Одноклеточная

– Ну и пусть, – неуклюже заворачиваясь в одеяло, буркнула девушка.

– Подожди, раздеться надо.

– Не хочу, – широко зевнув, Олеся заговорила каким-то обиженным тоном. – Я ему про любовь свою, а он… – захлюпала носом, – ржёт, как сивый мерин.

– Кто? – мать присела на край кровати, отворачивая в сторону нос.

– Он… Ох, ма-ам, он такой классный. Мы с ним на траве лежали и разговаривали, разговаривали… Он мне искупаться предложил… Ребята домой ушли…

– Спи, спи давай, хватит болтать, – укрывала одеялом любимую дочь до шеи. – Завтра расскажешь. Надо встать пораньше, чтобы отца встретить.

– Да пошёл он, – засыпая, Олеся говорила не так громко. – Я их видела, мам.

– Кого?

– Их. Он её в машину посадил, а меня тошнить начало. А я лежу и думаю, чтоб вы разбились.

– Господи, разве так можно, желать кому-то плохого?

– Ему? Можно, – в полудрёме шептала девушка. – Я ему шину стекляшкой порезала. Надеюсь, они лежат где-нибудь на обочине… Мёртвые…

Поднявшись с кровати, Люда пристально посмотрела на дочь, помахала рукой у лица, чтобы развеять отвратительный запах спиртного, подошла к двери, задержалась на секунду и обернулась.

– Нельзя так, доченька, – с прискорбием в глазах посмотрела на спящую Олесю, – ты ещё такая молоденькая. Будет в твоей жизни любимый человек. Не торопись.

Вышла и закрыла за собой дверь с такой аккуратностью, чтобы не потревожить сон любимой дочери. Олеся спала, как убитая.

Люда не смогла сомкнуть глаз. Крутилась, меняла положение в постели, дёргала ногой, чтобы расправить низ одеяла, и всё время думала о муже. А ведь она тоже была в подобной ситуации. На выпускном, когда Сергей неожиданно исчез из клуба вместе с Наташей. С той самой, которая вела себя, как распущенная девица. Целовалась со всеми подряд и хвасталась перед Людмилой своими женскими достижениями.

Глава 3

– А мы вчера с Вовкой Калининым обнимались, – выходя из школы, четырнадцатилетняя Наталья Новикова закинула лямку тряпичной сумки на плечо и весело цокнула языком. – От него так пахло табаком.

Людмила шла позади и рассматривала чёрные блестящие туфли подруги.

– Он меня так прижимал, аж сердце заходится, – вздыхала девушка, наслаждаясь воспоминаниями о вчерашнем вечере.

– Он же намного старше тебя, – возмущённо сказала Люда, подтягивая сползший гольф на левой ноге. – Фу, как-то противно.

– Конечно, противно, – ухмыльнулась Наташа, обернувшись, – ты ж ещё маленькая, – и продолжила шагать к школьным воротам.

– И ничего не маленькая, – обидевшись, возразила девочка, – мне уже двенадцать.

– Ха! Всего двенадцать! – чтобы добить малолетним возрастом, Наталья тут же придумала дразнилку.

– Ты ещё совсем соплива, девочка моя!

У меня густая грива, словно у коня!

Каблуки с набойкой толстой, на руке – кольцо!

Ну, а ты скачи до дома, тухлое яйцо!

– Ну и дура, – Люда обиделась ещё сильнее. – Сама – тухлое яйцо!

– Аха-ха! – расхохоталась Наташа. Расставив ноги, чтобы не упасть. – Иди, иди! Чтоб ты понимала, малолетка!

Подруги были дружны с детства, так как жили рядом. Их дома стояли друг напротив друга, и девочки каждый день встречались посреди дороги, чтобы на пару смыться подальше от родительских глаз. Вместе сбегали к озеру, где взрослые наравне с детьми соревновались в нырянии. Вместе ходили в магазин и покупали леденцы, а вечером получали увесистый нагоняй от родителей за покупку на ворованные деньги, которые Люда, по науськиванию своей лучшей подруги, брала из пол-литровой банки, служившей копилкой. Всё детство девчонки провели бок о бок, пока Наташа не пошла в первый класс. Стоя у забора и наблюдая за выходящей со двора подругой с огромным букетом георгин и такими же необъятными бантами на голове, пятилетняя Людочка проливала горькие слёзы и махала ручкой на прощание, будто любимая Наташенька покидает родную деревню навсегда.

