Паренек из Уайтчепела

– Я хотел бы поговорить с внуком наедине. Оставьте нас, друзья! – обратился Фальконе к супругам Мессина. И поглядел на племянницу: – А тебе не помешало бы научиться лучше видеть людей: твои наветы в адрес сеньориты Рид абсурдны и оскорбительны, – попенял он ей, впрочем, беззлобно. Душевное опустошение не способствовала сильным эмоциям, он будто выгорел изнутри. – И я требую, чтобы ты перед ней извинилась!

– Ни за что! – кинула Агостина де Лука, направляясь к дверям.

Джек с Гаспаро Фальконе остались в комнате наедине.

Старик долго смотрел на него, то ли мыслями собираясь, то ли просто любуясь статной фигурой новоприобретенного внука, только Джек почувствовал себя неуютно под взглядом будто поблекших, некогда голубых глаз, и холодок, скользнувший по позвонку, заставил сердце биться сильнее.

Должно быть, ощутив эту его нервозность, Фальконе и произнес:

– Мне сказали, что ты предполагаешь злой умысел в отношении гибели Бьянки. У тебя есть какие-то основания, чтобы думать так?

– Только моя интуиция, более ничего.

Старик кивнул, снова раздумывая над чем-то, и его осунувшееся лицо казалось несчастным, как никогда.

– Что ты в таком случае предлагаешь? – обратился он к внуку. – Вызвать карабинеров? Позволить им сновать в нашем доме, вынюхивая неведомо что?

– Ради выяснения истины и справедливости я бы сделал именно так, – откликнулся Джек.

Старик повторил с горькой усмешкой:

– Справедливости... Все ли мы получаем по справедливости? – И глянув на парня, напомнил вдруг: – Утром, до всего этого ужаса, ты хотел о чем-то поговорить. Что это было? Буду рад тебя выслушать.

– Может быть, позже, – замялся Джек. – Сейчас есть много забот поважнее.

– Конечно. Нужно думать о Бьянке... – кивнул Фальконе собственным мыслям. И спросил с какой-то пытливой дотошностью: – Ты все же уверен, что нужно вызвать карабинеров?

– Абсолютно, сеньор. Лишним не будет!

– Что ж, быть по-твоему. – И он кликнул слугу. – Альфредо, распорядись, чтобы послали за карабинерами в город. И еще, позаботились ли уже о теле племянницы? Проследи, чтобы все было сделано так, как должно.

– Да, сеньор, вам не о чем волноваться: сеньорита де Лука взяла на себя все заботы. Сеньор Камберини убит горем настолько, что мало что соображает...

И стоило слуге выйти, как Фальконе сказал:

– Что ж, это горе делает мальчику честь, хотя, видит бог, я мало верил в искренность его чувств: сам понимаешь, – поглядел он на Джека, – большие деньги привлекают стервятников.

И снова что-то холодное, липкое, вызывающее озноб скользнуло по позвоночнику парня. Фальконе выглядел странно, что, конечно, понятно, учитывая события этого утра, и все-таки Джек ощутил беспокойство, тревогу, и побуждение рассказать ему правду, но все-таки не решился. Если старик ему не поможет, если сочтет его просто «стервятником», охотником за деньгами, и отдаст тем же карабинерам, кто тогда поможет Аманде? А мисс Харпер, что если эта де Лука, ослепленная горем, все же продолжит настаивать на своем? Нет, нужно выяснить, что на самом деле случилось, а потом уходить...

Фальконе же попросил вдруг:

– Джино, друг мой, сделай доброе дело: принеси документы, лежащие в сейфе в моем кабинете. В связи со смертью нашей дорогой Бьянки я должен кое-что посмотреть...

Джек встрепенулся, решив на мгновенье, что ему показалось.

– Из сейфа, сеньор? – удивился он. – Я не знаю, как он работает.

– Я тебе расскажу. – И старик поманил его ближе.

– Вы уверены, что...

– Я тебе доверяю.

Выслушав наставления мнимого деда, Джек шел к кабинету, словно на эшафот: ноги увязали в ковровой дорожке, половицы, казалось, хватали за пятки, а повязанный галстук впивался в кадык, лишая дыхания. Шанс добыть диадему и бежать на помощь Аманде сам шел ему в руки! Он выяснил то, ради чего прибыл на виллу... Еще минута – и он будут готов оставить эту историю позади, но...

