Страница 28 из 56
Из необычного: Боччони, мой тайный вассал и агент в Лондоне, окольными путями организовал гастроли китайского цирка на Перекрестке. Глен тяжко вздыхал, но позволил себя уговорить и выделил место. Зашло на «ура», причем зрителями в основном были аборигены — мероприятие быстро обрело статусный характер. Вряд ли дело во мне, хотя мы с Мерри и присутствовали (во многом ради неё всё и затевалось). Скорее, нашим торгашам требовалось нечто особенное, выделяющее, исключительно для своих и вместе с тем позволяющее пофорсить. Теперь администрация думает, не построить ли постоянный театр или иное здание, предназначенное для увеселений. Пожелаем ей успехов, ибо задача сложная из-за того, что свободной земли в домене нет.
Массимо Боччони оказался удачным приобретением в том смысле, что был своим в чрезвычайно информированном паучьем актерском гнезде. Среда, конечно, очень специфическая, зацикленная на самолюбовании, но вхожая в самые разнообразные круги, вплоть до высочайших. Я о сородичах говорю. Тот же лорд Калм обожал оперу и часто посещал её, покровительствовал талантливым певцам, активно участвовал в обсуждении новых постановок. Не знаю, сколько в том искренности, а сколько — носимой маски, но факт любопытный. Другие сородичи, не обязательно министерские, тоже часто появлялись в Лондоне ради развлечений, с удовольствием посещая театры и новомодное кино.
Ради практики и просто из любопытства я продолжал снимать проклятья. Материалом, то есть пациентами, меня по-прежнему обеспечивал Синклер, он же служил источником сплетен о Палатах Мидаха и консультантом по современному чародейству. Всё-таки смертные изобрели массу полезных вещей, значительно облегчающих быт.
Сын целителя, Эдвард Синклер, с проблем которого началось наше знакомство, так и не оправился до конца. У него высосали приличную часть тонкого тела, подобные травмы не остаются без последствий. Возможно, когда-нибудь юноша восстановит прежний контроль над магией, но произойдёт это не скоро, в лучшем случае — через десятилетия. То есть идти по отцовским стопам и лечить людей Эдварду не светит. Поэтому он поступил в специализированное училище, выпускавшее магов-связистов, прошел обучение и сейчас устроился в крупную телефонную компанию. Вроде бы, неплохо зарабатывает и всем доволен. На память о прошлом у него осталось увлечение всякими редкими тварями, разумными и не очень, сведения о которых он почему-то предпочитает брать из сомнительных источников. При встречах он постоянно меня веселит, цитируя перевранные человеческими сказочниками факты.
Тем не менее, о начале войны между ночными князьями Лондона и Лидса я узнал от него. Хотя слово «война» в данном случае неуместно, правильнее говорить о столкновении сторонников двух вожаков. Мой бывший родственник Хаемон тревожит Брана, не доводя дело до полноценных схваток с участием крупных сил. Хочется верить, ему хватает инстинкта самосохранения, чтобы понимать простую истину — люди, если количество трупов превысит определенную черту, тоже перестанут считаться с потерями и раздавят ночных, как бы сильны те ни были. Эдвард узнал о стычках от своих знакомых в Министерстве Чародейных Дел и сообщил мне, спросив, не собираюсь ли я вмешиваться. Нет, не собираюсь. Смертные могут и должны справиться с этой проблемой самостоятельно. Причем, если Хаемону хватило ума запросить внешней поддержки, разберутся в скором будущем. Перед намечающейся заварухой в Европе им не нужна напряженность дома.
Последняя неделя перед ритуалом обращения к Стражу Пустоты запомнилась чередой мелких жертвоприношений. Ничего ценного или сложного, зато каждый день, утром и вечером. Очень выматывает. Неудивительно, что в назначенный день я начал церемонию не только с легким мандражом, но и с чувством облегчения — наконец-то нервотрепка закончится и появится хоть какая-то определенность.
