(Не)пара

Наивный Колосов действительно надеется получить мою подругу? Он может получить от нее в нос пару раз и ещё раз по яйцам, это вот точно.

Иду, задумалась, чувствую, как от мороза покалывает не скрытый тканью шарфа нос, и подпрыгиваю от резкого и неожиданного сигнала машины позади себя. Да твою же мать…

Савельев сидит за рулём, наполовину высунувшись в окно, и курит, выпуская сигаретный дым кольцами. Спортсмен хренов. Я стараюсь не обращать внимания на едущую рядом машину, но этот придурок снова сигналит, и я снова подпрыгиваю, чуть не навернувшись в снег. Это финиш.

— Да какого хрена? — я разворачиваюсь и со всей своей никакой силы бью ногой по колесу, на что этот идиот только ухмыляется. — А если бы я опять упала? На другую руку или доломала бы эту ушибленную? Отвали от меня, Савельев, от тебя одни проблемы, меня уже без шуток тошнит при виде тебя.

Ухожу, но мои короткие ноги шагают слишком медленно по сравнению с его машиной. Он едет рядом, смотрит на меня из окна и молчит, скотина, так раздражающе, что у меня начинает кипеть все нутро.

Пожалуйста, Гаврилова, держи себя в руках, просто держи.

— Я просил написать лекарства, — вдруг оживает дылда, видимо, надеясь, что я буду продолжать диалог. Ага. Иду, молчу, осторожно ступая по скользким дорожкам. Надо пойти в церковь поставить свечку за тепло, вдруг поможет? Я уже во что угодно поверить готова, хоть в бога, хоть в танцы с бубнами и шаманские обряды. — Гаврилова, я с тобой разговариваю.

Нет, ну это вообще наглость уже…

— Я знала, конечно, что ты кретин, но не думала, что настолько. Нажимай педаль своей машинки и звездуй отсюда, длинный, пока я тебе камень в лобовое не кинула.

— Какая ты злючка, — говорит он насмешливо, а я мысленно хлопаю себя по лбу. Где я, деловая такая, собралась камни под снегом искать? Машина за мной не едет, вопли Артема я тоже не слышу, и, как только расслабляюсь, рядом со мной вырастает эта шпала, только теперь без машины и сигареты. — Я сказал, что оплачу лекарства. Ты руку ушибла из-за меня.

— А ты сейчас из-за меня яйца ушибешь. Савельев, я сто раз сказала, что мне от тебя ничего не надо. Лекарства сама в состоянии купить, мне не три года.

— А выглядишь на три, — он смеётся, а у меня от нервов мурашки вокруг пупка бегают. Давно меня так никто не раздражал, как этот самоуверенный длинный козел.

— Зато мне не надо пригибаться, чтобы… — чтобы проходить в дверные проемы, хочу сказать я, но кретин меня перебивает, заставляя злость литься по венам.

— Да ну, пригибаться придется все равно, спина устанет. Я тебе подушечку под колени постелю, чтобы повыше было.

— Ты придурок, — я не хочу больше ничего говорить и вообще ему отвечать. И знать, что шутку я оценила, ему вообще необязательно. Я хмурюсь от боли в руке, но старательно это скрываю, и радуюсь, когда вижу аптеку. Нужно выпить таблетку прямо сейчас, иначе притворяться я больше не смогу.

Савельев заходит за мной, молча стоит в очереди из трёх бабок и даже усмехается, когда одна из них ругается с фармацевтом. Он просто стоит рядом, копается в телефоне, но когда мне отдают мои лекарства, подносит свой телефон быстрее моего, оплачивая все покупки. Сука.

Зачем? Зачем ему это надо? Он вообще не похож на нормального человека, который может осознать свою вину и помочь девушке из добрых побуждений. Я не верю ему вообще, да и откуда доверию взяться? Мы знакомы пару дней, а проблем от него уже выше крыши.

Выхожу на улицу и неуклюже пытаюсь открыть бутылку воды, чтобы запить таблетку. Одной рукой это делать вообще неудобно, и мистер шпала забирает воду и возвращает мне уже открытую, молча глядя на то, как я принимаю таблетку. Он меня напрягает.

— Болит? — спрашивает, и я смотрю на него, приподнимая бровь. Серьёзно? Самый тупой вопрос, который я слышала.

