Страница 46 из 67
Скорее большой рыжий кот, который боялся всего на свете, и кого лишь из-за окраса можно спутать с хитроумной дьяволицей.
Но только на кис-кис я отзовусь, а не сбегу прочь.
Совершив пару выстрелов, он подошёл вплотную ко мне. По сравнению с его ростом, я, ещё не вымахавшая и совсем юная, грезилась и вовсе крошечной. Ему ничего не стоило согнуть локти, чтобы использовать мою голову, как подставку под них.
К счастью, он этого не сделал.
Тот расположил оружие так, что оно оказалось пред моими глазами, прося меня установить его точно на цель.
Попытка раз, провал.
Вторая - минус.
Третья, а я и вовсе не замечаю, что уже почти полностью переняла пистолет в свои ладони.
Четвертая, и снова мимо, но я уже сама чувствую металл.
Пятая, это мой палец на курке, выпускает новую пулю, которая не попадает в цель, оставляя эту возможность, эту самую середину следующему.
Следующему моему выстрелу.
Рассудок затуманился. Была лишь только я, пистолет и цель. Руки и тело, которые были подле меня до этого, так успокаивающе зазывающие меня лишь сыграть в короткую игру без опасных приключений, испарились. То ли их удалило моё сознание, то ли паренёк и вправду отдалился, оставив меня наедине с оружием.
А выстрелы не кончались. Один, второй, третий. Пуля за пулей, патрон за патроном. Бумага шелестит и шелестит.
Я была уверена, один из последних точно попал прямо в середину. Моя внутренняя часть, та, что выбралась на эту стрельбу, еле улыбнулась, воспринимая это, как победу.
Но, стоило только залпам прекратиться, а магазину завершиться, как мозг сиесекундно пробудился, заставляя меня истошно и в страшной панике выкинуть пистолет на стол, словно опасный предмет.
То-то и оно. Опасный. Не только для физического тела, нет. Для рассудка.
Звук пуль стёр мой.
Вместе с моими тяжёлыми завываниями в окружении были и другие звуки.
Аплодисменты.
Стоявшие позади меня хлопали, хваля меня не только за прекрасную работу, не только за чудесные выстрелы, но и за смелость, что я в принципе сумела прикоснуться к этому опасному металлу.
А ещё, верно, то были хлопки моему умершему рассудку. Ты только что нарушил все свои правила. Правила моего красивого яркого сказочного мира.
Мира Любавы.
Неприятие от этого факта ощущалось слишком остро, будто бы пуля попала прямо в мозг, и заставляла его напряжённо трезвонить о собственной боли.
Я стреляла из пистолета. Я, слабенький испуганный зайчонок. Стреляла.
Никогда! Больше никогда не будет этого!
Такая мысль имелась у меня, когда я явилась домой, здороваясь с явно обиженной на меня Владой, которая слушала мои рассказы о машине с нескрываемым раздражением, явно не радуясь факту моих приключений.
Мне казалось, что она злится из-за такого дорогого подарка, но я даже понятия не имела, что проблема абсолютно в другом, что и раскрылось через пару дней.
Своё шестнадцатилетие сестричка отмечала дома. Купила красивое платье, которое, конечно, потом подшивала под свои задумки, позвала родню, а вовсе не близких товарищей, которые у неё тогда и впрямь были. Даже, вроде бы, имелся возлюбленный. Здесь же, в нашей квартирке в этот праздник находилось слишком много знакомых лиц, таких, как дядя Андрей и дядя Сева, а также мои новоиспечённые, как оказалось взаправду, старые знакомые, которых я тут же познакомила с самым близким для меня человеком.
- Миша, это Влада, - протянула я, глядя на то, как моя сестрёнка обиженно сжимает губы.
- Мишкас.
Я уже совсем не понимала, на кого же она гневается, потому что реакция с типичными надутыми губкам у нее была на слишком большое количество народа в этот день.
- С днём рождения, - выдал он, протягивая подарок, вовсе упуская её обращение к нему.