Он вошел в кабинет и прошел напрямую к сейфу. Откинул картину с изображением флорентийского палаццо Строцци и поглядел на механизм... Наставления Гаспаро Фальконе еще звучали в его голове, и Джек, сам удивившись тому, как ловко все вышло, распахнул дверцу сейфа и замер, глядя на полки.

Графская диадема, состоящая, как он знал от Гатте, из ста двадцати ограненных бриллиантов весом в триста карат и из россыпи мелких жемчужин, стоила баснословные деньги, о которых Джек никогда не мог и мечтать. Если взять эту вещь и уехать с Амандой – все их мечты бы исполнились: они жили б в довольстве и сытости... вместе, как и мечтали.

Джек нашел диадему и, осторожно взяв ее с полки, покрутил в своих пальцах: свет от окна, преломляясь в многочисленных гранях, яркими бликами рисовал на стенах и полу.

Третий день, как Аманда в руках похитителей, а он прохлаждается здесь, на вилле...

Третий день, как ни Ридли, ни кто-либо другой не знает ни где они, ни что с ними случилось...

Он должен был с этим покончить.

И мог сделать это прямо сейчас...

И все-таки Джек положил диадему на место, взял с полки бумаги Фальконе и, словно страшась все-таки искуситься, поспешно захлопнул дверь сейфа. Потом вернул картину на место и вышел из кабинета с одной-единственной мыслью: еще один день, еще только день – он узнает, что случилось с де Лукой – и сбежит от Фальконе.

Дольше медлить нельзя...

И чтобы выяснить правду, ему нужна Розалин Харпер.

Джек решил, что как только отдаст бумаги Фальконе, он найдет женщину, и они побеседуют с управляющим, Антонио Пьяджио, и расспросят его о ключе.

Когда он постучал в дверь комнаты Розалин Харпер, отзываться она не спешила, он даже подумал, уж не послышался ли ему звук ее легких шагов, когда подошел к ее комнате. Там, за дверью, сейчас было тихо, будто женщина притаилась и не желала ему отвечать.

Неужели она настолько расстроилась из-за слов Агостины де Луки?

– Сеньорита Рид, мне нужна ваша помощь, – сказал он через дверь. – Сеньорита Ха...

Дверь распахнулась, не дав ему договорить.

– Не произносите здесь этого имени! – воскликнула женщина, тяжело дыша. – Вы, разве, не понимаете, что история повторяется: мало того, что я нахожусь в этом доме на птичьих правах, так меня еще обвиняют в коварных замыслах. Слышали сами. Стоит карабинерам услышать об этом, как все повторится... Особенно, если им станет известно, кто я такая на самом деле!

То, как она глядела на Джека, как говорила, с отчаянием и подспудной решимостью одновременно, насторожило его: он заглянул в ее комнату и заметил маленький саквояж у стены. Беспорядок в вещах, брошенных на постели...

– Вы не имеете права сбежать, – произнес он осуждающим тоном. – Расписавшись тем самым в подозрениях своих недоброжелателей, вы лишь подтвердите вину... Скажите, вы виноваты в гибели сеньориты де Луки? – Джек сдвинул брови, пытаясь суровостью тона достучаться до разума женщины.

Та вспыхнула в долю секунды:

– Как вы могли такое подумать?! Я и пальцем ее бы не тронула.

– А выглядит совершенно иначе. – Он смягчился, заметив ее поникшие плечи: – И именно так все подумают, когда вы исчезнете с виллы. Не делайте этого, Розалин! Лучше позвольте мне выяснить правду. Мне, действительно, нужна ваша помощь!

Они стояли в дверях ее комнаты, и Джек видел, как сложно ей было переменить принятое решение: не бежать, что по всему было привычнее для нее, а остаться. Мисс Харпер привыкла бежать...

– Хорошо. Чем я могу вам помочь? – спросила она.

И Джек, обрадованный этим словам, попросил сопроводить его к Антонио Пьяджио. Тот был главным виноделом Фальконе: присматривал за виноградниками и собранным урожаем, следил за ферментацией и брожением вина. Он же хранил ключ от винного погреба...

Они застали мужчину в его доме на территории виллы, это было маленькое бунгало в тени лимонных деревьев, он встретил их какой-то всклокоченный, будто больной. Похоже, случившееся с графиней де Лукой плохо сказалось на нем... Джек заметил испуг в его покрасневших глазах, когда он, открыв дверь, увидел их на пороге. И что-то быстро затараторил на своем языке... Только пятью минутами позже они, наконец, вошли в дом.