеба Навицкого.

Тогда вечером меня накрыла та же пустота. Глухая.

— Мила, Никита, сегодня снова пробуем дуэтный танец. Вперед, — Соня выбежала из зала, ее ярость еще долго витала в воздухе. А мне первый раз в жизни хотелось последовать за ней, прочь из зала.

Сейчас я не влюбленная принцесса, а пустой сосуд, что двигается как по учебнику, не вкладывая в свои движения и толику чувств. Самая страшная ошибка балерины.

— Мила, ты не дышишь! — Ирина Григорьевна прерывает наше подобие танца, — ноги твои не дышат, руки тоже. Где твои глаза? Улыбка? Соберись! Ты капелька, помни.

Я не дышу. Но когда внутри пустота, зачем дышать?

Я не видела Глеба несколько дней. Остались только смятые простыни в его спальне, подушка, что еще хранила его аромат и мое одиночество. Я не ждала от него цветов, не ждала каких-то высокопарных слов и признаний. Нет. Я прекрасно знала и понимала, что мой муж — Глеб Навицкий. Но не учла главного — знать и понимать это одно, а чувствовать — другое.

А я чувствую безумную обиду брошенного человека.

— Мила, у тебя что-то случилось? — заинтересованно спрашивает Никита.

— У меня все в порядке.

— Ты сегодня другая. Не такая как обычно.

— А какая я обычно?

— Улыбаешься ты обычно, даже если что-то не получается. Тебе очень идет эта улыбка.

— Никита, я тебе нравлюсь?

— Прошу прощения?

— Я тебе нравлюсь? Как девушка?