Страница 5 из 114
Вот в это зеркало и смотрел Андрей Георгиевич на самого себя. Юноша он был красивым, если не сказать смазливым. Если бы еще умел быть наглым и способным соблазнять, точно бы был нахлебником у местных баб. То есть дам.
АндрейИгоревич задумался на эту перспективу, потом решительно отказался. Не для этого он оказался таким почти волшебным способом в XIX веке, чтобы попасть в бабье царство!
Смазливую мордашку он, конечно, использует, но как-то по-другому. Например, улыбаясь важному начальству, действительному статскому советнику. И не надо проводить сексуальные извращения. Хотя, быть может, если подойти к какой-нибудь молоденькой девице…
Андрей Георгиевич мечтательно улыбнулся, предоставляя такую изысканную для него картину. Потом кашлянул, успокаивая свое воображение. Судя по его сладкой физиономии и решение сразу душ одного тела — Андрея Игоревича и Андрея Георгиевича — девиц, а потом с годами и женщин у него в жизни будет много.
Почувствовал состояние своего тела. Кажется, успокоилось. Видать, не часто он видит даже такие деньги, если так взволновался. А ведь дворянин, хоть и молодой!
Или это так реагирует организм на возможность отбиться от армии? Хоть и офицер или вольноопределяющийся, пусть и XIX век, а все одно это тяжело, если не сказать плохо. И пусть рецепиент даже внутри тела не волнуется, но поиск другого, штатского пути явно его радует от дрожи в пальцах.
Сел обратно в постель, разобрал монеты по достоинствам, рассматривая специфику отдельных денег. Рублевиков было аж пятнадцать штук! Гип-гип ура! Это ж сколько у него рублей в ассигнациях, если они были 4 к 1? Ой, ахти мне!
Кстати, решил и точное время «перелета». Рублевки точно показали — это начало 1830-е годы. И рецепиент, вначале сомневающийся, подтвердил — уж несколько лет царствует император Николай I. Приякорились!
Подсчитал остальные монеты. Полтинников было всего пятеро, зато двугривенных оказалось срок три. Гривенников было семнадцать, но пятак серебром один! Что за ценный такой номинал?
Впрочем, ладно, он не министр финансов. Всего почти двадцать четыре рубля серебром! Поискал пальцами в кошеле, не осталась ли еще какая монета, прежде чем скидать деньги обратно. Что-то им все мешало. Немного обозлившись, потянул эту преграду.
И им оказалась достаточно толстенькая стопка ассигнаций красненьких десяток и синеньких пятерок! Сколько тут, ведь всяко больше ста рублей ассигнациями в самом крайнем случае!
Только достаточно пожилой возраст Андрея Игоревича и умение хранить спокойствие в любом состоянии позволили ему не заорать на весь Санкт-Петербург или хотя бы нас весь большой дом.
Вместо этого он медленно и аккуратно, стараясь не впадать в чувства, стал считать ассигнации. Красного цвета бумажек с достоинством в десять рублей. Их оказалось тридцать две!
Потом синенькие бумажки в пять рублей. Двадцать три!
Вот тебе и сто рублей! Да тут триста с гаком! Да еще серебро на те же сотню ассигнаций.
Хоть Андрей Игоревич и не очень верил в Бога, но тут и он на радостях бросился на колени перед иконой (она была расположена в красном углу комнаты, как памятник любого смиренного христианина) и прочитал молитву во имя бога, сына и отца. Сам попаданец молитву, разумеется не знал, но память рецепиента не подвела и он, запинаясь, проговорил ее до конца.
И только потом мог слегка передохнуть и, наконец, пристально осмотреться. Жил Андрей Георгиевич в маленькой комнатушке пять аршин на три, в которой в большим трудом размешались опять же небольшой столик, самодельный табурет и кровать. Мебель была в минимуме для приличного житья, но какого она была дешевой и примитивной! И как действительно грязно!
Так сказать стол был из обрезка непрочищенной широкой доски. Заносы, правда, на ней уже отсутствовали. «Благодаря его сюртуку, — напомнила память реципиента, — который стал колюч, как сердитый еж».