– А это «МА-МА», – в один из осенних дней подруга пригласила Люду поиграть в школу. – А здесь «РА-МА». Понятно? – девочка показывала буквы в Букваре кончиком карандаша, который служил указкой, и читала по слогам. – Бери синий карандаш и пиши «мама».

– Не умею, – опешила маленькая ученица.

– Ох, тёха-тетёха, – изображая из себя взрослую, Наташа покачивала головой, как это делала её глуховатая бабушка, садилась рядышком и выводила каждую букву с лёгким нажимом, чтобы не сломать грифель карандаша. – Понятно?

– Ага, – пожав плечами, Люда принялась учиться.

Через два года пришёл и её черёд идти в школу. Наконец-то, теперь подруги будут больше проводить времени вместе. Жаль, они учатся в разных классах, а так бы сидели за одной партой, держась за руки, и слушали урок.

– А тебе было трудно учиться в первом классе? – покидая стены одноэтажного здания, Люда схватила руку подруги и зашагала в такт её широких шагов.

– Не-а, – у меня талант, – с гордостью ответила Наташа, поднимая глаза к ясному небу.

– А что такое «талант»? – с любопытством спросила девочка, повторяя движения головой.

– Вот ты яблоки любишь?

– Ага.

– Сколько можешь съесть сразу?

– Наверное, два.

– А я половину. Я ими в детстве объелась. Значит, у тебя тоже есть талант – ты любишь яблоки. Поняла?

– Угу, – Люда пребывала в тяжёлых раздумьях. С блоками – понятно, а с первым классом, что?

Первый класс Люда закончила хорошо. Её любознательность и рвение подражать старшей подруге дали отличные плоды. Полюбив чтение, Люда всё больше погружалась в школьную библиотеку и всё чаще ходила в сельскую. Залпом проглатывая тексты в твёрдом переплёте, Людмила всё больше узнавала о людях, их характере и жизненных целях. Одну такую цель она себе поставила уже в шестом классе – стать учителем и работать в местной школе.

– Тебе делать, что ли, нечего? – зря она поделилась с подругой этой новостью. Наташа приняла желаемое за откровенную глупость. – Какой учитель? Вот я хочу стать певицей!

– А зачем?

– Как? Чтобы колесить по стране и стать знаменитой, как Алла Пугачёва.

– Нет, я так не хочу, – Люду нисколько не смутила цель Наташи. – Я буду учить детей, рассказывать им о том, что знаю. Это самая лучшая профессия.

– Ну ты и одноклеточная! – взъерепенилась Наташа, соскочив с крыльца своего дома.

– Что?

– Амёба, говорю. Самая настоящая а-мё-ба!

В этот день подруги пылко поссорились. Наталья, указав девчонке на калитку, запретила ей приходить и вообще, заводить разговоры при встрече. Расстроившись до глубины души, Люда поплелась домой, хлюпая и бормоча себе под нос:

– Зато у меня мамка добрая, а твоя на тебя орёт и прутом грозит.

Мать Наташи действительно очень строгая: не даёт спуску и не позволяет дочери лишнего. Но её бабушка Нина Антиповна, которая вырастила троих сыновей и всю жизнь мечтала о маленькой дочке, в Наташе души не чаяла. Баловала девочку разнообразными нарядами, сшитыми собственноручно или купленными в городском магазине Детский Мир, одаривала игрушками, книжками, помогала делать уроки, да и вообще, как только узнала, что у неё родилась внучка, сразу занялась приготовлением приданого на будущее. Наталья от такой заботы росла неуправляемой, дерзкой, избалованной и чрезмерно напыщенной. Мать не могла с ней справиться, часто ссорилась с Ниной по поводу бездумного воспитания.

– Вы ей на блюдечке с золотой каёмочкой, а она после на меня, как на врага смотрит! – придя с работы, Анфиса помыла руки под рукомойником и стряхнула лишнюю воду. – Что в лоб, что по лбу! Меня не слушается! И кто из неё вырастет?

– Красивая девка из неё вырастет, – Нина сидела за столом и щелкала только что обжаренные семечки подсолнечника. Шелуху складывала в одну кучку, а беленькие, чистые зёрнышки – в другую. – Все женихи её будут. Ай, какая ж она у нас складная.

– У неё в голове ветер. Ей надо об учёбе думать, а не о женихах. Зачем ты ей столько одёжи покупаешь? Уже складывать некуда. Весь шифоньер тряпками забит, – вытерев руки, Анфиса заглянула в кастрюлю, в которой томился гороховый суп. – Учительница меня встретила и говорит, мол, Наташа скатилась по математике. Делать ничего не хочет. На уроках в облаках витает.