Призыв Стража Пустоты имеет свои особенности. Из-за них, кстати, часть сородичей считает его не старшим, а великим духом, одним из тех, чья воля поддерживает существование Изнанки. Нет необходимости в принесении жертвы Отцу Путей — утверждается, что Страж сам находит дорогу к зовущему его. Восемь хранителей сторон мира тоже остаются без приношений, потому что пространство-время в данном случае никак не задействованы, общение с духом происходит в персональной реальности, создаваемой специально для этой цели. А вот якорей для сознания лучше наделать побольше, не менее четырёх, иначе маг рискует утратить ориентиры и после окончания разговора оказаться вышвырнутым в виде бесплотной энергетической сущности неведомо где, вдалеке от собственного тела.
Очень тяжело дался разговор с Мередит. Сестра уже достаточно подросла, чтобы понимать, с кем я хочу пообщаться и насколько эта встреча опасна. Пришлось долго объяснять, почему и зачем я должен, именно должен пройти через ритуал. Попутно вспомнили Лотаря, его поведение после смерти бабушки Ксантиппы, поговорили ещё и о том, каким должен быть глава Священного Дома. Сестра, конечно, отца вспоминала, причем детская память окрашивала его фигуру в более светлые тона, чем моя. Тем не менее, своему брату Мерри доверяла, вдобавок её поддерживало моё твердое обещание выпустить Лотаря из Склепа после становления полноправным наследником.
Обещание я сдержу. Без ритуального поединка с предыдущим главой власть над Священным Домом не принять. Да и сестре не худо бы напомнить, что из себя Лотарь представляет и почему мы от него избавились. Пусть освежит впечатления.
Итак, настал тот знаменательный день, когда я, облаченный в хламиду из грубого некрашеного льна, прошел в зал призыва. Из всех обитателей поместья меня сопровождала только Мерри. Ей предстояло начать и завершить обряд, выступая маяком и одновременно благословляя от лица Дома. Остальное я должен проделать сам.
Сестра встала рядом и вздохнула, недовольно поджав губки. Ничего не поделаешь, милая — смерть всегда рядом. Не в той семье мы родились, чтобы заниматься только безопасными делами.
— Начинай, Мерри. Пора.
Она ещё раз вздохнула и принялась обходить зал противосолонь, тихо проговаривая слова старого гимна.
— Именем матери сущего, бесконечно порождающей миры. Именем творцов, сотворенных её волей. Именем вереницы, вечно бредущей в пустоте. Именем моих детей, что придут мне на смену. Вот лежит тот, чья воля крепка, чья жажда превыше страха…
Я к тому времени действительно лежал. На настоящем костре из дров, сложенном из нескольких пород дерева, обильно политых маслом. Горшочек с угольями стоял рядом, хоть сейчас поджигай. Собственно, если вдруг я помру в процессе, Мерри именно это и предстоит сделать — сжечь моё тело. Иначе то, что воскреснет, придется останавливать Финехасу, а он не любит заниматься не своим делом. Надо постараться выжить. У сестренки и без того сложный день, незачем нагружать её лишней тяжестью.
Чем-то это было похоже на сон. С той только разницей, что я четко ощущал момент засыпания, погружения в себя, медленного отключения разума от органов чувств. Последним исчезло ощущение тяжести, вообще перестала чувствоваться плоть. Я находился в полной темноте — без света, звуков, запахов, магии, без всего. Полная депривация. Прикоснись сейчас ко мне легчайшее перышко, и мозг взорвался бы от яркости и остроты ощущений.
Не было ничего. Кроме меня самого.
Дорога к Стражу лежала через собственный разум мага. Путь следовало создать, или найти, в самом себе. Выстроить несуществующее пространство, способное выдержать присутствие сущности более высокого порядка, и призвать духа, сохранив личность в целостности. Задача для мастеров менталистики — или для рядовых представителей Священных Домов, специализирующихся на работе с сознанием. Таких, как Черная Вода.
Воскрешение в памяти образа ритуального зала потребовало пары секунд, воплощение его в виде энергетического контура, существующего и одновременно нет, заняло ещё минуту. Я продумывал внешний вид до мельчайшей детали, вспоминал малейшие трещины на стенах, отмечал слегка поблекшие краски фресок, тщательно прорисовывал рисунок на полу. Укрепил балки, вспомнил и наложил заклятья, превращающие камень и кирпич в нерушимую твердь, превратил здание в единое целое, спаянное в монолит моей волей. И только после того, как приготовления были закончены, подошел к алтарю, украшенному простым символом — кругом. Обычным кругом, лишенным любых дополнений.