Постель существовала только в представлении попаданца. И, может, еще в кошмарном сне. В реальности же это была самая настоящая лежка бедного крестьянина. Да еще грубое с серым постельное белье, на котором он изволил спать. Бр-р.
Андрей Георгиевич отчетливо понимал, что этоXIXвек и некая доля натурализма и естественности имеет, как положительные, так и отрицательные стороны. Кушать вы будете натуральные продукты, а не переработанные водоросли. И воздух на улице свеж и без технократических примесей, в худшем случае с запахом лошадиного навоза. Но и ткани выделываются, а потом шьются достаточно примитивно и грубо. И мебель вам будут производить не на станках и даже не специалисты — краснодеревщики, а мужики с соседнего дома. Изысканная же мебель пока только удел верхушки общества, как правило, дворянства. А богатые купцы и крестьяне, имея деньги, все равно стремятся к повседневной простоте.
Насекомых нет и ладно. Тараканы, блохи и клопы. Кстати... Он еще раз внимательно осмотрел простыни, пощупал наволочку. Точно нет?
Мелких вредителей, а также относительно крупных типа мышей или, упаси боже, крыс, к его облегчению, не было. И пахло каким-то ядом, явно от живности берегутся.
Андрей Георгиевич еще раз оглянулся, вздохнул, оглядел деревянные доски на стене, штукатурка, кое-где прослеживающие кирпичи. Первое желание попаданца немедленно съехать отсюда понемногу ослабело. Квартирка хоть и среднеслабая, но не противная. И вредителей нет. А то переедешь в пуховую перину с клопами — кровопийцами, намучаешься потом. Надо вот только попросить топить получше, чтобы сырости не было.
Поискал в памяти у рецепиента, дровами квартира снабжалась за счет хозяев. Это хорошо Плохо то, что Авдотья была старушка бедная и скупая, за каждую копейку готова если и не сама удавиться, то ближних удавить точно. То есть предлагаются два варианта снабжения — или постоянные ругательства с непонятным результатом, или самому оплатить дрова. А с учетом того, что печь в квартире была одна, то получается он будет согревать и скаредных хозяев.
Последняя мысль была реципиента и Андрей Георгиевич поморщился. Сам он был не из вежливых интелюлю, если надо мог и разругаться и по морде дать. Но, как потомственный коммерсант (если считать маму-продавщицу), он понимал, что и торговля и беседа легче идут без ругани.
И вообще, у него полтысячи рублей ассигнациями, что он будет мелочится? Тьфу на тебя, молодой человек! Пару рубликов схомячил, жаба взыграла? Мой друг, сейчас в пару столетий у тебя нет никаких соперников. И ты будешь круглый дурак, если не воспользуешься этим!
Руганулся и принялся одеваться. А то кто из женщин ненароком придет, а он в дезабилье. Не хорошо-с!
Глава 2
Действительность попаданца расширяется
В дверь комнаты тихо поскреблись. Так пытаются попасть в закрытую комнату, когда не уверены, что хозяин уже проснулся. Авдотья, никак иначе, опять хочет «напомнить» о квартирных долгах! Но что так негромко?
— Да, да, — звучно ответил он, одним движением закрыв простыню деньги на постели. Хоть и не ворованные деньги, а все равно не зачем показывать, как он стал богачом. Как говорится, когда всех медяки не следует нагло показывать золотые. И хотя Господь его не обрадовал оными, но денег и так оказалось много. В это время простонародный люд таких сумм аи не видел никогда!
Дверь открылась и показалась, к его удивлению голова юной девушки. Оба-на! А ведь она действительно красавица!
Курносенькая, русоволосая, с длинной косой, она была в таком возрасте, когда все девушки кажутся удивительно красивы и прелестны.
Это была дальняя родственница Авдотьи Полина, седьмая вода на киселе, проще говоря, приживалка, жила здесь на правах сиротинушки и домашней служанки. Любопытно стрельнула на него глазами, сказала:
— Маменька изволила пригласить вас к утреннему чаю, а то чайник уже закипел.
Ну и ничего они здесь встают, солнце еще не показалось! Хотя, похоже, на улице уже осень, светлое время начинается поздновато, но все же!