Попаданец XIX века. Дилогия

Оказалось, что это очень легко. Махнул Господь рукой и ты перелетел из XXI века в XIX.Точнее, была перенесена душа (ментальный слепок) и ты оказался с чужое тело. Да вот только и там свои проблемы, а ты еще молодой и бедный. К счастью, это все-таки XIX век, а попаданец уже опытный!

Чиновник его величества

пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 8 В КомиссииВстреча с его высокопревосходительством в приемной, однако, как бы она не выглядела оптимистичной, еще ни к ничему не приводила. По мановению руки Крыжова стоявшие у входа молодые дворяне, которых к этому времени стало много, аж почти несколько дюжин, заполнили всю приемную. Перед этим чиновник их строго предупредил, что б не шумели и не озорничали, вам тут Присутствие, а не у маменьки на кухне. Акакий Степанович Крыжов был солиден, строг и убедителен. Посетители, и без того подавленные обстановкой и председателем Комиссии, стали тихими паиньками, в приемной у Крыжова не шумели, а уж подходя в приемную к Комиссии, были почти бесшумными. Попаданец не сомневался — у Романа Михайловича Смирнова и у неуловимого, но ужасного Дрыгало они перепугаются еще более и на заседание Комиссии придут аллес гут — робкими подростками, боящимися любого слова.Сам он Комиссии не боялся, но никуда не торопился. Ему никуда спешить, раз он оказался в середине очереди! Беспокоятся, что его обойдут или он сам нечаянно пропустит, не стоило. Акакий Крыжов с полученным от губернского секретаря Смирнова списка был накоротке. И уйти ко второй приемной можно было только по пути список — Крыжов — громкая фамилия счастливчика.В час, когда пришла очередь Андрея Георгиевича день перевалил за полдень. Хотя он и не страдал, следил за собратьями-по-несчастью, отмечал положительные и отрицательные стороны очереди XIX века. Курили немногие, курить еще и не разрешалось, и общество не приучалось. Из полусотни дворян покурить бегали максимум два — три. И попаданец заметил, что Комиссия ими не очень-то и занималась. Курильщики ставились в очередь первыми и считались чуть ли не за вольнодумцы. Комиссия все это четко учитывала.Впрочем, остальным везло немного. Ну, как «везло». Дворянами их все же засчитывали, даже сугубо крестьянского вида и без должных бумаг. Пошушукавшись со соседями, Андрей Георгиевич быстро понял причину — все они были просеяны уже в губерниях и в столицу приехали лишь с положительными выводами. А здесь, скорее всего, Комиссии дано указание — всех пропускать! Все равно «относительных дворян» всех выпихивали в армию, а там воспитают!Но наконец пришла очередь и попаданца. Крыжов «по знакомству» голосом сразу выделил — это важный посетитель, не то что остальная серость. Андрей Георгиевич благодарно кивнул, хотя и понимал, что не он решает его судьбу. Ну хотя бы так. В Комиссии ведь тоже слышали!В собственно приемной Комиссии было тихо, но уж очень казено. Чувствовалось, рядом сидят большие чиновники, которые решают судьбы многих людей. Даже местные служители — Роман Михайлович Смирнов и, наконец, Сергей Трофимович Дрыгало вели себя уж очень тихо. Единственно, попаданцу было интересно смотреть на Дрыгало. Вот уж действительно грозный, а точнее скучно-унылый, аж челюсти сводили.А потом Андрея Георгиевич и отсюда попросили — на заседание Комиссии. Как говорится, кушать подано, господа, можете жрать!Попаданец твердо встал, показывая, что он готов, по военному отдернул сюртук и, печатая шаг, прошел в комнату заседаний. И уж там посматривал на чиновников.В этом помещении главное место занимал председатель Комиссии его высокопревосходительство С.С. Подшивалов. По важному виду, по небрежной манере общаться сразу стало ясно, кто здесь по-настоящему решал судьбу посетителей.И Андрей Георгиевич, присмотревшись, понял, что да, председатель здесь был первым номером. А остальные, все чиновничья мелюзга, далеко не равнялись с генерал-лейтенантом гвардии. И они это понимали — и посетители и рядовые члены комиссии, все как одни, титулярные советники и коллежские асессоры без перспектив для дальнейшего роста. Ну может, среди штатских один был действительный статский советник. А во главе них сразу был генерал-лейтенант гвардии! Попаданец бился бы за спор, что Подшивалов наверняка обиделся за такое назначение. Ведь имеющийся класс никак не соответствует должности. Если бы не нюанс — на такие должности назначает сам император Николай I. И раз тот назначил, значит, соответствует. Или ты хочешь бунтовать против царя? Против монарха не попрешь. Благо тот еще сказал несколько личных словесных похвал, типа, кто как не ты, любезный, на это только может гвардеец, я лично благодарю и т.