Страница 13 из 67
- Познакомься, Прохор, это Влада…
- Очень приятно, - буркнула она, даже не подавая ладонь, а сразу, по наглому, забирая стакан из рук моего товарища и заливая его в глотку. - William Lawson [10]? А по качественнее в этом месте нет?
Сие представление могло бы ловко привлечь к себе внимание Кулага, которого, к счастью, здесь не было. Но, зато, теперь ясно, почему именно к этой дикой особи он позволял себе прикасаться без спроса и кормить нравоучениями. Её тушка это попросту позволяла и даже находила привлекательным эти картинки.
Таковые её до безумия смешили, как и сам мой командир. Но при этом, о забавно, она не сильно отличалась от него, воспринимая весь мир, как свой личный театр.
- Может лучше шоты? - выпалила она, и, даже не дожидаясь ответа, подозвала официанта и сделала заказ, лишь уведомляя меня, что плачу за её хотелки я. - Вы пока ждите, а я сгоняю в туалет.
Провожая девушку каким-то восторженным взглядом, воспринимая её за произведение какой-то странной элегантности и сумасбродного поведения, я уселся на стул рядом под насмешливый взор рыжеволосого товарища.
- Можете пока виски налить, - обратился он к официанту, а потом заговорил со мной. - Мало того, что они окружают тебя дома, так ещё и преследуют на улице?
- Условие плена такое. Слежка, - теперь уже я попросил бармена о втором стакане. - Но я подозревал слежку немного в другом виде. Точно не так, что мне придётся брать наглую девчонку двадцати двух лет с собой в паб.
- Даже не паб, а скорее в кабак [11], - напоминая стихотворение моего любимчика, вымолвил он. – «И ты склонился над стаканом, чтобы потом страдать о том, где ты просрал эту малявку [12]».
- Ха-ха, - протянул я, даже немного дуясь от того, как безобразно он исказил шикарное произведение.
Взяв в руки ноузинг [13], я понюхал напиток, а после, ловким движением залил его в себя.
- Всё лучше, чем другая, - выпалил я, вместе с крошечным выдохом со своих уст.
- Что не так?
- Иветта ходит, словно маленький наивный ребёнок! - палил без разбору я, будто пленённый горем и голодом опьянел всего лишь с пары капель такого сладостного нектара. Якобы стакан алкоголя являлся ключом к открытию моих мыслей, из-за чего я прекратил их плен в своей голове, позволяя тем несчастным снизойти в окружающий мир. - У нее постоянно зрачки смотрят так, словно она впервые что-либо видит! У неё интонация даже… Так в детсаде разговаривают!
Руки тоже побежали в пляс, то и дело крутясь и летая, в попытках описать все недостатки моей соседки, как можно более ясно.
- Это так странно, когда ты видишь взрослую девушку, у которой, как бы, почти идеальные пропорции, - на этом выражении, мой друг еле слышно хохотнул, делая очередной глоток, - А она прячет их то в стремных пижамах с розовыми мишками, то в джинсовых комбинезонах! – с каким-то слишком бешеным, даже яростным порывом, я потом добавил. - Кто вообще сейчас носит джинсовые комбинезоны?!
- По-моему, это мило.
Кажется, мой товарищ и впрямь умилился этой странной персоне, ибо на его лице появилась слабая ухмылка, а щёчки немного покраснели, словно он узрел невероятно чудного котёнка.
Вот только Иветта не была домашним зверьком. Она была человеком, которому уже перекатило за 18, что всё ещё жил в чрезвычайно наивном мире.
И от этого меня искренне тошнило. От её сладостного мировоззрения.
- Точно не для меня, - я залил в себя его стакан, набираясь наглости Влады, а после, стукнув им об стол, попросил бармена повторить.
- Если бы ты послушался моего совета и отказался от затеи, то ничего бы не было, и тебе бы не пришлось делить пространство с этой прелестью…
- Ребёнком! - поправил его я. - Не стоит давать наивности и детской глупости, скрывающейся во взрослом человеке, милые прозвища! От этого лишь тошно!
