Страница 24 из 113
От Виктора никаких писем и известий не приходило. Их всех троих засунули в политическую колонию «Пермь-35». Мне начало казаться, что прошлая жизнь и не существовала вовсе. Подруги побаивались общаться со мной. Одни из-за того, что на мне висела политическая статья, а другие – из-за моих контактов с кагэбэшником. Многие считали, будто меня выпустили только потому, что согласилась «стучать» на институтских друзей. Поэтому я оказалась в полном одиночестве. И это после всего пережитого. Манукалову, кажется, безумно нравилась моя растерянность. Он частенько стал проделывать такие штучки – сначала звонил и приглашал в ресторан, а потом вдруг оказывалось, что у него срочные дела. И я как дура с намытой шеей весь вечер в слезах проводила дома под осуждающим взглядом мамы. Мама-то мечтала о таком зяте, как Манукалов, и считала, что я веду себя глупо. Однажды так прямо и сказала. Оказывается, Манукалов с ней встречался и красиво говорил о своей любви. Он, видите ли, боялся признаться в этом, потому что я, из-за своей порядочности, решила ждать двенадцать лет Виктора. Кстати, тогда об этом совершенно не думала. Слишком была подавлена всем происшедшим. Но самым большим ударом стало письмо из зоны. Не от Виктора, а от Вени Аксельрода. Он описывал их мучения и особенно опасался за судьбу Виктора, который, по его мнению, не надеялся когда-либо выйти на свободу. Сколько ночей провела в слезах, перечитывая Венино письмо! А когда в очередной раз позвонил Манукалов, уже сама приняла решение.
Мы снова пришли в «Раздан», и без всяких промедлений я заявила, что готова выйти за него замуж. Ты бы увидела улыбочку на его морде. Решил, что морально доконал меня, и радовался успеху своей психологической обработки. Немедленно заказал шампанское и признался, что все эти месяцы с нетерпением ждал, когда я наконец созрею сама для такого решения.
После двух бокалов все же испортила ему настроение и выпалила: «Но у меня есть одно условие. Виктор должен выйти на свободу. И не через двенадцать лет, а немедленно!»
– Зупер! – воскликнула Галина, услышав эти слова.
В ответ Инесса кисло улыбнулась и, выпив полстакана коньяку, продолжила:
– Он-то как раз так не считал. Но ты бы видела его выражение лица! О, никогда не забуду эту растерянно-испуганную физиономию. Считал уже, что размазал меня по столу, а оказалось, наоборот. Сам же в собственные расставленные сети и попался. Сижу перед ним, готовая хоть сейчас под венец или просто в постель. А условие для него поставлено невыполнимое. Ох и помрачнел мой воздыхатель. Поверь, тогда впервые после ареста почувствовала себя прежней, уверенной в себе красивой молодой женщиной. И с этого момента все изменилось. Я стала диктовать свои условия. Он бесился, пропадал, не звонил. Даже просился, чтобы его перевели на Кавказ. Тоже мне, поручик Лермонтов! А я в это время спокойненько сидела дома, не заводила никаких романов, не бегала на свидания. Ждала, когда приползет на брюхе… И приполз. Умолял выйти за него замуж и клялся, что через полгода Виктор будет на свободе. Я не поверила, но, чтобы доказать неизменность своих намерений, легла с ним один раз в койку. Ну, после этого он вообще потерял голову. А я больше – ни в какую. Только после свадьбы. А свадьба – после освобождения Виктора. Так и жили все полгода. Он умолял, а я издевалась над ним. И, поверь, такую силу в себе почувствовала, что уже и не сомневалась в освобождении Виктора. Даже согласилась подать заявление. И вот, представь себе, что в назначенный день нашей с Манукаловым свадьбы вдруг раздается звонок, и телефонистка скучным голосом говорит: «Ответьте Кельну». У меня трубка чуть не вылетела из рук. Сразу екнуло сердце: «Иратов!» И точно, узнаю голос Виктора. Он довольно сухо поздравил меня со свадьбой. Сказал, что очень благодарен за заботу. Что у него все хорошо, и поскольку теперь живет в ФРГ, то мы вряд ли когда-нибудь увидимся. Я прямо вся обмерла. До сих пор не помню, что говорила. Но он очень быстро повесил трубку. Боже мой, какая у меня началась истерика. Несколько раз звонила на междугородную станцию и требовала подтвердить, что действительно разговаривала с Кельном. Затрахала их окончательно. Потом появился Манукалов и с торжествующей улыбкой сообщил по секрету, что Виктора удалось обменять на какого-то ливийского террориста. Клянусь, я бросилась ему на шею и целовала как безумная. Во время медового месяца мне даже иногда казалось, что способна полюбить Манукалова. С тех пор и замужем, а Виктор процветает в Люксембурге…
– И ты моталась на встречу с ним? – захваченная рассказом, прошептала Галина.
