Страница 37 из 123
- А ты говорил: "Хипп," - прошептал Сэм, когда старик на минутку от них отошел. - Убийца он. Срок отбыл и остался.
- А техника откуда?
- За примерное поведение дали.
<p>
Художник и его творения</p>
Художник прищурился и удовлетворенно кивнул. Здесь, в мастерской, он чувствовал себя в своей стихии. Пусть здесь не светило солнце, зато и никогда не лил дождь, не было ветра, зноя, холода. Здесь круглые сутки царила одна и та же приятная сухая прохлада. Впрочем, при желании прохладу всегда можно было сменить на температуру по своему выбору. Потому что мастерская была в подвале, самом лучшем подвале из всех возможных. Она имела отлично замаскированный вход, отменную вентиляцию и две камеры. В одной из камер размещалась непосредственно мастерская, в другой был небольшой музей.
Больше всего художник любил заходить именно туда, в музей. Здесь, на простых деревянных полках, покрытых гуттаперчей, стояли его дети, его творения - двадцать статуэток, большая часть из которых была отлита из электрума, сплава серебра с золотом.
Возможно, золота здесь было и больше, чем полагалось бы для сплава с таким названием, но художнику нравилось само слово, и он употреблял его. Для себя, потому что другие человеческие лица, кроме своего, отраженного в зеркале, он видел редко. Так редко, что когда видел, то избегал всяких бесед с ними на металлургические темы. В свое время художник достаточно провел времени среди людей, чтобы перестать строить свои расчеты на человеческом бескорыстии. Слишком многие могли увидеть на этих полках лишь слитки металла, рыночная стоимость которого до сих пор никем во Вселенной не ставилась под сомнение. В отличие, кстати, от искусства.
Эх, если бы золото не было столь устойчиво к внешним воздействиям или менее удобно в работе! Или хотя бы вместо него у художника имелись другие металлы, столь же доступные! Он мог бы тогда сделать статуэтки из железо-никелевого сплава, например. Взятый в определенном соотношении, такой сплав тоже не корродировал бы в здешнем климате. Но что было мечтать о пустом? Даже бронзу в этой местности взять было неоткуда.
В отличие от золота. Да, золота у художника было столько, что он даже не стал бы смешивать его с серебром, не будь этот металл невообразимо мягким. Серебро показалось художнику вполне подходящим отвердителем, серебра он тоже мог добыть сколько угодно. Вот меди была нехватка, и находилась она в труднодоступном месте. Извлекать же другие металлы художник не только не умел, но даже и не знал, как выглядят породы, их содержащие.
В отличие от золотоносной. Вот этой, в толще которой он устроил себе мастерскую. Собственно говоря, и подвал-то, в котором он с таким удобством расположился, образовался благодаря желанию художника это золото извлечь. Скала была вырублена, выдолблена изнутри, пустая порода переплавлена в блоки для укрепления стен и свода и других строительных нужд, а золото превращено в симпатичные брусочки пятикилограммового веса.
Брусочки были сложены штабелями в углу все того же музея и закрыты чем-то вроде набора щитов, замаскированных под стенку. Щиты раздвигались, при желании раздвинуть их, конечно, но тот, кто не знал их секрета, ни за что бы не догадался, что перед ним не облицовка стены, а дверь, ведущая в сокровищницу. Там же, за перегородкой, художник хранил в сундучке вторые экземпляры своих отливок - просто так, на всякий случай. Кстати, зеркало, в которое он иногда смотрелся, тоже было золотым.
Иногда художник думал, улыбаясь про себя, что здесь, в своей мастерской, он может ощущать себя неслыханным богачом. Здесь он ел на золотой посуде золотыми ложками, смотрелся в золото и золотом любовался. Но вряд ли бы кто посторонний понял, что художник заходил в музей отнюдь не для созерцания желтого сплава. Статуэтки изображали дорогих ему людей. Людей, с которыми он некогда расстался. Не на мертвый металл, а на них жаждали смотреть его глаза, с ними он мысленно общался и часами мог сидеть, погруженный в прошлое, за возврат некоторых мгновений которого он готов был бы отдать не только оставшиеся годы жизни, но и самое бессмертие.
Вот сыновья, Додька и Мади, вот обе невестки, а вот и его бывший недоброжелатель, а затем самый большой друг старина Дак. Вот жена Дака, верная и преданная Нита, воплощение заботливости и доброты. А вот и Нела Таирова, девушка с гордым сердцем и великой душой.
Художник вновь погрузился в воспоминания. Не зря они тогда затеяли эту возню с платиновыми россыпями, россыпи надолго решили их проблемы. Жаль, что не навсегда и лишь финансово.
- Нет, - сказала тогда Рябинка, - дальше так продолжаться не может.
Эту фразу она говорила по крайней мере трижды в году, и обозначала фраза очередной хозяйственно-бытовой тупик.
- А что случилось-то? - удивилась Нита.
Их собралось четверо: двое мужчин и две женщины, обе невысокого роста, русоволосые и не первой молодости. Рябинка, впрочем, была постарше.
- Не нравятся мне эти Тьеранские каникулы, - ответила она, обращаясь ко всем собеседникам сразу.
- Да? Зато остальным они вполне по нутру, - пробурчал художник. Его недовольство было легко объяснимо: все до одной проблемы, обозначаемые Рябинкой, приходилось решать ему.
- Не понимаю, как ты можешь относиться к этому так несерьезно, - нахмурилась самая старшая дама планеты. Старшей она была не только по возрасту, но и по должности. - Отмени мы эти отпуска - сэкономили бы уйму платины.
- Вся платина и без того остается у нас, на Тьеру поступает золото. А золота у нас столько, что мы можем гнать его туда тоннами.
- Первый раз об этом слышу.
- Потому что это секрет.
- Даже от меня?
- Ты не спрашивала. А что касается людей, то они имеют право проводить свои отпуска там, где хотят. Это их право, они его заработали.