- А как же: “грубости удел совсем циничных мужланов”? - припомнил он мне диалоги четырёхлетней давности. - Когда-то тебе очко сжимало от неприятия, если Кулаг обращался к девочкам на “киса”, “малышка” и “бэби”, потому что ты предпочитал “родная” и “милая”!
Шоты поставлены пред нами, и я, не сдержавшись, выпил один из них, решив не дожидаться гостью, и обжигая столь дурманящими процентами горло.
За данное пьянство, всё-таки, платил я.
- Есенин голову промыл тогда.
- Ты до сих пор считаешь его прозвища отвратительными.
Прохор знал меня слишком хорошо и даже в данной ситуации не ошибался. Мне было премерзко от этих словечек, я не находил в них ничего привлекательного или даже милого. Даже прозвище Чехова [14] для своей жены звучало и того нежнее, чем английская малышка.
Неприятно.
- Это не будет длиться долго! - воскликнул я, выпивая ещё один шот, тут же прося официанта налить новый, а после, поправил свои кудрявые локоны. - Кулаг оправдает меня, и последствия казни Никки улетучатся в прекрасном далёко!
- А ты вытерпишь эту сладость?
Иветта, как слишком приторное пирожное “сказка” [15], большая сахарная вата на палочке, кубик сахара, который попросту кладёшь в рот вместо конфеты. Слишком сладко, слишком приторно.
И, что правильно, слишком по-детски.
Будучи мелкими, мы могли это любить, но пора пролетела, и теперь не вызывает ничего, кроме добрых воспоминаний, а следом - чёткого понимания, что ничего приятного в этом больше нет.
Также было и с ней. Глядишь и умиляешься, но жить с этим и пытаться понять это - сложно.
Как и её попытки поиска души в совсем не живых вещах.
- Просто буду плевать, чтобы не умереть от сахарного диабета.
Мои слова явно пришлись Прохору не по вкусу. Так подумать, он был моим самым лучшим другом среди всех остальных. Эти отношения имели мало общего с Кулагом, потому что там ты испытывал к нему огромную гамму эмоций, которое лишь слово “брат” охарактеризовать не могло. И вождь, и учитель, и защитник, и отец, - как глава ЦК КПСС для совка [16].
В то же время, этот рыжик был простой отдушиной в мире поклонения старым временам. Просто друг, просто товарищ. Можно сказать, твой сосед по парте. Мы очень хорошо ладили. Вместе предлагали затеи для тимуровцев, вместе размышляли о похождениях Гвардейцев, с радостью согласны каждый день хватать советский флаг, чтобы потом разгуливать с ним по улицам, зачитывая стихотворения Симонова и творения Самойлова [17], пока были моложе, но, чем старше я становился, тем больше пререканий слышал в свой адрес.
Особенно часто говорилось о том, что я становлюсь копией Кулага. Будто он пытается вырастить из меня преемника. И, всё же, отличались мы с вождём крайне сильно. Тот держал эмоции в узде, а если и не справлялся с ними, то лишь знающий человек мог заметить какое-либо изменение. Потому его и считали хладнокровным и безразличным.
Чётко выведенные планы, его перфекционизм, дикая ненависть к моментам, когда планы разрушаются, а люди поступают не так, как хочется его мозгу – это всё, не имело ничего общего с моей разбросанной одеждой и грязной посудой в раковине.
Важнее всего, нас рознило восприятие жизни. Он играл на скрипке, он умел это делать, потому что в юности пришлось закончить музыкальную школу, и жизнь он воспринимал точно, как этот музыкальный инструмент. Умеешь орудовать смычком, значит и мелодия твоей истории будет элегантна и красива, и, что было главное для него, всецело контролируема.
Я же, не то что играть не умел… Я до сих пор не понимал, как этот струнный инструмент правильно держать!
Потому и жизнь гуляла во власти кого угодно, но не меня.
Командиру нравилась Иветта, потому что она для него - заоблачное прелестное чудо, что-то предельно противоположное ему самому.
Я был не им. Поэтому мне она не нравилась.