Страница 14 из 15
Глава шестая.
Вероника Рафанова.
Ненависть с первого взгляда, существует ли она? Как объяснить внезапно вспыхнувшую неприязнь между двумя людьми, которые ранее не были знакомы? Ответ прост, мы ненавидим людей. Всех. Включая тех, кого никогда в глаза не видели.
Достаточно одного банального примера. На днях я опаздывала на учебу, в правом ряду тянулась гигантская вереница автомобилей. Машина передо мной пыталась всунуться в эту очередь почти у её изголовья. Кто-то из тех, перед кем она это делала, вышел с продолговатым предметом и, не говоря ни слова, начал метелить её по капоту. Тоже вот «внезапная неприязнь». Точнее, давняя, но затаенная. Чтобы она стала явной, достаточно было ничтожной причины. Некого катализатора. Спускового крючка, что запускает неотвратимый механизм в действие.
И такое происходит на каждом шагу. Нигде люди не ходят столь неторопливо, как по пешеходному переходу.
Вполне возможно, разумеется, что человек на зебре передо мной — попросту болен артритом. Я лишь придумала его ненависть ко мне. Но уже поздно — я уже ненавижу его в ответ. Ненавижу вообще всех чуть больше, чем минуту назад.
Да, это так. Но ужас в том, что это замкнутый круг. Нужда порождает ненависть, однако, ненависть порождает нужду, как не может быть успешен человек, который ненавидит потребителей своего труда.
Возможно, этим можно объяснить успехи и провалы всего советского общества. У нас замечательно получались машины убийства. Сплошной триумф в хоккее, который почти равен войне между Союзом и Канадой. Полный порядок с балетом, где служили вековым традициям хореографии. Но там, где целью деятельности было сделать кому-то хорошо, неизменно были пробуксовки. Работники автозавода люто завидовали тому, кому предстоит ехать в изготовленной ими машине и соблазнять девчонок. И невольно стремились ему как-то подгадить. Как и проводница, ненавидевшая тех, кто ехал к морю и солнцу в её вагоне.
Мы получили эту неприязнь всех ко всем в наследство — вихрь, в избытке создающий причины для своего существования. Даже если мы захватим какой-нибудь всемирный банк и будем пять лет выплачивать каждому россиянину огромную зарплату, это мало что поменяет. Люди слишком привыкли быть недовольными своей жизнью — причины всегда можно найти. Люди слишком привыкли ненавидеть друг друга.
Когда я вновь пересеклась взглядом с тем татуированным нахалом, я непроизвольно скривилась. А в глубине моей души полыхнула затаенная обида. Он стоял на университетской стоянке, лениво прислонившись боком к крылу своего автомобиля. Наши глаза встретились лишь на одну короткую секунду, однако, даже этого хватило, чтобы окончательно испортить настроение и без того не пестрящее яркими красками.
Мой день начался отвратительно. По шкале от одного до десяти, я бы смело ответила, что это шкала. Проснуться в квартире своего бывшего парня, который ни так давно изменил тебе прямиком на твоих глазах, явно не является голубой мечтой когда-то любящей девушки. Мне хотелось раствориться. Просто исчезнуть. Пропасть со всех радаров, да так, чтобы никто и никогда не нашёл. В особенности, Соколов.
Я не хотела ему верить, однако, его слова по кругу крутились в моих мыслях, словно заевшая пластинка. Он не любил меня, нет. Как это может называться любовью…
Тогда почему я продолжаю думать о нем?
Почему так колет в груди, когда я на долю секунды, позволяю себе поверить…
Любовь нельзя так быстро вырвать из своего сердца. Она выжигает вены, разрушает разум и отравляет, словно сорняк, который пробивается сквозь расщелину асфальта.
Мне нельзя думать о капитане Витязя, как было запрещено ещё почти два года назад, только я не внемняла этому запрету.
Благо у меня есть друзья, которые всегда могут поднять моё настроение с отметки унылое дерьмо, до отметки вполне вменяемый хомо сапиенс. По крайней мере, я так думала. До того момента, как Савельев — который какого-то дьявола, всё ещё носит звание моего лучшего друга — не поднял тему, от которой уже начинало свербить.
