Страница 111 из 114
В Зимний дворец он прибыл только к вечеру, на всякий случай именно в это время. Как раз в теперешний час суток письмоводитель Макурин обычно приезжал из поместья. День, правда, уже совсем другой, график перепутал абсолютно. Но ведь с разрешения самого императора, так ведь? Не бунтарь еще и не самоволец.
Николай I, видимо, имел такое же мнение. Коротко поздоровался с ним, как будто только вчера и встретились, и сразу пожаловался на его подчиненных, что никак не научаться писать его бумаги.
Ха, ‑ подумал Макурин, ‑ ну а что он хотел, не все ;t встречаются с Богом и получают как‑то особенные способности. Как это не плохо (вариант – очень хорошо), но он такой один, прекрасный – распрекрасный или, хотя бы, способный.
Император, по‑видимому, про себя считал также, при чем большего он уже и не хотел. Одного святого и так мало. Мягко попросил его всего лишь написать своих подчиненных писать хотя бы разборчиво. Красиво уж он как‑нибудь обойдется.
Пришлось несколько часов возиться с писарями. К его удивлению, писали они чуть хорошо, чем думалось. Не прекрасно все же, но явно выделялись из общего ряда. Еще бы немного, и будут похожи на его хороших чиновников. Поработал с ними, разработал и почерк в целом и отдельные буквы. А потом с сожалением ушел, все‑таки его строго предупредили – вечером во дворце будет придворный бал. Не Николай, кстати, а кто‑то их чиновников.
«Настя его точно убьет, ‑ весело подумал Андрей Георгиевич, ‑ будет такое празднество, а ее нет во дворце. Ужас какой!»
Но по‑настоящему он сильно удивился, просто обалдел, когда к нему лег вко подлетела еликая княгиня Татьяна, любимица и первенец детей Романовых этого поколения. Цесаревичем ее Николай ставить не решился, благо потом родилось несколько сыновей и острота вопроса наследия была снята, но дочь он сильно любил вплоть до своей смерти.
Отношения Татьяны с Андреем Георгиевичем было ровным и почти спокойным, как дочери правящего монарха с поданным. То есть она отвечала на его приветствия, иногда (но очень редко) танцевала с ним на придворном балу. А когда он женился, их отношения стали еще реже. Слишком мало было точек соприкосновения.
Поэтому он крайне удивился, но, конечно же, не отказал ей. Как он может?
Была легкая кадриль, и не надо было следить за сложными фигурами. Они всего лишь болтали. То есть, как болтали? Она говорила, а он отвечал в основном междометиями. Ей было этого достаточно, его мнением почему‑то совсем никто не интересовался. Не по Сеньке шапка вышла, поди ж ты, дорогой!
Ну ничего, он‑то хоть чином мал, но все равно, если что, скажет прямо. Как‑никак дворянин, белая кость, голубая кровь. Хотя голубая как‑то не смотрится. Хоть до этого времени, когда такой цвет становится неприглядно – сексуальным, останется два века, но ведь он‑то как раз оттуда.
‑ Вы такой интересный и весьма красивый, ‑ между тем щебетала великая княгиня (княжна?), ‑ жаль, что вы уже женаты, вы бы могли жениться на мне, правда ведь, дорогой? Попробуйте развестись. Так, конечно нельзя делать, ведь таинства, проведенные в церкви, считается, сразу доводятся до Бога. Но ведь вам можно, вы святой? Бог вам простит мелкий грех. Зато я буду вся ваша,ведь так ли?
Девушка ласково журчала, так соблазнительно прижималась то грудью, то бедром, отчего у любого парня в любую эпоху должны разлететься мозги в клочья и он послушно обязан пойти за представительницей прекрасного пола, соизволившей выбрать именно его, сермяжного. Только он‑то уже давно в душе не молод! Да, внешне выглядит сравнительно молодым, кажется, одни гормоны и чувства, но внутри больше чем зрелый, даже почти старый. И эта его опытная немолодая частица Андрея Георгиевича Макурина сравнительно быстро, хотя и в прострации от большого удивления, вычислила, что его лишь элементарно пытаются соблазнить! Его, уже женатого, святого и, между прочим, действительного статского советника, то есть целого штатского генерал‑майора, хочет поставить буквально на колени какая‑то пигалица, пусть и высоком положении великой княгини. Не стыдно, сударь?
