Страница 23 из 87
Тут же рядом и американцы, понятное дело, крутились. Куда от них денешься! Похоже, всё что надо они из первых рук узнают. Балласт не успеешь продуть, перископ высунуть – они уже тут как тут. Нам бы такую оперативность! Ну, мы на них особо внимания не обращали. Задача была – науку обеспечивать, а они нам не сильно мешали. К вечеру, прослушав горизонт, чтобы ни на кого не напороться, аккуратно всплываем. Американцы в сторонку отходят. Всё культурно и вежливо, честь по чести. Мех бьёт зарядку, свободные от вахты могут на боте сплавать на «Витязь», в бане помыться, кино на палубе посмотреть. Причём не только наше, но и американское. Их фрегат тут же неподалёку стоит, специально кормой повернувшись, чтобы и нам их фильмы видно было. Бойцы «Чапаева» в пятый раз смотреть уже не хотят, спиной к Василию Иванычу разворачиваются и в американский экран пялятся все как один. Замполит поначалу нервничал, телом загораживал, идеологическую диверсию предотвратить пытался, потом успокоился, сам смотрел, комментарии, правда, идеологически выдержанные давал. Не сумев предотвратить, возглавил бардак, как и положено. Но лафа кончилась, научная программа подошла к концу.
Чтобы оторваться от американцев, ночью во внеурочное время погрузились, поднырнули под «Витязь» и ушли на двести пятьдесят метров вниз. Затем сутки шли на малом ходу, стараясь не шуметь. Оторвались. Следующей ночью всплыли милях в ста пятидесяти восточнее Сокотры, и началась основная боевая служба, ради чего нас, собственно, с другого конца земли сюда и пригнали. Скрытая разведка… слежение за авианосными ударными группами… И не дай бог кто-нибудь обнаружит! Если что – во-от такой чоп командиру, ни наград тебе, ни поощрений. Всплывали только ночью, да и то не каждой. Иногда через двое суток на третьи. Батарея ещё новая была, хорошо плотность держала. Под экономходом можно было и неделю ходить, не всплывая. Но рекордов не ставили – и так жизнь не сахар. Света белого реально не видели.
Когда домой пришли, никто не верил, что мы целый год в тропиках провели. Наверх вылезли – мама родная! – синие, бледные, как те самые спирохеты. За всё время на берег раз только и случилось ступить. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. С Сомали тогда дружили. Бербера – порт такой на Африканском роге находится, слышал? Там вот и побывали. Крышка левого дизеля у нас лопнула, и на среднем трещина пошла. В сеанс связи на флот сообщили. Где-то через месяц проходящим танкером две новые крышки привезли. У нас к тому времени из трёх дизелей только один работал. Крышки лебёдкой на палубу смайнали, к ним два ящика ЗИПа и толстенную пачку газет «Правда» с материалами последнего пленума. Спасибо политотделу флота, вовремя позаботился – у нас как раз в гальюне вся бумага закончилась. После чего с танкера ручкой помахали, даже помыться не пригласили (спешили, наверно), и – прощайте, товарищи подводники! Думайте сами, что с этим добром дальше делать. А что тут думать – вниз опускать надо, других вариантов нет. Через рубочный люк только ЗИП и газеты прошли. Чтобы опустить крышки дизелей – съемный лист дёргать надо. По-другому никак. А как его посреди океана снимать?
Он же выше поверхности воды всего лишь на метр находится! А вдруг шквал, крен, волна шальная накроет? Тут же ведь и аккумуляторная батарея рядом… Солёной водой плеснёт, не дай бог, яму зальёт – проблем не оберешься. Хлор в отсеки пойдёт – сам понимаешь! Делать нечего, командир затребовал заход в порт. Двое суток со штаба флота ответа ждали. Не хотели, видно, нас в иностранном порту к пирсу ставить. Штабные стратеги… мать их… Это же что получается – за всю боевую службу, за весь год валюту экипажу начислять придётся! Такое стране разорение. А так, если к пирсу не ставить, – голый оклад в рублях и ни копейки больше, сплошная экономия. В семидесятых именно так и было. Это сейчас – широту Нагасаки-Нампхо пересекли – валюта начала капать. А тогда хоть двадцать раз туда-сюда ходи – хер тебе на всё рыло, и никакой валюты.
