Иллюзия преданности

Ядовитые слова, как кислота, разъедали и без того расшатанную опору, на которой держалось терпение Терри.

— Знаешь что? Меня и в самом деле не волнует мнение тех, кто ничего не понимает, — прошипел он. — Я тону в дерьме с того самого дня, когда мать обвинили в растрате и измене. И чем дальше, тем быстрее. Если тебя это беспокоит, какого демона ты забыл рядом со мной? Отойди, не то запачкаешь свой белый магистерский плащик.

Арри глянул так, будто в этот момент вознамерился утопить Терри в тарелке с грибным супом.

— Я буду тянуть тебя из этого дерьма до тех пор, пока рука не отсохнет, Риамен. И плевать мне на белый плащик, да и на твой несносный характер тоже. Я это делаю даже не ради тебя, а ради памяти отца.

— Памяти отца? — растягивая слова вдвое дольше положенного переспросил Терри. Из-за этого его вопрос прозвучал так, будто он сомневался в каждом слове: “Памяти? Отца?”

— Если ты не знал, он до самой смерти боролся за то, чтобы снять с твоей матери обвинение в растрате и измене, — гневно раздувая ноздри, прошелестел Арри.

— Чт…

— Я слышал, как он говорил матери, что будет требовать пересмотра. Если понадобится, раз за разом. Мать плакала. Разбила что-то. А отец был уверен, что поступает правильно. Знаешь каким он был человеком? Никогда ни на шаг не отступал от того, во что верил.

Вторая равинтола не затихала ни на мгновение. Люди ужинали, разговаривали, смеялись, а Терри был единственным, кто не произносил ни звука. Он стиснул ложку в кулаке и нахмурившись уставился в одну точку.

— Думаешь, твоего отца… из-за моей матери? — не решаясь взглянуть в глаза друга, вполголоса спросил Терри.

— Я думаю да, — коротко и твердо ответил Арри. — И не только я так думаю. Сам слышал, что сказал Тармо.

— Слышал, он тебя святым называл, — проворчал Терри. Он честно искал такие слова, которыми можно было все исправить или хотя бы снять хоть наполовину груз вины перед другом. Но нашел совсем не те и не так их произнес. Повезло, что Арри не обиделся на ворчливый тон. Или сделал вид, что не обиделся.

— Я-то что, — вздохнул он. — Мой отец был лучше меня. Он не собирался сдаваться. А я…

Терри предпочел бы прямо сейчас получить третий красный лист, только бы не слышать это безнадежное, оборванное “а я”. Что он хотел этим сказать? Почему замолчал? Риамен глянул на друга исподлобья.

— А ты?

— А я хочу, чтобы ты перестал вести себя так, будто мечтаешь поскорее сунуть голову в Экстрактор. Я ничего не смогу для тебя сделать, если они решат, что ты заслужил серую куртку. Даже думать об этом тошно, — пожаловался Арри. Его отросшая челка в очередной раз свалилась на очки, и он нервным жестом откинул ее назад.

— Они не посмеют, — тихо сказал Терри.

Арри криво улыбнулся.

— Отец тоже так говорил.

Терри долго молчал.

— Почему ты раньше не сказал? — наконец спросил он, поднимая голову.

— Ты будешь смеяться. Я думал, что ты без меня все понимаешь. Что нового я мог тебе сказать? Ты сам не задумывался, почему судья отказывался выносить приговор? Может, потому что не видел убедительных доказательств?

Терри растирал пальцами виски, будто это движение могло помочь уложить услышанное в голове. Соотнести с тем, что он помнил о заседании суда. А помнил он мало. Помнил стрелки часов, дотошного искателя, черную вуаль на бледном лице матери. Он не помнил, что говорили судейские, пытался ли кто-то защитить мать от несправедливого обвинения. Зато дословно мог бы воспроизвести текст приговора, хоть сейчас, с любого места. Несколько фраз, которые забрали у дома Риамен все. Имущество. Честь. Будущее.

