Страница 2 из 11
Такси высадило меня рядом со входом и быстро уехало, длительная стоянка тут запрещена. Чарли говорил, что меня встретят, но ни по прилету, ни здесь, у гостиницы, никого нет. За тяжелой металлической дверью скрывается совершенно неожиданный интерьер с претензией на богатство: белые каменные плиты на полу и стенах, светоотражающий потолок. Безвкусица, конечно, но персонал тут приветливый, и цены как раз подходят к моему командировочному бюджету. Приятного вида девушка встречает меня у стойки регистрации, с неизменной механической улыбкой проверяет документы и едва заметно вскидывает бровь, когда видит по приглашению какой организации я прибыл.
– Ваш номер на втором этаже, прямо по коридору, последняя дверь слева, – пропела она нежным птичьим голоском. – Вас проводить?
– Спасибо, доберусь сам. Не первый раз здесь.
– Рады, что выбираете нашу гостиницу.
Меня несколько начинает раздражать её приторно-сладкий тон. Такое ощущение, что весь обслуживающий персонал во всех гостиницах мира – клоны, заточенные на одинаковые улыбки и жесты. А ведь они – живые люди! Отвратительно.
Я забрал свои документы и поднялся в номер. Всё, как и в прошлый мой визит: белый пол, серые стены, односпальная кровать, кресло, стол, холодильник и ванная комната тоже на месте. Чудесно. Большего мне и не надо. Я приехал работать, а не отдыхать. Из окна открывается скорбный вид на соседнее здание через улицу – желтое, кое-где посеревшее от дождей и плесени. Центр города. Да уж. Не зря Москву во всем мире последние лет двадцать называют городом контрастов.
Ровно в 16-30, когда я уже успел немного отдохнуть, мне позвонили. Сухой, чуть хриплый голос.
– Добрый день, Том.
– Здравствуйте, – стою у окна и наблюдаю за медленным, меланхоличным движением облаков.
– Вам звонят из Управления. Через полчаса буду ждать вас на Хитровской площади, поговорим о вашей работе.
– Я думал, меня вызовут в само Управление. Разве безопасно разговаривать на улице?
– Более чем. Вы же помните устройство нашей организации? Если нет, то настоятельно рекомендую освежить в памяти кое-какие моменты, чтобы не задавать глупых вопросов.
– Понял.
– До встречи.
Гудки. Управление умеет нагнетать. Что из себя представляет эта организация? Я знаю не больше, чем все остальные жители Земли. Хотя… Теперь уже – чуть больше, и, наверное, об этом не стоит здесь писать. Но, раз уж я решил изложить историю целиком, то, пожалуй, нарушу своё собственное правило о тайне.
Управление по Надзору и Охране базируется в Москве потому, что первые проблемы, связанные с человечностью, возникли именно здесь. Почему – никто не может сказать. Историки до сих пор пытаются что-то выяснить, но картина не собирается воедино. Основная версия, она же и официальная, гласит, что первопричина кроется в исторически сложившейся особенности этого города. Здесь испокон веков встречались и жили бок о бок сотни различных наций, они перемешивались между собой, создавая того удивительного нового человека, которого мы видим сейчас. Именно Москва подавала всем пример, как можно спокойно относиться к стиранию границ между расами и нациями. Собственно, из-за этого смешения и появилась Пятая группа. А вместе с ней – сотни, а после и тысячи, проблем. Управление образовалось стихийно, как адекватный и необходимый ответ, как противодействие полнейшей анархии и бесчинствам, которые творились в то время здесь, в Москве. Как неизвестная болезнь, Пятая группа появлялась и в других точках мира. Странные люди, опасные – не потому, что умышленно причиняли вред, а потому, что не знали, что им делать с собой. И с Пятой группой.
Главное Управление с тех пор базируется в Москве, как первый кластер противоборцев, наиболее опытных из всех. Говорят, работники Управления собираются в съемных офисах, но местоположения их никто не знает. Организация обширная, за четверть века накрывшая своей плотной сетью весь мир, взявшая под контроль не только Пятую группу, но и всех остальных людей, насаждая им мир, сначала путём жесткого запугивания и агрессивной пропаганды, а после – тихое совместное существование. Ради безопасной жизни каждого, даже Пятой группы, мы живем под прицелом миллиардов камер: они везде, даже в квартирах и домах, отслеживают каждого не только по внешности. Они видят, что у нас внутри. Пятую группу нельзя скрывать, и людям, носителям, нельзя скрываться. Они до конца не принадлежат сами себе. Фактически – заклейменные люди, без права даже на мимолетные удовольствия в виде выпивки. Зато теперь их численность известна с точностью до человека, в любой момент, когда они могут понадобиться, их можно найти.