д.Но вдалеке от императора слабость его должности все же была видна и Подшивалов явно гневался. Андрей Георгиевич несколько озаботился. Попадешь еще невзначай под раздачу генеральской рукой. Вот ведь августейший монарх Николай I! Он-то, не подумав, назначил, а ему теперь разгребай!Не глядя на остальных — на фига штатских! — означенный недоросль смело вошел, четкой поступью прошел и четко отдал честь головой.Подшивалов, как бы не был сердит и недоволен, но манеры молодого человека его прельстили. — Ишь, как стоит, паршивец! — оценил он почти хвалебно, — а как прошел! Ведь просто подтверждает, что военный!— Где служил, корнет, в каком полку? — спросил, словно похвалил генерал-лейтенант гвардии.— Виноват, ваше высокопревосходительство! — звучно, как на плацу, ответил молодец, — по молодости лет и по слабости здоровья не служил.— М-гм! — хмыкнул генерал, еще раз оглянул на молодого посетителя. Не врет, каналья, и по возрасту и по слабости здоровья. А жаль, хороший был бы офицер даже в гвардии, — кто учил, не знаю?Армия в первой половине XIX века была сравнительно небольшой — несколько сот тысяч человек. А уж дворян — офицеров и тем более мало. Служа всю жизнь, чуть ли не с детства и уж точно не с молодости до пожилых лет, они знали практически всех. Вот Подшивалов и спросил, понимая, что если не знает, то хотя бы слышал. И ведь никак не ошибся!— Покойный мой отец поручик от инфантерии в отставке, а потом помещик Тверской губернии Георгий Макурин! — отрапортовал молодой человек.Фамилия эта была Подшивалову очень знакома по военной молодости. Эх, сколько верст проскакали они вместе, сколько боев вместе прошли! Жаль, что умер, конечно, немного прожил.— Где упокоен? — уже тише спросил генерал о скорбном. Вот как встретились!— На сельском погосте своего поместья. Сам копал. Там и матушка, и братья, и сестра, — ответил Андрей Георгиевич, придав голосу скорбный тон, — всех холера упокоила,одного меня Господь спас. — М-да, — перекрестился Подшивалов медленно, отдавая дань умершему, — хороший был человек и храбрый офицер, упокой Господь его душу. Уже другим тоном, более спокойным, сказал:— С батюшкой твоим мы много повоевали с французом. И он меня спасал, и я его из передряг вытаскивал. Настоящая дружба была мужская!— Да, батюшка мой не раз сказывал. Только о том, что вас, ваше высокопревосходительство, он спасал, он не говорил. А вот то, что вы его спасали и в рукопашной схватке и на скором конном галопе постоянно упоминал. Если бы не вы, то и я бы не был на этом свете!Это он сейчас вовремя добавил, да еще со слезинкой в голосе. Вон как Подшивалов замер в воспоминаниях. Все это правда, хотя бы из памяти рецепиента. Только ведь и правда бывает разная. От одной гордишься, от другой скорбью страдаешь. Вот этой доблестью наполняешься. Может, попробовать отдать, вроде бы самый раз!— Ваше высокопревосходительство, раз уж покойный мой батюшка не смог отдать презент, позвольте мне! -элегантно поклонился в просьбе младший Макурин.Семен Семенович Подшивалов даже закряхтел. То, что сын старого друга дарит небольшой подарок в виде пистоля, претензий не вызывает. Но не на Комиссии же! Его императорское величество августейший Николай I и без того на днях громко ругался и бранил за вздоимство. Правда, без имени, что означало, он еще не готов кого-то разнести в пух и прах. А теперь, получается, он сам дает конкретное имя.— Нет, я пожалуй, того, не возьму. Оружие, конечно, не может быть взяткой, но всему свое место. А он все-таки настоящий честный российский военный! Хотя, разумеется...