— Я… Я, кажется плохо помню… Мне казалось, что это все неважно. Даже злило, что декадами идет расследование. Как, когда и сколько денег она украла. А я так и не узнал, зачем. Отец тратил деньги на какие-то авантюры, я не вникал. Мне казалось, их вполне хватало, несмотря на его выходки. Может статься, я заблуждался, и матери приходилось пользоваться своим положением советницы, чтобы содержать дом и прислугу, платить за мое обучение. Я не знал, что и думать… — Терри запустил пальцы в волосы и согнулся над столом, пряча лицо в ладонях. Щеки горели так сильно, будто ему снова было семнадцать, будто он опять бежал по коридорам Управления, чтобы успеть поговорить с матерью перед тем, как она навсегда покинет город.

Арри протер очки салфеткой и водрузил обратно на нос. Укоризненно поглядел на друга сквозь отливающие радугой линзы.

— Мой отец был судьей и не верил лживым обвинениям, а ты не знал, что думать?

— Просто у тебя был отец, которому ты мог доверять, — хмуро возразил Терри. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло.

— Заткнись, прошу тебя, — попросил Арри, болезненно поморщившись. — «Повезло», скажешь тоже.

Терри взял деревянную палочку и размешал в давным-давно остывшем чае горький сок от желтой соломки корня инкиваари. Просто чтобы чем-то занять руки и отвести глаза.

— Прости, — сказал он.

Арри внезапно увидел кого-то за спиной Терри и изумленно поднял брови. Терри хотел было обернуться, чтобы взглянуть, не Варию ли, но друг предостерегающе покачал головой и, понизив голос до шепота, сказал:

— А если я скажу, что все это время Карьян сидел за твоей спиной?

Терри одним глотком выпил холодный горький чай и не смог бы с уверенностью сказать, что почувствовал вкус.

— И слушал?

— Похоже на то, — напряженно ответил Арри. — Если не будешь есть, может, уйдем, пока не начались проблемы?

Терри в глубокой задумчивости придвинул тарелку остывшего супа.

Проблемы с Карьяном начались почти сразу и с каждым годом только усугублялись даже несмотря на то, что Терри ждал два года, прежде чем врезать ему за браслет.

Так может, следовало сразу дать решительный отпор, еще тогда, на первом курсе, когда Карьян посоветовал ему сдохнуть, лишь бы не жить в должниках короля!

— Что, у лучшего студента закончились важные дела в его собственной лаборатории, если он сидит и подслушивает чужие разговоры? — чуть повысив голос, поинтересовался Терри, не оборачиваясь, как и просил Арри. Правда, если бы он предвидел, что случится потом, то наверное попросил бы промолчать.

— Вот это он точно слышал, — вздохнул тот. — Признай уже, что есть человек, который платит тебе за каждую стычку с ним. Я пойму.

Чтобы заглушить раздражение, Терри неосмотрительно сунул в рот корку подсохшей краюхи. Сухой хлеб драл глотку. Терри закашлялся. Пока он давился крошками и остывшим чаем, Арри выразительно на него смотрел, и Риамен не сдержался, поинтересовался громко:

— Мне? А может быть, это ему кто-то платит?

— Эй, а можно потише? — обернулся к ним недовольный небритый техник с рубцом от большого ожога на щеке. — Нашли время, чтобы орать.

Вмешательство техника не охладило возмущение Терри, а только добавило масла в огонь. Он всем корпусом развернулся к своему главному сопернику — аж ножки по полу заскрипели. Карьян спокойно сидел за следующим столом, непринужденно откинувшись на спинку стула и неприкрыто сверлил его взглядом.

— Интересно, кто ему платит? — глядя в холодные синие глаза Карьяна, спросил Риамен. Давняя обида только и ждала повода, чтобы выплеснуться, стоило заговорить об оплате. — И не лучше бы ему сжечь себе мозги, чем жить на чужом поводке?

Тонкие губы Карьяна дрогнули. Он состроил презрительную гримасу, качнулся на ножках стула, раз-другой. Ботинок Арри отдавил Терри ногу под столом.

— Ты в своем уме? Это слышали вообще все! — прошептал друг, округлив глаза.

В самом деле, некоторые люди в равинтоле услышали слова Терри. Короткая ломкая тишина всплеснулась возмущенным скрипом стульев и гневными голосами:

— Эй ты, мальчишка, а ну назовись! — потребовал мужчина в очках, сидящий через два столика ближе к двери.

— Кто это там высказывается? — один человек настолько возмутился, что вскочил на ноги. — Кому это там поджарить мозги захотелось?

— Мальчишка угрожать товарищу вздумал, — без особой охоты объяснил небритый обожженный техник.