В путанных воспоминаниях я чуть не забыл, что мне нужно идти на встречу. В сущности, дорога занимает не больше десяти минут. На улице снова пасмурно. Не очень похоже на весну. Зато площадь выглядит приветливо: яркая молодая зелень, и крошечные, кривые деревца, усыпанные белыми цветами. Рановато для апреля.
Пусто. Редкие прохожие идут мимо меня, молчаливо смотря под ноги. Не знаю, почему это место назвали площадью, – оно похоже скорее на закуток, типа заднего двора. Круглая зеленая клумба с непонятной скульптурой, а вокруг – несколько длинных белых лавок, деревянных, прямиком из далекого прошлого. Все лавки, кроме одной, пусты. На той, что стоит спиной к проезжей части, сидит человек в черной куртке без капюшона. Рядом с ним стоит зонт-трость. Черные густые волосы по-модному зачесаны назад. Я обошёл скамью и сел рядом с мужчиной – на первый взгляд он мой ровесник.
– Здравствуйте, Том, – поздоровался он хрипло, пахнув на меня табачным амбре от недавно выкуренной сигареты.
– Добрый день. Простите, не знаю, как вас зовут.
– Старший следователь Андрей Корниленко.
– Очень приятно.
– У нас не светская беседа, Том. Держите, – он положил мне на колени папку черного цвета. Не думал, что Управление хранит документы по старинке, на бумажных носителях.
– Что это?
– Материалы дела. Ознакомьтесь.
На пригород опускались сумерки. В комнате стало заметно темнее, и Том отложил тетрадь, с наслаждением распрямив спину. Его молчаливый спутник едва заметно пошевелился: он всё так же лежал на полу, как и утром, когда следователь затащил его в дом. Сейчас он был похож на дворнягу, свернувшуюся комочком в углу. Когда Том впервые встретил его, то не мог себе даже представить, что этот человек будет вызывать жалость.
– Может, расскажешь? – задал вопрос Том, даже не поворачиваясь к спутнику, всем своим видом транслируя безразличие к его персоне.
– Мне нечего рассказывать, – отозвался голос из угла. Мужчина сел, подобрав колени, и вжался в стены.
– А мне кажется, есть.
Стремительно наступающая ночь заворачивала мужчин в тишину, словно не желала слышать ни слова.
***
А почему бы ей не смеяться? Смеяться ведь лучше, чем плакать. Особенно, если и то и другое бесполезно.
(Эрих Мария Ремарк)
Изображение на экране сменилось. Теперь камера показывала темную фигуру, вжавшуюся в стену. Без приборов ночного видения лицо разобрать было бы невозможно, но в этом доме стояли прекрасные современные камеры. Крупный план выхватил темные блестящие глаза, прямой нос с легкой горбинкой, чуть впалые щеки.
– А этого человека вы узнаете?
– Да.
– Что вас связывает с ним?
– Ничего.
– У нас есть сведения об интимной связи.
Ответом был дикий, заливистый хохот.
Том встал и обошёл комнату по периметру, звук его мерных шагов нестерпимо раздражал спутника. Он вцепился в свои ноги, собирая ткань штанов в крупные складки, и опустил голову.
– Прекрати, – злобно прошипел он.
– Бесишься? – небрежно бросил Том, но остановился. Аккурат напротив окна.
– Убить готов.
– Смешно, – мерзко хохотнул Том. Этот человек вызывал у него стойкую неприязнь с самого первого дня знакомства, а позже – доставил уйму неприятностей. И теперь ему хотелось отомстить, но кроме насмешек и словесных оскорблений ничего сделать невозможно – они нуждаются друг в друге. – Кто тебя сюда притащил на собственном горбу? Если бы не я, ты давно бы сдох в какой-нибудь подворотне, или сгнил в подполе заброшенного дома в тысяче километров отсюда от рук сам знаешь кого.