Страница 9 из 11
Глава 3
К обеду Илья и Настя все же решились покинуть каюту и немного пройтись по лайнеру. На самом деле Рассохин лучше бы остался в сьюте и немного подремал — ночь выдалась тяжелая. Но Настя, хотя устала не меньше, горела желанием изучить корабль. А желание дамы — закон!
Лайнер изнутри напоминал даже не отель, а скорее — целый город с магазинами, многочисленными ресторанами, салонами красоты и казино. Гулять тут можно было сутками напролет.
Настя радовалась каждой мелочи. Все вокруг ее восхищало и поражало. И, что особенно нравилось Илье, — она не скрывала свои эмоции, восторгаясь каждому новому удивительному открытию. Может быть, это и выглядело со стороны несколько провинциально, зато очень естественно. Лейтенанту никогда не нравились манерные напудренные фифы, давно разучившиеся чувствовать жизнь.
Они прошлись по нескольким палубам, заглянули в пару магазинчиков и приобрели замшевый пиджак для Рассохина и платье для Насти — в некоторых ресторанах на борту существовал определенный дресс-код, а брать вещи на прокат Илья не любил. Поначалу Рассохин еще держался настороже, поглядывая по сторонам, но их парой никто не интересовался, и постепенно он расслабился.
Кажется, сицилийцы, каким бы образом они не проследили их до морского вокзала, на борт не попали. Иначе, они бы уже проявили себя — у Валентино служили шустрые ребята. Значит, на следующие две недели о них можно забыть. Даже если лайнер будут встречать во Флориде — это случится потом, а сейчас же, как сказала Настя, только океан вокруг и они вдвоем… не считая, конечно, почти семи тысяч пассажиров и двух тысяч членов экипажа…
Интересно было бы узнать, каким образом сицилийцы вышли на след в Барселоне? Все же перехватили сигнал передатчика? Но Илья сомневался, что это по силам даже лучшим инженерам, а Валентино традиционно не любил технические новшества, предпочитая действовать по старинке. Мехваген они бросили еще в Жироне, и к лайнеру людей Валентино ничто не могло вывести. Однако вывело. Значит, сработал как раз пресловутый человеческий фактор — кто-то из многочисленных соглядатаев узнал их и сдал за плату. Нельзя исключать, что даже здесь на лайнере у Давиано были свои люди среди гостей или персонала.
Погуляв несколько часов, Рассохин предложил пообедать, и Настя с удовольствием приняла приглашение. Они сели за один из столиков на открытом воздухе под большим зонтом и попросили рыбное меню и бутылку белого вина, хотя Илья не отказался бы от хорошо прожаренного стейка и кружки пива. Но не спорить же с девушкой, которой захотелось попробовать на вкус дары океана.
Лайнеру предстояло проследовать морской трассой, обогнув Иберию с юга, пройти Гибралтарский пролив, а затем — прямым ходом через Атлантический океан до Майами. Остановок этот маршрут не предусматривал, что Рассохина только радовало, снижая вероятность новых неприятных встреч.
— Очень вкусно! — похвалила неизвестного повара Настя, попробовав нежное, таящее во рту филе. — Давай, Ил Наварро, налетай, не стесняйся!
Следующий час Рассохин отдавал должное превосходной кухне ресторана. Правильно приготовить рыбу — целое искусство, а местные специалисты явно знали в этом толк. Они заказали всего понемногу. Илье больше всего пришлись по вкусу жареные гребешки с белыми грибами и похлебка из кальмаров и креветок, Настя же налегла на салат из осьминога, картофеля и помидора-черри, а на второе попросила порцию тунца.
Пока обедали, они почти не разговаривали, лишь изредка перекидываясь короткими фразами, расхваливая очередное блюдо.
— Нет, я окончательно перехожу на рыбу, — Настя, насытившись, слегка откинулась на спинку стула и выпила глоток вина. — Никакое мясо не сравнится с этим вкусом. Согласен ли ты с этим, о мой рыцарь?
— Мужчина должен есть мясо, — улыбнулся Илья. — Так сложилось испокон веков. Мы, хоть и вышли из моря, но тут же наловили себе мамонтов на ужин. Может быть, для этого мы и покинули морские пределы, — задумчиво добавил он, глядя вдаль и вдыхая полной грудью соленый воздух.
— Ты хочешь сказать, — чуть прищурилась Настя, — что причина эволюции человека — это потребность древних мужчин в куске мяса?
— В большом куске, — уточнил Рассохин. — Смысл эволюции — это стремление лучше питаться. Жили мы когда-то в доисторических океанах, кушали водоросли и прочую гадость — надоело, выползли на сушу, адаптировались, отрастили себе руки-ноги, стали охотиться. Тогда впервые почувствовали себя настоящими людьми, но чего-то не хватало. Огонь! Как только еду начали жарить, прогресс поскакал вперед семимильными шагами. Ах, как кормили на приемах в Версале и Лувре, но это ерунда по сравнению с тем, какие пиры закатывали в былые времена русо-прусские купцы-миллионщики. Вот кто денег не жалел. Мы все по сравнению с ними — лишь жалкие любители.
— Ты так вкусно рассказываешь, что я сейчас опять проголодаюсь, — рассмеялась Настя. — И вообще, почему бы тебе не написать статью на тему «Хорошее питание, как главный стимул эволюции и прогресса». Уверена, любой кулинарный журнал с радостью ее опубликует!
— Были и другие стимулы, — вынужденно признал лейтенант. — Красивые женщины, например.
— Ну, с этим я не спорю, — покивала Настя. — Еще бы, ради женщин мужчина готов на все, кроме мытья посуды и походов по магазинам.
— Для тебя я сделаю это, — сурово посмотрел на нее Рассохин. — Я вымою всю посуду!
— И в магазин?
— И в магазин!
— Поможешь выбрать шляпку?
— Помогу!
— Нет, я знала, что ты у меня отважный рыцарь, но и не подозревала, что настолько. Даже шляпного магазина не убоялся — герой, каких поискать.
Илья бы целый век сидел вот так за бокалом легкого вина и болтал на необременительные темы. Пожалуй, в его прежней жизни, полной опасностей и приключений, когда постоянно ждешь подвоха со всех сторон, он никогда не расслаблялся настолько, как сейчас.
Разве что совсем давно, когда они с другими офицерами напивались до полусмерти, то чувствовали себя в те минуты свободными от всяческих обязательств, как ветер в поле. Но после приходило жесткое похмелье. За все нужно расплачиваться. И той расплатой была монотонная гарнизонная жизнь: бессмысленная и бесконечно-тягучая, беспросветная и унылая. Но никто не роптал, время было такое, а кто не мог терпеть — писал прошение об отставке. Вот и Рассохин сделал однажды свой выбор и ушел, никогда впоследствии не жалея о своем поступке.