— Нет, приятно покалывает, а таблетку пью, чтобы один придурок от меня отвалил. Скажи куда перевести деньги, я верну за лекарства. Сколько ещё раз повторить, что мне от тебя ничего не надо? — лекарства отправляются в сумку, а я спускаюсь по ступенькам и падаю. Господи, я падаю! Черт возьми! Кто вообще придумал класть на лестницу плитку? Это же убийство чистой воды! Аттракцион смертельный, как тут вообще ходить можно? Я зажмуриваюсь и за миллисекунду успеваю расстроиться новым травмам, но нос все ещё не болит, руки не хрустят, а ступеньки, по которым я должна была скатиться, все ещё не вписываются в спину до боли.

Ну блядь.

— А если бы не поймал, опять сказала бы, что я виноват? — он просто одной рукой хватает меня за талию, спускает по лестнице и возвращает в руки упавшую сумку.

Одной. Чертовой. Рукой.

Мне реально три? Почему он сделал это так просто, словно я и правда маленький ребёнок? Теперь он меня ещё больше бесит.

— Нет, в этот раз виноват придурок, который решил, что плитка на ступеньках — это прикольно.

Спасибо говорить я ему не спешу, но и язвить тоже. В конце концов, вторую руку я не сломала сейчас на самом деле благодаря ему. Будем считать это компенсацией за ушиб запястья.

— Можем вернуться к машине, и я тебя подвезу, а то, судя по всему, ходить одной тебе опасно.

— Не опаснее, чем рядом с тобой, Савельев. Сама дойду.

Главное дойти. А то я ведь и правда убиться могу. Но в любом случае это лучше, чем ехать с ним на машине.

Увольте, я туда даже под дулом пистолета не сяду.

Хорошо, что он просто кивает и сваливает, честно. Наверняка даже рад, что я отказалась. Ему, судя по всему, моя компания нравится так же, как и мне его. Нахрена только он этот спектакль с лекарствами устроил, мне до сих пор непонятно…

* * *

Алиса

Я почти поняла Лизку и её нелюбовь к зиме, когда рухнула у самого подъезда в сугроб и насыпала себе снега за шиворот. Холодно, темно, ветер поднялся, а мне выть охота от ощущения ледяных кристаллов у себя на шее.

Я со скоростью света поднимаюсь в квартиру, чтобы скорее отогреться, и радуюсь, что мама уже дома — можно выпросить её самый вкусный в мире чай.

— Ма, я дома! — чем-то сладким пахнет просто невероятно, и как хорошо, что я живу с родителями, боже.

— Как бабушка?

— Всю дорогу мне рассказывала про нового ухажёра. Дядя Толя с соседнего подъезда начал ходить к ней на чай, представляешь? Вчера, говорит, даже сладости принёс.

— Одной сладости, другой цветы. Что за невесты вокруг меня собрались? — мама смеётся, а я хмурюсь, не понимая, о ком речь. Обо мне? Она видела, как Егор пытался вручить мне цветы? Но когда? Как?

Наконец-то вытряхиваю весь снег, снимаю ботинки и иду за мамой, которая как-то странно улыбается.

— Ма, ты о чем?

— К нам пару часов назад мальчик заходил, тебя спрашивал, но тебя не было, он цветы просил передать, я у тебя в комнате поставила.

Лечу в спальню и закрываю глаза, заметив на столе букет кремовых роз. Чертов Колосов!

Глава 5. Бывший. Настоящий. Будущий

Лиза

Я не понимаю, почему так некомфортно, хотя и подушка мягкая, вроде, и одеяло теплое. Я ворочаюсь в кровати уже добрых два часа, с каждой минутой психуя все сильнее. Рука снова немного ноет, мне то холодно, то жарко, то неудобно, то ещё что угодно. На пары просыпаться через четыре часа, а сна ни в одном глазу. Мы до полуночи проболтали с Лиской по телефону, я хохотала, а она жаловалась на маму Егора, которая спалила сынишке ее адрес. Тот, оказывается, припёрся с цветами и даже успел понравиться маме Лиски, хотя как и зачем он это сделал, она не рассказывала.

Я верчусь, встаю выпить таблетку, ложусь обратно, переворачиваю подушку холодной стороной, укладываюсь, смотрю на будильник и вздыхаю: осталось три часа спать. Беру в руки книгу, чтобы утомить мозг, читаю про девчонку, которая влюбилась в лучшего друга своего старшего брата, моргаю, зеваю, моргаю ещё раз, прикрываю глаза на секунду, и…

И подпрыгиваю от орущего на ухо будильника. Пятого, к слову. Тот будильник, когда забыть можно и о завтраке, и о макияже, и о нормальной прическе. Будильник под названием: