Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 50

Дорогая Книга,

Эта запись официально отмечает год с того дня, когда Дженни в последний раз со мной говорила. Год и четыре с половиной месяца мы заперты в башне. Целый год я не слышала человеческого голоса. Кроме своего собственного, конечно же. Я пою. Иногда читаю книги вслух. Но это всё равно не то.

Кстати, я беру обратно все свои слова про одиночество. Даже до того, как подружиться с Робом, меня окружало столько людей! Конечно, рядом не было толпы ровесников, но леди Редмэйн и слуги хотя бы говорили со мной. И дядя говорил. Как много я готова отдать, чтобы еще раз хорошенько с ним поругаться.

Я упоминала об этом в прошлых записях, но я все еще обеспокоена состоянием Дженни. Я больше не пытаюсь пробудить в ней надежду на побег. Раньше я подпитывала ее обещаниями, даже когда сама теряла уверенность в том, что смогу их исполнить. Но каждый день маленькая струйка человечности покидает ее. Уносится ветром. (Ветер. Как мы давно его не чувствовали)

Дженни все еще шьет, штопает и стирает, но у нее больше нет… Воли к жизни? У нее ничего нет. Она просто совершает механические движения, не требующие никакой осмысленности.

А знаешь, Книга, что меня беспокоит даже больше, чем состояние Дженни? Я сама.

Кажется, я поддаюсь этой апатии, сочащейся из нее. Это состояние как тень, которую не видно, пока солнце не начнет уходить за горизонт. Но чем меньше света, тем выше и шире тени. И они грозят одолеть меня. К моему ужасу, всё чаще перед сном, когда я закрываю глаза, я ловлю себя на мысли, что мне хотелось бы сдаться. Каково это — не вставать утром? Или открыть глаза и просто лежать, предоставив миру делать со мной всё, чего он только не пожелает?

В самом начале, когда апатия подкрадывалась, я боролась с ней с помощью надежды. Надежды на то, что Роб придет. Или мои люди поднимут восстание. Я уверяла себя, что всё наладится. Я не могла допустить мысли, что может быть как-то иначе. Все снова будет так, как должно быть, ведь Создатель не позволит такой несправедливости одержать верх над здравым смыслом.

Но теперь я начала понимать кипящую ненависть Дженни, которую она испытывала в самом начале. Надежда, за которую я цеплялась, больше не годится как оружие против тени. Надежда — это свет, и тень просто поглощает его. Но гнев… гнев подобен угольку, которым я могу кинуть в лицо апатии. Это не радостный свет солнца, но… уголек всё равно горит. У него есть собственный свет, способный отогнать тьму.

Было правильным направить свой гнев на дядю, ведь это из-за него я здесь. Это он закрыл меня в башне. Из-за него у меня не было друзей в детстве. Из-за него я потеряла всё.

Но, к моему удивлению, гнев, который горит в моей груди, направлен не на дядю. От него я никогда ничего не ждала, и он в полной мере оправдал мои ожидания. Это даже нельзя назвать предательством.

Но тот, кто обещал дать мне всё, а дал… ну, ничего?

Книга, я напишу сейчас то, в чем не могла себе признаться даже в мыслях. Эти слова даются мне чрезвычайноо тяжело, но я должна это признать. Так не может больше продолжаться.

Принц Роберт бросил меня. Он — предатель.

На самом деле, кажется, в глубине души я это поняла еще в ту ночь, когда нас с Дженни сюда бросили. Когда он стоял там и просто смотрел, как меня уводят. Уводят из-за него, из-за нашей с ним помолвки.

Я рискнула всем ради него. Мой трон, мои люди, мое положение, моя свобода. Я отдала ему свое сердце. Но человек, который, как я думала, способен сделать что угодно ради меня, предпочел не делать ничего. Я говорю об этом с уверенностью, потому что знаю его достаточно хорошо. Он мог бы взобраться на эту башню босиком, если бы захотел. Но он до сих пор ничего не сделал.

Поэтому я решила снять со своей шеи его медальон. Те слова (наши слова) оказались пустышкой, они больше ничего для меня не значат.

Если кто-то и вытащит меня из этой башни, то это буду я сама.

Дорогая Книга,

Дженни перестала вставать.

