Паренек из Уайтчепела

– Мне кажется, смерть Бьянки де Луки могла быть не случайной. Кроме того, поговорив с Агостиной де Лукой, я подумал вдруг, что навредить, возможно, желали именно ей: обычно младшая сеньорита выгуливала Пеппино утрами, но не в этот раз.

– То есть вы полагаете... – Усмехнувшись, его собеседница замолчала. И когда она снова заговорила, Джек понял, что смеялась она над собой. – Нет, только не снова, – сказала она. – Еще одна загадочная смерть в доме моего работодателя. Это уже похоже на злую судьбу, вы не находите, мистер Огден?

Она вспомнила де Моранвиллей, и это было понятно.

– Я не верю в судьбу, – произнес он. – К тому же, если вы мне поможете, может выясниться, что у меня разыгралась фантазия... Но я все-таки сообщил бы в полицию.

– Вызвать карабинеров? Не уверена, что сеньор Фальконе это одобрит. К тому же, если смерть сеньориты де Луки все-таки носит случайный характер... – Но, кажется, мисс Харпер сама в это не верила, так как, не договорив фразы, кивнула Джеку: – Хорошо, пойдемте поговорим с поваром, а потом уже будем решать, рассказывать нам обо всем хозяину дома или же нет.

Сеньор Джакомо, увидев мисс Харпер, расплылся в такой широкой улыбке, что уголки его губ, казалось, приклеились к мочкам ушей, а вот на Джека, стоявшего чуть поодаль, он кинул не самый приветливый взгляд. Похоже, компаньонка Фальконе находилась у повара на особом счету, а он, будучи даже наследником дома, его особого отношения не заслужил. Еще по дороге на кухню мисс Харпер сказала спутнику: «Чтобы сердце нашего кухонного тирана растаяло, вы должны похвалить его блюда, и сделать это как можно более искренно и по-итальянски». Что значит «по-итальянски»? Громко, шумно, размахивая руками. Она улыбалась, сообщая об этом, и Джек хотел бы поверить, что она шутит, но нет, мисс Харпер говорила серьезно. А он сомневался, что способен на такую патетику, да еще в отношении пищи, впрочем, его все равно здесь скоро не будет. Так пусть же повар косится, сколько угодно, лишь бы мисс Харпер разговорила его...

И у неё, кажется, получилось.

– Сеньор Фальконе, идите сюда, – позвала она. – Мой друг Джакомо будет рад ответить на ваши вопросы. – Радостным повар не выглядел, даже усы его как-то странно встопорщились при взгляде на Джека. – Что вы хотели узнать? – спросила мисс Харпер.

– В основном о бисквитном печенье. Спросите, просил ли кто-то из домочадцев принести ему их этим утром.

Женщина вскинула брови, демонстрируя удивление этим вопросом, но все-таки перевела его повару. Всплеснув руками, тот со скоростью пули затараторил на своем языке, то и дело перемежая быструю речь единственно понятным Джеку «Bella Rosalin“ едва ли не после каждого третьего слова.

Наконец «Bella Rosalin“ облекла его речь в понятную для своего спутника форму:

– Если кратко, – немного смущенно улыбнулась она, – то бисквитных печений этим утром никто не просил: ни мисс Бьянка, ни Агостина и ни кто-либо другой.

– А не могло ли быть так, что сеньор Джакомо просто не знает об этом? – предположил Джек. – Возможно, кто-то из слуг, спустившись на кухню раньше других...

Мисс Харпер покачала головой.

– Джакомо говорит, что он на кухне с рассвета, – сказала она, – сегодня среда, а по средам зеленщик привозит свежие овощи. Он самолично просматривает заказ, поскольку «плутам-зеленщикам веры нет» и еще много всего в том же духе, – она взмахнула рукой, изображая многословие итальянца в этом вопросе. – А телега зеленщика приезжает к шести. И пусть сегодня этот «прохвост» заставил себя дожидаться из-за слетевшего в пути колеса, Джакомо все же уверен, что за бисквитами не посылали, так как все это время он провел у плиты, приготовляя феттучини «Alfredo“.

Джек вздохнул, понимая, что ничего не добился.

– Когда, он сказал, приехал зеленщик? – скорее для вида поинтересовался он.

Мисс Харпер перевела, и Пьетро Джакомо разве что у виска пальцем не покрутил, настолько взгляд его сделался красноречивым.

– Примерно в половину восьмого, – перевела повара женщина. И спросила: – Это действительно важно?

