Страница 48 из 89
— Без свар человек жить не может, — ответил Габ. — Некоторым трудно перемениться, ведут себя, как в большом мире. Но такие в нашем лагере не задерживаются. Или становятся, как все, или уходят на другие стоянки. Этот ярус самый богатый, мест, где можно осесть, хватает. Но везде почти одинаково. Уживаться стараемся. Нас сюда за добычей присылают, а не для драк.
Охотник, шагавший впереди, резко остановился, вскинул правую руку. Остальные на это нахмурились, схватились за оружие, чуть разошлись, стараясь контролировать все направления. Глядя на такое, мы с Кими тоже приготовились к неприятностям.
Тумана здесь не было, зато была дымка, а она свет пропускала лишь чуть лучше. Сейчас, в сумерках, даже моё непростое зрение с трудом пробивалось метров на тридцать. За пределами этого радиуса только смутные очертания просматриваются, в которых воображение рисует всяческие угрозы. Но это пустые выверты сознания, никто к нам не подкрадывается.
Тогда почему насторожились охотники?
Спасибо великому мастеру и его необычной методике учёбы. Худо-бедно я, обычно, при любой возможности пытаюсь всматриваться в переплетение завихрений энергии. Иногда они позволяют выявить угрозу задолго до того, как засечёшь её традиционными органами чувств. Вот и сейчас сначала разглядел неладное среди потоков, а уже потом нормальным зрением засёк подозрительное движение.
Кто-то двигался нам наперерез. Двигался быстро и уверенно, в одном темпе, не тормозя на непроходимых завалах и легко перескакивая через огромные каменные блоки, щедро рассыпанные по округе. И ещё ничего толком не видя, я почти не сомневался, что это человек, а не монстр Лабиринта. Очень уж специфическая моторика, твари, даже пытающиеся маскироваться под нас, так не ходят.
Да, я не ошибся, из дымки показался именно человек. Высокий широкоплечий мужчина в доспехе из ладно пригнанных друг к дружке угольно-чёрных кожаных пластинок. Будто рыбья чешуя, причём чешуя непростая, очень крепкая. Почему-то я это понял с первого взгляда. На плече незнакомец нёс огромный боевой молот. И под словом «огромный» я подразумеваю именно огромный, а не большой. На глаз в этом оружии добрых пятьдесят килограмм, если не больше. Обычный человек такую тяжесть поднять сможет, а вот размахивать ею уже не получится.
У этого всё получится прекрасно. Заметно, что трудности огромное оружие ему не доставляет. Даже больше скажу, молот на его фоне кажется чересчур лёгким, почти игрушечным. Как это ни парадоксально заявлять, но незнакомец и вдвое больший вес потянет запросто.
Ни капли не сомневаюсь в этом.
Проходя мимо нас, мужчина брезгливо покосился. И эта вся реакция. Ни словом, ни жестом ни поприветствовал. А ведь даже я, новичок в Лабиринте, знаю, что здесь так поступать не принято.
Весьма невежливое поведение.
Несколько секунд, и незнакомец растворился в дымке. Это стало сигналом, охотники вмиг расслабились, а Габ, вытирая вспотевший в прохладе сумерек лоб, пробурчал:
— Как-то не по себе, когда их вижу…
— Да всем не по себе, — буркнул один из его товарищей, а второй на это молча кивнул.
— Это кто был? — поинтересовался я.
— Да Хаос знает, впервые его вижу, — ответил Габ.
— Тогда я не совсем понял…
— Молодой господин, это был… как бы вам сказать. Вот мы охотники, народ простой, понятный. Кто-то от клана работает, кто-то от императорского двора, кому-то личная милость высокая перепала на заход или несколько. Даже иноземцы иной раз её получают. Мы изводим элементалей, ватагами ходим на големов или что-то покрупнее. Мы знаем свой потолок, и куда зря не лезем. И есть те, для которых наш потолок, это пол, или даже ниже. Лучшие воины кланов, высшая имперская гвардия, благородные из верхушек сильных кланов. В общем, они всякие могут быть, но обязательно с высокой ступенью. Очень высокой. И, конечно же, они не последние альфы. С наших низов на такую высоту не взглянуть. Для них все эти элементали с големами, это возня щенячья, неинтересная. И нас они, можно сказать, презирают. Спасибо, что конфликтовать не лезут, но говорю же, мне всегда не по себе, когда их встречаю. Поди пойми, что у него на уме сейчас. Вы видели его, сами, должно быть, неладное почуяли. Они все такие. Проходят мимо, без остановок. Им здесь неинтересно, торопятся побыстрее туманную границу проскочить.
— И куда же они идут? — спросил я.
Габ пожал плечами:
— Нам они это не рассказывают. Но, понятно, что тоже охотятся, просто на другую дичь. Где-то там, на краю.
— На краю? В каком смысле? — спросил я, притворившись, что впервые об этом слышу.
Габ указал вправо:
— Там, чем дальше от центра, тем тоньше ткань мира. Так говорят. Она истончается, а потом рвётся. Обрывки будто ленты уходят в пустоту между мирами. Некоторые могут касаться осколков, или даже других миров. Из таких миров и из пустоты приходит всякое. Самые сильные монстры, самые большие трофеи, это где-то там. Но и опасности такие же. Таким ребятам, как мы, туда и близко не подобраться. А эти вон, ходят, как у себя дома. Потому что сила за ними большая. Такой воин в одиночку весь наш лагерь разнесёт, и даже не запыхается. Опасные люди. Да и люди ли? Вон, как на нас покосился. По глазам видно, что считает себя выше всего человеческого. И может правильно считает…
— У меня от них мороз по коже, — поёжился охотник Фрегов.
— Слухи ходят, что у этих там даже свои лагеря есть, — сказал Габ.
— Враки, — уверенно заявил охотник без знаков клана. — Ты разве часто их видишь? Мало их, чтобы лагеря устраивать. И они одиночки, или строго со своими ходят. И друг друга убить пытаются, если семьи враждуют. Наши правила им не писаны.
— Получается, из ваших никто на край не ходит? — уточнил я.
— Те, кто жить хотят, даже не думают о таком, — ответил Габ.
— А жить у нас хотят все, — добавил охотник Фрегов, и невесело усмехнулся.
Лагерь в тумане — это не просто неряшливое скопище серых палаток, это серьёзно. По сути, здесь располагается автономное поселение, способное обеспечить большую часть своих нужд собственными силами. Обитатели ковали и чинили оружие, латали одежду и снаряжение, изготавливали несложные эликсиры, лечили травмы и болезни. Здесь даже обеспечивали невеликий набор доступных развлечений, скрашивая охотникам тёмные вечера. Это позволяло держаться в недружелюбном окружении неделями и месяцами.