Страница 64 из 67
Иветта | 2.7 Отпечаток
Талантливо убедив себя в неверности рассуждений моих верных товарищей, которые приходились мне чуть ли не семьёй, я с радостью откликнулась на предложение бабули на приготовление блинчиков для предстоящего гостя.
Сильно выставляя вперёд своё сумасшедшее нежелание заниматься данным делом, Влада, то и дело, зевала да как-то портила процесс готовки, словно и без её козней у нас в действительности могло получиться что-то нормальное.
- Прекрати портачить! - укротила её бабушка, отбирая тарелку со смесью и отправляя ко мне за стол на помощь к другому тесту.
- Ты выглядишь весьма недовольно. Что не так?
Поразительное спокойствие, каким сопровождалось её участие в беседе вчера, не имело ничего общего с её сегодняшним настроением, когда она так и старалась всё подпортить, и не упускала ни единой возможности лишь прыснуть злобные комментарии себе под нос, так и твердя всему миру о нежелании встречаться с этой персоной.
- Нам придётся делить пространство с одним очень противным и неприятным пареньком, что меня очень сильно бесит! - прошипела она себе под нос.
- Ты с ним знакома?
- Необязательно знать человека, чтобы его ненавидеть или любить, - буркнула она, беря чуть-чуть муки и добавляя её в тесто. - Тебе ли не знать.
Вот ведь…
Какая глупость - надежда, что моей же собственной сестре неизвестно, как я упиваюсь этим дурацким пиджаком, веруя во что-то высшее, будто его ткань делает то самое, что не вытворяет целый мир - отвечает на мои вопросы.
Поразительно даже, как эта часть элегантного костюма прививала мне мысли о важности меня и о добром будущем.
Усмехнувшись нагло, так противно, что мои щеки покрылись румянцем, Влада еле слышно захохотала.
- Ты слишком давишься простым подаянием…
- Это не совсем так!
Мне самой понадобилось крайне много времени, чтобы понять, почему эту несчастную одежонку, выданную мне из жалости, я ценю так, словно это - корона Российского монарха. Такой заботе не подвергалась даже папина одежда, хотя и её я старалась сохранять в прилежном качестве.
Но этот пиджак грезился особенным. Сокрытым от всех глаз, никому не выданный. Даже Миша ничего не знал о том, что он всё ещё у меня и совсем не забыт.
Быть может, надуманные, даже отчасти слишком болью пропитанные идеи сковали меня в узде, заставляя восхищаться вещью, подарившей то воспоминание.
- В момент, когда мне его подарили, я впервые почувствовала, как со мной говорят на чистоту, - заговорила я, мешая тесто и снова вспоминая тот прелестный диалог. - Я говорила - меня слушали. На вопросы выдавались ответы, и они не были такими, что приходилось оставаться с чувством недосказанности.
- Тебе по душе пришлась острая прямолинейность?
- Я бы так её не назвала, - её слова казались оскорбительными, в то время, как та беседа не имела с данным словосочетанием ничего общего. - Она давала ответы. Достаточно, чтобы я не чувствовала себя потерянным ёжиком в тумане, как ощущаю каждый раз, когда спрашиваю о чём-то вас.
Чем старше я становилась, тем меньше мне угождало это наплевательское отстранённое отношение, когда на любой мой вопрос ответом становились размазанные слова, не носившие за собой никакой конкретики. Владины гороскопы несли больше определённости, чем ответы самых близких мне людей. Возможно, это сейчас звучало, как жалоба маленького и глупого ребёнка, но постоянные необъяснимые передряги, как первая беседа с тем наглецом, или поход Прохора сюда, заставляли меня оказываться в неловкой позиции и не давали никаких объяснений, почему это отвратительное чувство непонимания правит внутри.
Раз за разом оно только лишь накапливалось, прививая сильнейший страх задавать вопросы.
Размытые ответы стали очередным ужастиком, который мог действовать также плохо, как и ванны крови, потому что они могли заставить меня бродить, словно по лабиринту.
Естественно, хорошего в этом мало.
- Ой боже! - лишь усмехнулся Влада, снова пропуская все лиричные мысли мимо ушей. - Тебе просто понравился поступок того мальчишки, и вот ты уже год влюблена в незнакомца, пиджаком которого буквально упиваешься! Не будь меня, ты бы, верно, спала с ним в обнимку!
Не желая ничего произносить на это, я лишь прикусила губу, подписывая себе не самый приятный приговор. Пальчики моей вечной защитнице отправились в пакет с мукой, а следом консистенция оказалась на моем лице, под задорный и громкий смех Влады.
Ответа долго ждать не пришлось.
Руками выхватив пакет, я тут же отомстила девушке, испачкав её щеки белой пудрой, а взамен её ладонь сразу же оставила след на моей пижаме.
Сумасшедшую ахинею с догонялками по кухне и боями мукой старалась завершить бабуля, многократно крича просьбы о прекращении, но мы слишком разыгрались и развеселились, громко и озорно хохоча.
Кажется, это первый искренний смех, что я слышала от Влады за месяц, так что останавливать подобное вовсе не хотелось. Мне нужна моя сестричка, которая хохочет даже над историческими персонажами, коверкая их драматичную историю в анекдоты. За такое хотелось держаться, поэтому я и не останавливалась, перепрыгивая через стулья и кидая мукой в ответ.
Момент, равный вечности.
Веселье прервалось звонком в домофон, и нам мгновенно пришлось возвратиться к занятию, пытаясь расположить еле готовые блины в нормальное положение. Времени привести в порядок свой безобразный вид не имелось вовсе, но меня, глядящую на смеющуюся сестричку, это волновало крайне слабо.
Главной ныне была её улыбка.
Состроив на лице мины радующегося населения, мы выползли в коридор, встречая гостей. Егор не заткнул наш озорной смех, но зато весьма указательно выдал Владе салфетки, обругивая за беспорядок, явно начавшийся по её вине. Сие даже удивительно, что в ответ она его не укусила, никакого проклятия не процедила, а лишь приняла подаяние и буркнула какое-то случайное оправдание в ответ.
Может, ей просто совсем не хотелось никак реагировать на его друга, потому она и продолжила старательные потуги не прибить на месте блондина, в то время, как мои глаза наоборот слишком сильно приковались к ранее незнакомому пареньку.
Такие кудрявые, но только не каштановые локоны были у Прохора, а вот таких изумительных карих глаз нет. Его лицо имело квадратное очертание, настолько ровное, что его стоило бы рисовать в каких-нибудь школах искусств. Таковым казалось всё, кроме носа, в котором меж бровями очерчивалась крайне чёткая горбинка, явно повествующая не о врождённой травме, а о конкретном переломе, который некогда выпал ему на долю. Глаза казались не столько медовыми, сколько темно-карими, чуть ли не уходящими в черноту. Мальчишка явно худощав на лицо, из-за чего становилось понятно, что его не худенькие руки - это лишь признак наличия мускул и постоянной физической нагрузки.