Страница 62 из 82
В один прекрасный день к нему явилась Марие и объявила:
- Мартин женится. В следующую субботу, - и вручила пластинку с оповещением. - Конечно, с тобой можно было бы обойтись без церемоний, но мы решили, что официальное приглашение не помешает. А то ты нас совсем забыл, и не навестил ни разу с тех пор, как мы переехали из Долинного. Но ведь не из-за того же, что Мартин себя обнаружил?
- Ты могла подумать такую глупость?
- Не думала я ничего думать, но ты к нам охладел, это правда. В общем, никаких оправданий мы больше не принимаем. Слушай, а почему ты не спрашиваешь, кто невеста?
- Разве я знаю её?
- Ещё бы нет! Она частенько забегала к нам, когда мы жили в Долинном. Худенькая такая, тихая. Она всё время челку подкручивала.
- Ниночка? Но ведь она совсем не привлекательная! Не такой представлял я себе невесту Мартина!
- Она очень миленькая и Мартина любит до беспамяти. Не то, что ты, медведь. Заперся в своей берлоге, и... я ненавижу её, ненавижу! - заключила она с неожиданной неприязнью.
- За что? - удивился Эльмар.
Ниночка была безобиднейшим существом, да и начало разговора не предвещало такого поворота.
- Если бы не эта противная зеленоглазая ведьма... Целыми днями сидишь, как истукан, впялившись в её проклятые зенки, и ничего больше не хочешь замечать, - выпалила Марие одним духом и поджала губы.
За спиной художника висел большой голографический портрет Рябинки и, вспомнив об этом, Эльмар покачал головой:
- Ты не понимаешь, что говоришь. Мне же кошмарно некогда.
- Может быть. Но на эту субботу ты, надеюсь, отложишь свои неотложные дела и озаришь нашу скромную хижину светом пребывания своей непостижимой особы.
В назначенный день, прихватив полагающиеся по случаю подарок: шкатулку из янтаря в виде средневекового туземного замка, Эльмар отправился к друзьям.
Компания подобралась веселая: шесть пар, и все молодёжь. И хозяева превзошли самих себя. Стол ломился от яств, и Мартин сыпал незамысловатыми шуточками, умело поддерживая настроение.
Молодая жена в тёмно-розовом платье, задрапированном в мелкую складку, с золотым кружевом, казалась очень хорошенькой. Нежный счастливый румянец играл на её обычно озабоченном личике, а набор золотых браслетов неощутимой толщины подчёркивал белизну и гибкость её длинных тонких рук.
Она была бы ещё очаровательней, если бы рядом с ней не было Марие. Бледно-лиловое платье сестры жениха повторяло линии наряда невесты. Лишь кружева были серебряные и вместо браслетов наряд дополняло чеканное колье с подвесками. Марие была неотразима, и это было бесспорно.
Гости были все из старых приятелей Мартина. И хотя они жили по разным городам, все же знали друг друга. Они с увлечением искали общих знакомых и, вспоминая шумные вечеринки химфака, с упоением окунались в атмосферу беспечных бесшабашных лет. Они танцевали, загадывали шарады, дурачились, смеялись.
Эльмар наблюдал чужое веселье и грустил: чуть-чуть, самую малость. Он умел радоваться радости других и отдыхал, глядя, как смеются другие. Но из оптолы, рассыпаясь будоражащими переборами, лилась влекущая, пьянящая музыка и, достигая потаённых струн утомленной души художника, заставляла их отзываться печальным беспокойным эхом. А бархатный, обволакивающий голос между тем, пел:
Где ты, мой нежный, мой славный, мой милый,
Где ты, любимый?
Где ты, единственный, умный, красивый,
Где ты, любимый?
Ты для меня был как в засуху дождь для полей,
Мой любимый!
Словно оазис зеленый для странника в пустыне.
Отчего ушел навсегда ты?
Моё сердце страдает.
Рвется оно, словно птица без крыл,
Стонет и рыдает!
Где ты, любимый?
- Пойдем танцевать, - сказала Марие, тронув его за плечо.
- Пойдем, - сказал Эльмар, и они закружились по комнате.
Слетает ветер и ветку качает,
Лотос тянет к солнцу цветы.
А для меня был только ты -
Ты моя прохлада и солнце, только ты.
Или я тебя не любила?
Или я не ласкала?
Нет для меня больше ясного дня,
Нет тебя, любимый!
Где ты, любимый?
Ты для меня был как воздух, как хлеб, как вода,
Мой любимый.
Словно звезда путеводная для странника в пустыне.
- Эй, Эльмар, чьему разбитому сердцу посвящена эта песня? - крикнул один из гостей, перекрывая могучим басом смех за столом.