— Есть идея! — воодушевленно начал Антон. Так воодушевленно, словно за эту гениальную мысль ему отдадут все возможные премии — начиная от Оскара, заканчивая Пулитцеровской. — Просто закрадри его тренера, а тот найдёт способ его убрать. Вау-ля, Соколов от тебя отстал.
Как бы там ни было, не стоило особо удивляться тому, как мы пришли к тебе моего бывшего. Именно с его номера я звонила утром Савельеву и просила меня забрать.
— Ну или пожалуйся наконец Артёму. Лично я до сих пор не понимаю, как он не заметил, что у него под носом.
— С дуба рухнул?!
Вопрос, конечно, весьма риторический. В особенности, если такой случай был действительно в детстве и я прекрасно помнила, как Антон полез на самую верхушку раскатистого дуба, дабы вытащить, запутавшегося в кустистых ветвях, воздушнуго змея.
Змея достал, только практически спустившись на землю, умудрился зацепиться кроссовком за торчащую, обломанную ветку.
Крик родительницы Антона, позже ни одну ночь преследовал меня в кошмарах.
— Ты сам знаешь, почему я не хочу втягивать сюда брата, — морщю нос, представляя яркие картины, какую шумиху он может поднять.
Поднять и вылететь из клуба.
Нет уж, увольте. Если спортивная карьера Артёма разрушиться из-за того что мой бывший ухажер — по совместительству, его приятель и товарищ по команде — не в состоянии удержать собственный член в штанах, то я себе этого никогда не прощу.
— Есть вторая. Могу прикинуться твоим парнем.
Взгляд, которым я одарила лучшего друга, можно было по праву номинировать на премию «ещё одно предложение и ты труп». Порой я действительно не понимала, как в столь умной и рациональной головушке Антона, рождались столь иррациональные и бредовые идеи.
— Не, ну а что? Вспомни, как он бесился, когда видел нас вместе. А тут поймёт, что поезд давно уехал, глядишь, плюнет на идею тебя вернуть.
Для убедительности, даже отвесила подзатыльник этому генератору «умных идей»:
— Ага, а потом наши головы покинут наши тела, как только твоя об этом узнает. Ковальски, все ваши варианты — херня. В этом универе у него учится сестра, если ты не знал. И, как только она увидит, как вы воркуете с Варькой — этот придурок, аки рыцарь, явится сюда с громкогласой речью: " а я тебе говорил, все мужики по натуре своей полигамны».
— Хм-м, — Савельев задумался, потирая пальцами подбородок. — Тогда последний вариант. «Витязь» же принципиальный противник «Барс-а»?
— И что ты предлогаешь? Придти к ним на матч, с верху до низу в символике Барса? — скептически преподнимаю бровь и неприделенно хмыкаю, представив эту расчудесную картину. — Ты серьёзно считаешь, что Лëха настолько впечатлительная натура? Меня скорее Артём на этом же шарфу и повесит. — действительно, не стоит забывать, что за «Витязь» бегает ещё и мой любимый братец. Правда, хоть и бегает до окончания сезона, а после переходит в другой клуб. Тем не менее такую «подставу» он вряд ли простит, в то время как Соколову будет плевать, приди на матч я абсолютно голая, либо в в символике соперника.
— Лучше, — юноша заговорчески понижает голос, выжерживая театральную паузу, словно готов изречь то, после чего мой мир больше никогда не станет прежним. — Замути с кем-то из «Барс-а». А ещё лучше, если это будет тот, кого ненавидит твой Соколов.
— Он уже давно не мой, — ощетининалась, пихнув друга в плечо так, что тот едва не соскочил со стула, привлекая внимание преподавателя. — Да и откуда я знаю, кого ненавидит Соколов.
Савельев сдавленно рассмеялся, что вновь не укрылось от цепкого взора преподавателя, который сегодня, на удивление, не обращал внимания на то, что большая часть группы, вместо того, чтобы смотреть призентацию, смотрят в свои мобильные, или же заняты разговорами, как мы с Антоном.