– Понятия не имею, – не стал обманывать Джек. – Я просто подумал, что надо что-то спросить, а это первое, что пришло в голову. – И тише, как будто сверливший его взглядом повар мог понимать по-английски: – Этот мужчина, кажется, ненавидит меня, и я понятия не имею, в чем дело... И это нервирует.

Мисс Харпер, искренне улыбнувшись, положила ладонь Джакомо на плечо и что-то шепнула ему. Тот расплылся в улыбке, как будто немного смягчившись, но уходя, все равно глядел на Джека прищурив глаза.

Можно было подумать, что он разгадал его ложь и потому ненавидит, но... он точно не мог ничего разгадать.

– Не волнуйтесь о Джакомо, он милейший души человек, просто вы для него слишком anglicano, человек, не разбирающийся в высокой кухне, а значит, заведомо idiota. Вам придется переубедить его! – Мисс Харпер подхватила Джека под руку и повлекла по коридору к выходу на хозяйскую половину.

– Что вы шепнули ему? – полюбопытствовал он.

– Хотите знать? В самом деле хотите? – потешалась она, и Джек, рассмотрев ямочки у нее на щеках, подумал вдруг, что мистер Ридли нуждается в ком-то, способном смеяться так, как она. Каким бы другим он мог стать рядом с женщиной, вроде мисс Харпер...

– Конечно, хочу. Я крайне заинтригован!

Мисс Харпер шепнула, склонившись к его плечу:

– Я сказала, что вы не совсем безнадежны: что на прошлом обеде вы весьма восхищенно отзывались о его Risotto con funghi, и это немного реабилитировало вас в его глазах.

Джек спросил, о каком таком блюде вообще идет речь – за столом он терялся, толком не зная, что и как есть, и, конечно, названий не запоминал – и так, посмеиваясь над его полным невежеством в сфере кулинарных изысков итальянской кухни, они вышли на хозяйскую половину и направились к лестнице. Здесь они и услышали громкие голоса – то ли ссоры, то ли какого-то переполоха – и молча переглянувшись, поспешили наверх, движимые одинаковым опасением за здоровье хозяина дома.

Впрочем, еще на походе к его комнате расслышали голос Агостины де Луки, заявлявший категорично:

– Если Бьянку убили, а ваш внук думает именно так, то виновна, конечно, эта ужасная компаньонка. Мало того, что вы дали ей власть над собой, так еще не желали и слушать, когда моя дорогая сестра предостерегала вас от ее коварных поползновений. Зачем вы позволили ей ужинать с нами? – последовал желчный вопрос. – Это были семейные посиделки в узком кругу, а вы притащили ее. Её! Уверена, Бьянка снова ей что-то сказала, и эта... охотница за деньгами решила с ней поквитаться.

Они с мисс Харпер стояли под дверью, к тому же неплотно прикрытой, и четко слышали каждое слово. Бледная, словно враз ставшая кем-то другим, не той улыбчивой женщиной, что недавно веселила его, а холодной, мраморной статуей, мисс Харпер слушала оскорбительные слова, плотно сжав губы и даже как будто бы не дыша.

Джек подумал, что должен ее поддержать, и, взяв плетью повисшую руку, сжал холодные пальцы. Мисс Харпер даже не шевельнулась.

– Ты не смеешь так о ней говорить, – заступился за компаньонку Фальконе, и голос его звучал достаточно бодро. – Сеньорита Ридли исключительно добропорядочная женщина, к которой у меня нет нареканий. И твои ужасные речи, племянница, говорят не в твою пользу! Придержи-ка язык и не порочь ее доброе имя.

Но та вскинулась:

– Вот, ты готов отступиться от члена семьи, даже от голоса разума ради этой... zoccola (шлюха).

Повисла тревожная пауза, словно затишье перед грозой, а потом Витторио Мессина примиряюще произнес:

– Послушайте, Агостина, в вас говорит страшное горе, вы скорбите по погибшей сестре, и это понятно, но не стоит наговаривать на того, кто вам неприятен по той или иной причине. Вы впоследствии пожалеете, а слова уже не вернуть!

– Ни о чем я не пожалею! Кроме этой... никто не желал моей сестре зла.

В этот момент мисс Харпер развернулась на месте и, подхватив край своей юбки, двинулась прочь по коридору. Джек наблюдал, как она уходила, и пожалел о своей откровенности с мисс де Лукой, оказавшейся даже большей мерзавкой, чем ему показалось сначала.