Старый генерал еще перемалывал торопливую и, надо сказать, довольно испуганную мысль, а Андрей Георгиевич уж доставал из сумку пистоль и кобуру с портупеей. От этого думы председателя Комиссии быстро изменились. Пистоль был явно не новый, даже на первый взгляд было ясно, что им не раз использовались. Но хозяин его был аккуратист и настоящий военный, постоянно чистил и смазывал свое оружие, не давая ему покрываться слоем порохового нагара и оружейной грязи. Именно поэтому он все равно оставался элегантным и даже изящным. Разве ж это взятка?Конечно, в женские руки, кхе-кхе, его лучше не давать, но в мужские руки, привыкшие к оружию, пистоль просто просился. Вот ведь прощелыга, как сумел его ловко подцепить!Подшивалов нехотя протянул руку и пистоль легко лег в нее, словно и не раз и не два оказывался в генеральских конечностях. Ах как он прелестен и грозен! И золотой узор на нем не только красив, но и беспощадно прекрасен. Нет, я не удержусь и выстрелю!— Так, где тут можно попробовать выстрелить, — генерал беспокойно оглядывал обстановку комнаты. Уже не страх перед монархом и некоторое трудовое беспокойство перед заботами Комиссии трогали его. Его, старого вояку, через которого прошло много оружия, тянуло попробовать только что принесенный ему пистоль.И даже члены комиссии, штатские штафирки, до того ни разу не бравшие в руки оружие, даже они не выдержали перед чаяниями генерала. Ну, или они не решались встать перед ним, понимая, что это военный и перед ним оружие.— Вот-с, ваше высокопревосходительство Семен Семенович, пожалуйста! — один из солидных и, надо сказать, уже старых чиновников Комиссии самолично взял награжденный сосуд, то ли большую кружку, то ли что еще фарфоровое и хрупкое, и поставил на невысокий шкаф.— Ох-м! — Генерала уже ничто бы не удержало, даже неприличные слова монарха. Он нетерпеливыми руками насыпал порцию пороха, вложил пулю в дуло пистоль, прицелился и выстрелил.Б-бах! — относительно негромко, но грозно выстрелило оружие. Пуля пистоля, хоть и не столь большая и тяжелая, но все равно разнесла фарфор. Драгоценная безделушка больше не существовала. Подшивалова, однако, это совершенно не беспокоило.— Хороший пистоль, спасибо, Андрей Георгиевич, за него, — поблагодарил он Макурина, уже деловито уточнил: — бумаги какие фамильные есть в наличии? Бумаг у попаданца не было, ни XIX века, ни, естественно, XXI. Это было так очевидно, что он только молча покачал головой.— Ничего, — поощрил он молодого дворянина, — я так хорошо знал своего батюшку, и ты так на него похож, что я сам буду твоим поручителем. Господа! Перед нами столбовой дворянин из Тверской губернии Андрей Георгиевич Макурин, чем я могу лично поручится! Есть ко мне какие вопросы?И Семен Семенович Подшивалов хитро улыбнулся. Он понимал, что никто из членов комиссии не решится выступить с возражениями.Помолчав для виду пару минут, он продолжил:— Если нет непременных вопросов, то, Никита Митрофанович, оформите нужные официальные бумаги о потомственном дворянстве этого молодого человека, я немедля их подпишу.Один из членов Комиссии по военному дисциплинированно кинул:— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, непременно тотчас же оформлю как надо!-Так, — Подшивалов почему-то помедлил, задумался. Андрей Георгиевич лишь понадеялся, что тот не собирается загнать его в отдаленный полк. Наконец, генерал решил: — этого благородного дворянина я, пожалуй, возьму к себе, в министерство. Уж слишком мало нас, столбовых дворян, среди чиновников. Пока, Андрей Георгиевич, послужите делопроизводителем, в чине коллежского регистратора, а там, покажите себя, пойдете дальше.Попаданец прочувственно покачал головой, благодаря благодетеля, а теперь и еще его начальства, про себя, однако, подумав, что с одной стороны, его пожалели, не оставили расти с обычного писаря, что ему точно бы грозило, учитывая, что он не имел высшего и даже среднего образования. Однако, с другой стороны, Подшивалов не так к нему добр. Ведь делопроизводитель, как не говори, тот же писарь, лишь немного выше. Да и класс у него самый низший, XIV.