Так вот… Решили-таки в штабе не рисковать, и получили мы добро на заход в Берберу. А там ПМТО только организовывался, никакой ремонтной базы ещё не было, строить только начинали. Через два года, кстати, когда построили, нас сразу оттуда и попёрли. Американцы, понятное дело, подсуетились. Всё, что успели построить, пришлось неграм подарить. Такое, кстати, у нас не первый и не последний раз… Александрию, Дахлак, Сокотру так же просрали! И Камрань скоро просрём. Ну ладно… Пришли мы, значит, в Берберу, встали к причальной стенке. Техпомощи, как я сказал, никакой. Одно хорошо – не качает, и кран «Ивановец» на пирсе стоит, можно пользоваться. За две недели своими силами перебрали все дизеля, на двух поменяли крышки, отрегулировали, подтянули, мех постарался. В бане два раза помылись, на пляж моряков на грузовике свозили, и всё – опять в океан, на передний край борьбы с мировым империализмом. Так до возвращения домой, до самой Камчатки земли больше и не видели. Раз в месяц среди ночи где-нибудь в точке рандеву к обеспечивающему танкеру подкрадёмся быстро-быстро – чтобы, если что, с патрульного самолёта радиолокацией не засекли, воды, топлива примем. Если погода хорошая, не штормит и к борту можно нормально пришвартоваться, бойцов ещё успеем в бане помыть, и с рассветом опять – «по местам стоять, к погружению!». Танкер же, чтобы никто не догадался, что он в этом районе имел рандеву с подводной лодкой, взамен переданного нам топлива забортной воды в танки плеснёт, осядет до ватерлинии опять и идёт себе дальше, как ни в чём не бывало. Серьёзно всё было… Скрытность – превыше всего. Как на войне. Суровые, минёр, были времена, не то что нынешние. А сейчас что? Скоро на улицу в форме не выйдешь – пацифисты безмозглые заклюют. Американцев в Министерство обороны советниками уже принимать стали! Слышал? Я в Большой Камень на завод «Звезда» – по делу надо было – пропуск целую неделю согласовывал! Прихожу, а там американцы с японцами свободно шляются, наши атомачи утилизировать собираются. Денег на это выделили. Представляешь? Город закрытый, туда ни ты, ни я просто так не пройдём, а тут самые заклятые наши… друзья… как у себя дома! Горбачёву спасибо! Нобелевскую премию, падла, отрабатывает…
Сверкнув негодующим взглядом, что даже в темноте было заметно, командир разразился потоком таких красноречивых пожеланий, которых исполнись хоть тысячная доля – лежать Америке в руинах под километровым слоем пепла, и обугленным останкам Иуды Горбачёва – там же.
Глава 17 О суетном и вечном
Успокоившись, приняв обычный свой невозмутимый вид, командир с хрустом потянулся, разминая затёкшие члены, сладко зевнул, прикрывая пилоткой рот, и вновь продолжил неспешное повествование:
– Вот во время очередной такой бункеровки я и узнал, что дочь у меня родилась, притом ещё неделю назад. Я, конечно, ожидал и был готов, но всё равно как-то растерялся. Прямо как ты сейчас. Распереживался. Как они там одни, зимой, на Камчатке? Комната в бараке, печное отопление, вода и услуги на улице… Командир поллитровку спирта нацедил, мех столько же добавил, замполит уверил, что политотдел о семье позаботится. Этим же вечером я в кают-компании и проставился. Обмыли, так сказать. И ничего… дочка ростом уже выше меня… скоро будет. Школу заканчивает. Отличница. Врачом хочет стать, детишек лечить…
Командир умолк, взгляд сделался задумчивым и каким-то расплывчатым. В жидком рассеянном свете призрачно серело его прорезанное глубокими тенями неожиданно посерьёзневшее лицо. Яркие блики сверкали в глазах, и казалось, что они наполнены серебряными слезами.
Отвернувшись и озабоченно наморщив лоб, командир погрузился в какие-то давние воспоминания. Возможно, ему привиделось, как в том далёком трудном, но одновременно и счастливом году, вернувшись из дальнего похода, он прямо не пирсе принял из рук своей близоруко щурящейся и смущённо улыбающейся жены плачущую и ни за что не желающую идти на руки к незнакомому дядьке почти уже годовалую дочь. Как они потом подружились, как он качал её на коленке, как подбрасывал к потолку на руках и по первому требованию становился то безотказной коняшкой, то серым волком, а то и крокодилом Геной. Как ласково и преданно обнимала дочка его могучую загрубевшую шею своими маленькими тёплыми ручками. Как искренне радовалась встрече его молодая и красивая жена, как она была нежна и ласкова, любяща и любима. Куда всё это делось? Когда образовалась та трещина, которая постепенно, ширясь и углубляясь, привела их к такому сокрушительному разрыву? И что теперь? Чего желать, куда податься? Горькая мысль о том, что в первый раз за все годы службы его никто уже не ждёт дома, что у дочерей, возможно, появился новый папа, а у него на берегу нет даже своего угла, заставила командира ещё больше наморщить лоб и тяжко вздохнуть.