Страница 3 из 6
Техник, буркнув: «Ну и пожалуйста», – ушёл, а Хабаров ещё несколько раз кинул Марату мяч.
…Что-то должно случиться. Сегодня. Прямо сейчас.
– Марат, давай, тащи мяч! Ну?! Где ты его бросил?
Ухо уловило отдалённый рокот, нараставший стремительно, из-за сопки вынырнул самолётик – он шёл на малой высоте, заходил от дальнего привода, как будто собирался садиться.
Хабаров спущенным мячом загораживался от солнца, пытался рассмотреть опознавательные знаки.
Рокот двигателей накрыл его, Марат залаял – неслышно из-за грохота, – и на бетон метрах в ста от Хабарова упал какой-то предмет.
Самолёт сделал круг над аэродромом, стал набирать высоту и пошёл в сторону сопок.
От ангара бежали техники.
Хабаров некоторое время смотрел вслед самолёту, а потом тоже побежал и подобрал предмет. Это был небольшой брезентовый свёрток, упакованный по всем правилам.
– Мужики, кто засёк, чей борт? Откуда он вывалился-то?! Не, вы видали?! Его ж не было, а с утра по штормовому ни одного борта не выпустили! С той стороны он пришёл! Да из-за сопки шёл, я его на подлёте срисовал!
Техники говорили все разом, и Марат время от времени взлаивал.
– Лёша, чего он сбросил-то? Ты видел?
Хабаров сунул пакет в карман и там, в кармане, придерживал его рукой.
– Видел, – сказал он себе под нос.
…Вот тебе и штатный рейс на Эгвекинот в пятницу!
– Я на вышку, – заявил Хабаров и махнул рукой в сторону КДП. – Бывайте, мужики!..
– Да ладно тебе, Лёха, чего там, в пакете?! Золотой запас? Куда ты понёсся-то?!
Стремительно удалявшийся Хабаров оглянулся и махнул рукой. Пёс Марат подумал и кинулся за ним.
– Какая-то удивительная для апреля погода, правда? – спросила дама, сидевшая так, чтобы видеть море.
Она сидела уже давно, не читая и не разговаривая по телефону, только смотрела и время от времени маленькими глотками отпивала кофе.
Макс покосился на неё. Он не любил, когда посторонние с ним заговаривали.
Дама целиком и полностью соответствовала месту, где они находились. В старом отеле на самом берегу моря Макс обедал каждый четверг. В ресторане было слишком людно, и еду ему приносили сюда, в просторный тихий мраморно-бронзовый лобби-бар, всеми окнами выходивший на море. Он всегда садился лицом к высокому окну, и официант непременно отдёргивал белую тонкую штору.
В лобби-баре, да и во всём отеле чувствовался сдержанный шик, не новомодный, напоказ, а как полагается – старинная мебель, картины, правильно истоптанные мраморные плиты на полу, камин, в который для запаха подкладывали кипарисовое полено. Хрустальные люстры, от времени чуть серые в глубине, как осевший к весне сугроб, едва теплились, сочились приятным спокойным светом.
Как правило, здесь было мало людей, и они никогда не заговаривали друг с другом!..
– Впрочем, – продолжала дама, – погоду в Прибалтике предсказать невозможно. Особенно весной.
Макс подумал, не промолчать ли и на этот раз, но всё же ответил:
– Согласен с вами.
И вновь зашуршал газетой. Он принципиально узнавал новости исключительно из газет – не из интернета или телевизора. С каждым годом достать газеты становилось всё труднее, но для Макса доставали.
– Вы здесь отдыхаете? – продолжала дама. – В Калининграде?
– Я здесь живу, – признался Макс.
Дама взглянула на него.
– Не похоже.
– И тем не менее.
…Лет ей может быть сколько угодно – тридцать восемь или пятьдесят пять. Одета стильно и без всякого вызова. Бриллианты в ушах и на пальце, как раз подходящие для обеденного времени – не слишком крупные и не слишком мелкие. Маленькая сумочка наперекор моде – в моде как раз огромные, – совсем не новая, Джейн Биркин гордилась бы, что сумочка с её именем носится годами.
Прекрасно, решил Макс и уставился в газету.
Там некий журналист, постоянно ссылаясь на свой блог, рассуждал о скором крахе, конце времён, финишной прямой цивилизации. Макса всегда развлекали такие рассуждения.