В последнее время она всё позже и позже вылезала из постели. Я пыталась уговорить ее. Просила, умоляла, кричала, угрожала, даже выплеснула на нее ведро воды, но она просто отказывается встать. Она даже не смотрит на меня.

Я также должна отметить, что наши пайки стали меньше. Сначала я подумала, что просто проголодалась, но из любопытства всё-таки померила паек, который сегодня спустили. Еды примерно на треть меньше, чем было раньше. Это какая-то новая игра моего дяди? Кто-то должен сообщить ему, что шутки смешны только тогда, когда объект этих шуток может дать отпор.





Есть еще одно событие, но не особо примечательное. И всё же, сегодня я осознала, что неправильно считала дни нашего заточения. Прошло не тридцать три месяца, а тридцать четыре. Нам осталось всего два месяца до начала нашего четвертого года в башне.

Наверное, я должна признать, что не найду выход. Но если я это сделаю, то рискую сойти с ума.

Дорогая Книга,

Сегодня утром я вытаскивала Дженни из постели, чтобы заставить ее ходить по комнате, и моя нога подвернулась. Я ее уронила. Дженни, конечно, не ногу. Она ударилась об пол и обмякла, как тряпичная кукла. Рана на ее лбу оказалась небольшой, и я хорошо ее обработала. Из сотен прочитанных книг всё-таки вышел какой-то толк, и я накопила достаточно знаний о простых врачебных практиках.

И я нашла две книги по магии. Сначала я подумала, что вот оно — наше спасение!

Одна из книг оказалась просто перечнем великих брионских колдунов прошлого, таких как Мерлин и Фея Моргана, но вторая книга чуть не подарила мне надежду. В ней рассказывалось о заклинании, которое, вкупе с особым видом концентрации, способно поменять людей местами. О, как бы я хотела, чтобы на моем месте оказался дядя или… нет, только дядя.

Но, раз я всё это пишу, значит, у меня ничего не вышло. То ли маг из меня плохой, то ли я просто ничего не поняла в работе заклинания… Что ж, попытаться стоило.

Теперь мне интересно, сколько знаний в других областях я усвоила за время заточения. Думаю, завтра проверю себя и запишу всё, что помню по каждому заданному предмету. Когда я выберусь отсюда, мои люди обнаружат, что у них просто блестяще образованная королева. И не страшно, что иногда она по привычке говорит сама с собой, как сумасшедшая.

А еще я поняла, что выросла на пару дюймов с тех пор, как Дженни сшила мне последнее платье. Это было более двух лет назад, так что я не уверена, что стоит ждать нового. К тому же, тканей не спускали уже почти год.

Также я похудела из-за постоянно уменьшающегося пайка. И теперь я почти рада, что в этой чертовой башне нет зеркал. Мне нравится представлять себя такой, какой я была в свой последний свободный вечер. Нарядной.

Но иногда мне всё же хочется, чтобы Роберт увидел меня во всем моем измождении. О, ему будет полезно увидеть, что его трусость сделала с женщиной, которой он признавался в любви и хотел назвать своей женой.

Хотя, вероятно, ему было бы все равно. Уверена, у него уже давно есть прекрасная пухлая жена, чьи изгибы дарят ему наслаждения каждую ночь. Ему не нужно постоянно думать о жизни, которая могла бы у нас быть. Ему уже двадцать два года, если я не ошиблась в подсчетах. Мысль о девушке, исчезнувшей из его жизни пять лет назад, давно превратилась для него в неприятный сон.

Дорогая Книга,

Наши пайки перестали быть регулярными. И в них больше нет ничего, кроме самого важного для поддержания жизни. Сегодня спустили буханку хлеба.

Кажется, дядя понял, что как только я выберусь отсюда, ему не избежать правосудия. Видимо, он решил уморить нас голодом.

Если это так, его ждет неприятный сюрприз. Я могу быть худой, но я сильная. И каждый день я кормлю Дженни и вытаскиваю ее из постели, заставляя ходить по комнате, даже если она всю дорогу опирается на меня.

Возможно, нам не сбежать, но мы это переживем.

Дорогая Книга,

Последние несколько недель у меня не получалось отслеживать дни. Или месяцы, если быть точнее. Я не знаю. Я ничего не знаю. Сколько мы уже здесь? У меня часто кружится голова, и когда я встаю.