В маленькой коробочке лежали серёжки. Тогда моя сестричка, не стесняясь, произнесла кучу комментариев о том, насколько глупый это подарок и бессмысленный, и некрасивый, порой не забывая вставить пару слов и о том, насколько же неприятен её даритель.
Миша ей точно не нравился, но, что смешнее всего, после она одевала эти серёжки слишком часто. То ли она вовсе позабыла о том, что их даровал этот “противный пройдоха”, или же решила игнорировать этот факт, довольствуясь красивыми и дорогими украшениями.
На самом деле, того забавнее факт того, что потом, совсем скоро, она и этот «противный пройдоха» подружились, став прекрасными лучшими друзьями, которые не стеснялись трепаться о выстрелах и могилах, совсем не совестясь шутить по-чёрному.
Ой. Убегаю вперёд.
Почти весь тот вечер, паренёк сидел подле меня, рассказывая интересные истории и выдавая необычные данные про этот чудный мир. Ему нравились олимпиады, он знал про них очень много, и, кажется, следил за каждый из них. Про проведение таковой в Москве 1980 года[8], и вовсе говорил чуть ли не с пеной у рта. Мне не оставалось ничего другого, как умиляться этому. Всегда приятно, когда человек увлечён своим делом.
Быть может, именно после этого вечера мы стали хорошими друзьями, не знаю точно. Ясно то, что Влада была не особо рада этому празднику. Особенно сильно она гневалась на моего отца, то и дело добавляя острые комментарии к каждой его байке про бандитов, а после лишь глядела безэмоциональными глазами, будто бы вторя снова и снова о своём отношении, и что она недовольна.
К концу вечера она и вовсе была злая и яростная, собирая тарелки со стола. Отчего конкретно ей так гневно, я не понимала. Но то, с каким треском она скапливала их, выгребая недоеденные салаты, чтобы выкинуть, мерещилось очень громким. Треск почти бьющихся тарелок заглушал прощания гостей, и даже громкие выкрики Миши, которой пытался сказать финальное “пока” моей сестрички, не смогли заглушить эти звуки, предвещающие скорую гибель несчастной посуды.
Возвращаясь к столу, я хотела помочь имениннице, но не успела даже ухватиться за одну из посудин, как голос отца меня тут же остановил.
- Лисёнок, пойди помоги бабушке на кухне лучше, - выдал он. - Влада здесь справится сама.
Смущённо соглашаясь с утверждением папы, я двинулась в другую комнатку, из которой меня тоже погнали, оповещая, что раковина слишком мала для четырёх рук, и уж лучше мне помочь моей вечной подружке. Но зайти в комнату я так и не успела, потому что не закрывающаяся дверь была прикрыта, а там шла весьма напряжённая беседа, которую мои ушки всё-таки решились подслушать, потому что глаголалась о ответах, которые мне были так давно необходимы.
- Так злишься, потому что я подарил Ив машину? - задал вопрос папа.
- Она - твоя дочь! - восклицала явно разозлённая сестрица, продолжая стучать тарелками. - Я не имею прав беситься на это, да и это глупо!
- Но ты злишься явно на меня, - хладнокровно протянул он.
- Ты весьма проницателен! Спасибо!
- А ты слишком много эмоций из ничего делаешь!
Звучало так, словно этим словом он раздавил до этого яростную особь, заставив её попросту откусить свой собственный язык. Это было затишье, молчание, бездвижие.
Тарелки не стучали, а диалог не вёлся.
Ровно до момента, пока одна из них, более-менее чистая, с ужасным треском не полетела в стену, неподалёку от моего отца, а осколок, с золотой каймой, не упал в сантиметре от его ног в чёрных носочках. В ответ на подобный жест он даже не шелохнулся.
Не сделал вообще ничего.
Я содрогнулась.
- К черту мне не сдалось твоё хладнокровие! - цедила сквозь зубы Влада. - Смысл ему учить меня, если ты на боевые поля водишь только своего лисёнка?! Конечно, ей же нужней! А я за счёт самореза выберусь, не страшно!
- Влада.
Почему-то её имя с его уст сошло так болезненно, так слабо. Будто её заявления сейчас действительно ранили его.