– Принесите мне еще кофе и, пожалуй, лимончелло, – сказала дама подошедшему официанту.
– Мне тоже кофе, газированный воды, лёд и лимон, – распорядился Макс и столкнулся с ней взглядом.
…Ей что-то от меня нужно. Просто так она не отстанет.
– Вы же Макс Шейнерман, – подтверждая его мысли, констатировала дама. – Правильно?
– Абсолютно. Мы знакомы?..
Она улыбнулась. Зубы, как ни странно, у неё были свои, не пластмассовые.
– Всякий, кто так или иначе интересуется искусством, знает, как выглядит Макс Шейнерман.
– Спасибо.
Она едва заметно повела плечами:
– Это не комплимент, а чистая правда. Меня зовут Елизавета Хвостова. Я коллекционирую Льва Бакста.
Макс улыбнулся:
– Исключительно Бакста?
– Среди прочих, – быстро ответила Елизавета Хвостова. – Вы самый авторитетный специалист по художникам из «Мира искусства», и сам Бог мне вас послал.
Макс покосился на газету с рассуждениями о крахе цивилизации, вздохнул, отложил её и сделал слушающее лицо.
– Мне показали чудный портрет, – начала дама, – совершенно роскошный и в превосходном состоянии! Специалисты утверждают, что это Бакст, девятьсот второй год.
– Чей портрет?
– Графини Келлер.
Макс удивился:
– Портрет графини Келлер очень хорошо известен, это действительно Лев Самойлович Бакст и действительно тысяча девятьсот второй год, хранится он в Зарайске, в музее «Зарайский Кремль». Ну, если не похищен, конечно, но мне об этом ничего не известно.
– Вы правы, – сказала дама, – но мне удалось узнать, что было написано два портрета. Два! Один действительно в музее, а вот второй остался в частной коллекции и сейчас продаётся.
– Два портрета графини Келлер?! – Макс был поражён. – И один из них в частной коллекции?
– Да, да.
Принесли кофе, и они молчали, покуда официант неслышно расставлял на столах чашки и стаканы. Море – зелёное, лохматое, ледяное – бухало в гранит набережной. Там, где на него падало солнце, оно было почти изумрудным, а в тени – малахитовым, в черноту. По набережной прогуливались пары, катились на велосипедах дети, фотографировались девицы с развевающимися волосами.
– Помогите мне с этим портретом, господин Шейнерман, – попросила Елизавета Хвостова, когда официант отошёл. – Разумеется, все экспертизы будут проведены самым тщательным образом, но мне необходимо ваше мнение.
– Могу высказать своё предварительное мнение. История совершенно невероятная.
Дама в упор посмотрела на него.
Щёголь, франт. Костюм сшит на заказ, к креслу прислонена трость – вот как!.. Красавец – тёмные волосы, яркие глаза, резко очерченные скулы, выразительный нос. Никакой славянской неопределённости и размытости черт. Всё искусно вылеплено, как будто тоже сделано на заказ!.. Заказывая себе лицо, вряд ли можно получить лучше, чем это. Неожиданно молод, на фотографиях выглядит старше. Держится снисходительно, но насторожен, впрочем, так и должно быть.
Макс дал ей себя изучить. Он был заинтригован.
– Частная коллекция, о которой вы говорите, находится в Москве?
Елизавета качнула головой:
– Нет, в Париже.
– Удивительное дело, – пробормотал Макс.
– Если вы согласитесь дать заключение, все расходы я, разумеется, возьму на себя – перелёт, отель, пребывание. У вас сейчас есть время?
Он засмеялся и уточнил:
– Мы уже договариваемся?
– Послушайте, вы эксперт с мировым именем!.. Я никогда не заполучила бы вас, если бы мы сегодня не столкнулись в этом… милом местечке. Я здесь пробуду ещё два дня, у меня короткий отпуск, и я стараюсь всегда бывать весной в русской Прибалтике. Потом улечу в Москву, а оттуда в Париж.
– Всё это замечательно, – сказал Макс, – но я на самом деле работаю только по рекомендации. Кого из искусствоведов вы знаете? Может быть, кураторов?
– Разумеется, многих! – воскликнула Елизавета нетерпеливо. – Если хотите, я составлю список и пришлю вам на почту.