Проанализировав так, он, правда, не учел одного — генерал по гвардейской привычке заговорил с ним на ТЫ, что уже означало некоторое благоволение к посетителю. Но подчиненные увидели и сделали соответствующие выводы. — Ваше высокопревосходительство! — возразил чиновник, сравнительно молодой, но довольно лысоватый, — сей молодой человек, за короткий срок пребывания в столице успел окончить школу Кудрявцева. И Василий Герасимович дал ему прекрасную характеристику. А также представил образец письменной работы. Прекрасный образчик. Вот! — он передал Подшивалову несколько бумаг. — Хм, — издал генерал неопределенный звук, который, скорее, говорил о его негативном отношении о Макурине. Но бумаги он взял и Андрей Георгиевич с высоты своего роста увидел, что одна из них была с его диктантом. Именно с нее Подшивалов и начал читать.Разумеется, генерал-лейтенант гвардии не интересовался красотой великорусской природы, изложенной в диктанте. А вот красотой текста и каллиграфией он даже поразился, удивленно посмотрев на посетителя. Такой почерк должен быть у опытного чиновника, казуистика и крючкотвора,а не у новика бюрократии.— Родители мои с детских лет учили письменности, считая, что представитель благородного сословия тем и отличается от простонародья, как прекрасной грамотностью и образованностью, — решил подать звук Андрей Георгиевич для изъяснения своего положения, — да и в Санкт-Петербурге я попал в очень хорошую школу, наставники там отшлифовали имеющийся почерк.— Ну у Василия можно, — неопределенно сказал Подшивалов, то ли ругая, то ли умеренно хваля директора школы. Однако после диктанта уже взял характеристику, которую, похоже, в противном случае вообще хотел проигнорировать. Бегло посмотрел текст, потом, заинтересовавшись, прочитал повнимательнее, задумался.— В министерстве моем, — сказал он в воздух, — много умных деловитых чиновников, хороших администраторов. А вот писать хорошо, с красивым каллиграфическим почерком, к несчастью, не умеют. И даже считают, что им это никак ненадобно. А вот редкий пример иного подхода, и мне это очень нравится. Андрей Георгиевич, — обратился он к попаданцу, — в виде исключения я произвожу вас сразу в кабинетные регистраторы. И настоятельно прошу, даже приказываю учится в гимназию и дальше в университете. Возраст вам еще позволяет, а государь очень благоволит таким чиновникам — благородным, умным, прекрасно пишущим и образованным.— Ваше высокопревосходительство, чрезмерно вам благодарен за такие советы и за чин в вашем министерстве, — ответил Макурин, поскольку в этом месте не сказать уже было нельзя.Подшивалов на это одобрительно кивнул — вежливый растет молодой человек, понимающий, — добавил: — я поставлю тебя делопроизводителем у моего как бы личного столоначальника Арсения Федоровича, — кивнул он на лысоватого чиновника, — через него будешь выполнять и мои поручения. Понял ли глубину моего благоволения? — вопросительно посмотрел он на попаданца.Попаданец, естественно, всех тонкостей не понял — все-таки он был аборигеном другой исторической эпохи — но рассыпался в любезностях. Понимал, что генерал Подшивалов был не той личностью, на которой целесообразно производить психологические опыты.Его же высокопревосходительство такой реакцией посетителя Комиссии очень был доволен. Бюрократический нюх опытного прошлого военного, а потом чиновника показывал, что он поймал хороший образчик для министерства, чем император Николай I будет весьма удовлетворен. И если правильно разыграть карточный банчок на троих — августейший монарх, он, генерал-лейтенант гвардии и этот молодой человек, то выиграют все три игрока.И Подшивалова не очень-то беспокоила такая ситуация, что на одной ломберном столике оказывались уж совсем разных человека. Пусть в конце концов по этому поводу дрожит от радости ли или от ужаса самый слабый из троицы. Да и играли они в карточную игру лишь в его голове.Нет, его несколько волновала реакция молодого дворянина. Да, он был весьма если не образован, то грамотен, приятно воспитан отцом Георгием Степановичем. Карты так сказать были поданы отличные, но как они сыграют, или, точнее, как он сыграет, молодой чиновник Андрей Георгиевич. От этого ведь расположится, прежде всего, его собственная судьба.И он даже посмотрел на молодого Макурина, немного презрительно поджав губы. Что, разумеется, отнюдь не означала никакой особенной реакции, тем более негативной. Даже наоборот, старый генерал дал хорошего пинка молодому человека. А вот как он полетит и, тем более, как поместится на министерском паркете, это будет только его движение!