И даже это нехорошо, а он просто не хочет расставаться с Настей. Проблема не в том, что у нее высокая грудь, длинные ноги и смазливая мордашка, что всегда характеризуют молодых женщин и девушек. Он просто ее любит и не хочет с ней расставаться! Или Настя ее купила какими‑то безделушками и она легкомысленно побежала в амурные дела? Вот еще!
Макурин пережил вдруг бурный приступ злобы на этих вертихвосток, решивших непонятно почему, что им все позволено. Эмоции, видимо, отразились и на его лице, поскольку Татьяна вдруг испугалась и резко сбросила натиск.
«Эх, какая ты все‑таки молодая и зеленая, ‑ сожалея, подумал про себя Макурин, ‑ только куда ты понеслась так напропалую по большим колдобинам и ямам? Думаешь, титьки выросли, так все сразу можно? Молодежь!»
‑ Ваше императорское высочество, ‑ сказал попаданец прямо, поскольку его положение святого много чего позволял много чего свободного, как в возрасте, так и в статусе, ‑ а ваш августейший отец хоть догадывается о том, какие разговоры здесь ведутся за его спиной?
‑ Н‑нет, никак не знает, ‑ густо покраснев, ответила великая княгиня. Не известно, знала ли она о тактике великого Наполеона, но делала так же, как он – сначала ввяжемся в бой, а потом посмотрим. Но поскольку в юной головке содержалась совсем немного гениальности, больше приходилось на красоту, то происходившее сражение развивалось не так, как она думала, и девушка откровенно растерялась.
‑ Я бы на вашем месте все же осмелился подойти и поговорить, ‑ спокойно посоветовал Макурин, ‑ вдруг его императорское величество Николай Павлович имеет на вас другие планы. А вы тут крутите, извините, шашни с его поданными. Нехорошо получается.
Пока он сочинял ей педагогическую нотацию, его собеседница немножечко пришла в себя и напомнила:
‑ Хорошо, я поговорю с отцом, но вы все‑таки подумайте. Не каждый день вам предлагают породниться с девушкой правящейся династии.
Кадриль закончилась, они невольно разошлись. Но попаданец все же успел увидеть, что великая княгиня довольно усмехнулась. Как же, последнее слово оказалось за ней. Милая девочка, в феодальном обществе вообще не важно, кто начнет и кто закончит говорить. Все зависит от того, кем является собеседники. Вот и тебе, родная,прежде всего, надо думать об отце, а уже потом об собственных амурах.
Он смешался с праздной толпой, которая разговаривая, смеясь и споря, создавала общий праздничный тон. А вот ему как‑то было невесело. Остро не хватало любимой жены, которая на балах обычно нагло прямо‑таки висела на левой руке, щебеча и веселясь себя, а заодно радуясь и конфузя своего мужа. Он почему‑то считал, что бал это не семейная кровать, чтобы вот так прижиматься.
Ворчал и даже гневался, а теперь вот хотел, чтобы ненаглядная Настенька вдруг оказалась на придворном балу и заняла законное место на его левой руке.
‑ А, может, и нет у Татьяны к никакой любви? Коли уж искать кого, то и другие есть свободные, более смазливые, знатные и богатые. А он то чего? ‑ он немного подумал и чуть ли воскликнул, ‑ святой, вот оно что! Как бы она к нему и не из собственной инициативе пришла к проситься в постель?
Он сейчас в невероятной силе и могуществе. И хотя они с императором вроде бы договорились к обоюдному согласию и на пользу Николаю, а вдруг тот решился подстраховаться? Макурин подумал еще раз, представил императора и отрицательно покачал головой: ‑ хотя, может, не станет, очень уж это на него не похоже.
В любом случае, информация о шаткости положения императора Николая и большой роли Макурина все более распространяется и явно приведет к волнению в обществе и слабости государства. Надо ему императора подтолкнуть. Некогда, буквально в прошлом месяце, в его поместье, когда августейший монарх специально туда приезжал, они уже договаривались, как завершить эту проблему. Оба решили, что монарх и святой, являющийся одновременно чиновником и помещиком, должны прилюдно объявить о своем хорошем положении и не желании его менять. При этом оба понимали, что заявлять об этом должен будет Макурин, говорить о подобном Николаю будет, по крайней мере, смешно и непонятно. Однако, император обязательно должен начать такой разговор, на то он и монарх. В любом другом случае святой окажется на месте государя. Ну, или бунтовщика.