Инесса кивнула в ответ и добавила:
– Люди Манукалова нас выследили. Вот почему он организовал покушение. Подонок! Ну, ничего, сегодня я уже не та студенточка, которую можно запугать. Устрою ему ответную акцию. Недолго в генералах ходить будет!
Галина уже давно лежала рядом с Инессой и бесконечно шептала: «Зупер!» Но, будучи посвященной в тайну жизни и любви такой зашторенной от всех женщины, она принялась убеждать Инессу, что тут еще замешаны какие-то силы.
– Может, тебе мстят те ребята, которых не обменяли?
– За что? – не поняла Инесса. Она давно не задумывалась о судьбе Вени и Сашки. После свадьбы Манукалов настоял на том, чтобы она прекратила с ними переписку, потому что в лагере они совершили уголовное преступление и были приговорены к дополнительным срокам. Скрепя сердце Инесса согласилась. Так было честнее с ее стороны. Ведь не сообщать о своем замужестве – значит, совершить еще одну подлость, а признаться у нее духа не хватило бы.
– Веня Аксельрод и Саша Курганов – отличные ребята. Я о них ничего не знаю. Должно быть, отмотали свой срок, вернулись в Москву, от кого-нибудь узнали обо мне и прокляли, – грустно вздохнула она и закрыла глаза от нервного переутомления.
Галине не терпелось узнать об этом загадочном Викторе, поэтому она растормошила Инессу и спросила:
– А Виктор до сих пор любит тебя?
– Да…
– И не женился?
– Нет. Он богатый человек. Свой дом в Люксембурге. Занимается банковским бизнесом… Тебе-то про него зачем? – Инесса слишком устала, чтобы начинать рассказывать другую историю, к тому же совершенно неинтересную для Галины. Она не могла предположить, что Цунами специально внедрил свою секретаршу и любовницу в дамский клуб, чтобы знать обо всех контактах Инессы в России и за рубежом.
Галине очень хотелось побольше узнать о Викторе. Но в душе бывшей балерины тоже происходила невидимая борьба. После встречи с Домеником Порте она совсем потеряла голову и позволила себе мечтать о новом замужестве. К Вагнеру у нее не было никакого желания возвращаться, а продолжать связь с Цунами оказалось очень тяжело.
Поначалу езда на шестисотом «мерседесе», баснословно дорогие туалеты и светское общество пленили ее художественную натуру. Но после того, как все чаще и чаще стали поступать сообщения о расстреле одного «авторитета» с семьей, другого, третьего, Галина стала бояться вместе с Цунами садиться в машину или появляться в обществе. Все время казалось, что вот-вот произойдет взрыв или раздастся выстрел. Поэтому знакомство с милым, сказочно богатым, упитанным и таким неопасным джентльменом, как Доменик Порте, считала своим самым выстраданным, последним шансом и не собиралась его упускать.
Галина хихикнула, вспомнив о том, как быстро испарился Доменик, лишь заслышав первый выстрел. Это ей очень понравилось. С мужчиной, который избегает всяческих конфликтов, жить намного спокойнее. Раз трусоват, значит, не полезет ни в какие рискованные авантюры. С этими приятными мыслями она, едва успев раздеться, тотчас заснула.
Манукалов чувствовал себя настолько разбитым, что даже не подошел к тренажерам. Бесцельно слонялся по квартире в одних трусах и злился на то, что утро наступало слишком медленно. После разговора с Инессой сон как рукой сняло. Оставалось ломать себе голову в поисках ответа на вопрос: «Кому это покушение было выгодно?» Мафия, судя по всему, отпадала, поскольку вместе с Инессой была любовница и приближенный человек Цунами – Галина Вагнер. Хотя для этих ребят такие мелочи ничего не значат. Может, Цунами решил таким образом отвести от себя подозрения.