Страница 6 из 106
– Пройдемте, гражданин!
– Куда?
– В отделение, там разберемся.
– Я бродяга, а ты шалава, мент проклятущий, сучье вымя! – Русич резко вскочил, с силой отпихнул от себя ненавистного старшину. – Иди своей дорогой, жуликов лови! Зенки повылазили! Не видишь, человек освободился, волей опьянился, дома еще не был. Вали по-хорошему.
– Да ты, видать, законник! – процедил сквозь зубы старшина, зверея.
В тот момент, скрипнув тормозами, возле них остановилась милицейская машина, распахнулась дверца, молоденький лейтенант спросил:
– Есть проблемы, старшина? Нужна помощь? – сам уже выпрыгнул из кабины.
– Зек тут, товарищ лейтенант, больно нервный отыскался!
– А что делает?
– Крутой, видать, – повторил старшина, – на особо опасного смахивает, который во всесоюзном розыске. В отделение для выяснения личности идти добровольно не желает.
– Зачем наговаривать на человека? – Русич хотел все спокойно объяснить симпатичному лейтенанту, но увидел на его красивом свежем лице такое равнодушие, что понял: «Этот не поймет, не разберется». И ему вновь стало страшно. Вспомнились слова замполита в тюрьме, который, прощаясь, присоветовал: «Держись за волю, Русич! Твое место там, а не за „колючкой“.
– Ну, бомж, идем по-хорошему или помочь тебе? – Лейтенант зашел сбоку, норовя схватить руку Алексея, заломить за спину, но силу применять не пришлось. Русич сам, послушно, как корова на веревке, пошел к задней дверце патрульной машины…
Анатолий Булатов, председатель заводского комитета профсоюза Старососненского металлургического комбината, с большим трудом досидел до конца городского пленума. Председатель облсовета, недавний работник обкома партии, вышедший на пенсию, кстати и некстати склонял его фамилию, как бы заведомо направляя раздражение и гневный пафос на единственного отступника, который вместо того, чтобы держаться «генеральной линии» ВЦСПС, взял да записался в какую-то Демократическую партию России, отправив по почте в райком свой партбилет да еще с заклеенным силуэтом любимого вождя. Узнав об этом кощунстве, зал возмущенно загудел на разные голоса: «Предатель!», «У нас одна партия – коммунистическая!», «Не нравится – дуй в Америку!». За снятие Булатова проголосовали почти единодушно. А председатель облсовпрофа, не давая участникам пленума опомниться, внес новое предложение – рекомендовать профкому Старососненского комбината избрать на высокую должность крановщицу, Героя Социалистического Труда, лауреата Государственной премии, кавалера многих трудовых орденов и медалей Аллу Возвышаеву. Зал взорвался аплодисментами.
Анатолий Булатов плохо помнил, как выбрался из зала. Вчерашние коллеги, давние знакомые буквально шарахались прочь, боясь, как бы не замараться. Оглушенный случившимся, Анатолий Булатов перешел через дорогу, медленно побрел по скверу и вскоре очутился возле знакомого дома-девятиэтажки, сел на скамеечку, горько задумался: «Вот и его дом. Сколько крови и здоровья потерял он, отстаивая первую в заводском районе девятиэтажку. В ту давнюю пору случилась по весне беда – вышла из берегов речка Ниженка, смыла бараки, в которых испокон веку жили старые огневики, вышедшие на пенсию с завода. И горсовет решил разместить бедолаг в их новом доме, в котором, кстати, и ему, Булатову, „светила“ двухкомнатная квартира. Но… в памятную ночь нашлись отчаянные „очередники“, которые буквально вломились в еще не заселенный дом. Сам-то тоже остался без квартиры, зато въехала на его жилплощадь та самая Алла Возвышаева, которой завтра ему предстояло сдать дела завкома.
«А что, если я переломлю гордыню, – вдруг подумал Анатолий Булатов, – самолично извещу свою воспитанницу о новом назначении? Как отреагирует? Сама, бывало, повторяла: „Тебе, Анатолий, я всем обязана: званием Героя, лауреата, ты для меня самый близкий человек“. Да, было такое. И Анатолию Булатову страстно захотелось немедленно увидеть Аллу. Он вошел в знакомый подъезд. Лифт, как всегда, не работал. Остановился перед квартирой номер 23, потрогал аккуратно обитую войлоком дверь. Преодолел сомнение и решительно нажал кнопку звонка. Дверь тотчас распахнулась.
– Извините, гражданка, скажите, пожалуйста, не здесь ли проживает председатель завкома товарищ Возвышаева? – постарался сразу же перевести происходящее с ним в шутливую плоскость. Невольно залюбовался молодой женщиной. Алла была в цветастом японском халате с желтыми драконами, явно наброшенном на голое тело.
– Ба, кого я вижу! – всплеснула полными руками, пропуская Булатова в коридор, обняла его крепко, по-бабьи поцеловала прямо в губы, отчего мурашки побежали по спине опального председателя. – Только бахилы сними, у меня, видишь, стерильная чистота. В цехе-то наглотаешься копоти, хоть тут дышишь.
Алла Возвышаева наклонилась, чтобы подать гостю тапочки, полы халата разошлись, обнажая молодое, крепко сбитое тело. Он невольно отвел глаза, лишь успев заметить страшную метку – следы ожога, что тянулись от самой ключицы. Помнил, как рисковала Алла, спасая цех. За тот самый подвиг и была удостоена звания Героя.
– Не выгонишь? Зашел проведать, уже суток пять не виделись. На улице дышать нечем, а чайку попить, китайского, не помешает. – Булатов знал, что Алла только неделю назад приехала из Китая, где была почетным гостем Всекитайского собрания народных представителей.
– Как говорят китайцы, с худыми мыслями дом обходят, а с хорошими дверь отворяют. Проходи, Толя, я живо переоденусь. Глянь там, на столике, фотки, я снималась в Шандуне, в Шанхае, в Гуанчжоу. Там и альбом.
– Поди, Китай вспомнила?
– Какое там! – махнула рукой. – Дружка своего хотела найти на фото, луда-то снимок запропастился.
– У тебя, Алла, дружков уйма. Спичкина шукала?
– Угадал. Сергей-то наш, оказывается, бросил гоняться за золотым пером. Опасное нынче дело – журналистика. Разочаровался, говорят, в жизни. Определился в мужской монастырь в Задонске. Вроде как решил написать книгу о монастыре.
– Все еще любишь его, непутевого?
– Все в прошлом! – как отрезала Алла. – Я – баба, в семье нуждаюсь, в детках малых.
– Извини, не то брякнул.
– Э, пустое! – потерянно махнула рукой. – Я ведь, Толя, мужиком была задумана, мать рассказывала. Знахарка предсказывала, да и потом… Был Серега Спичкин да сплыл. – Алла разом прекратила неприятный разговор. Да и продолжать не стоило.
Алла накрыла стол быстро, с эдакой небрежной беспечностью и показным русским хлебосольством. Успела на ходу и причепуриться.
– Ну вот, я и готова к вечерней трапезе. Повезло мне нынче. Сидела одна-одинешенька, а тут ты… Выручил. А платьице как, а? Сила! Видел такое? В Англии самолично за семь кровных фунтов стерлингов купила, на командировочные, а потом чаек пила с дармовым хлебцем.
– Платье шикарное, – признался Булатов, – но ты, девка, сегодня сама, как английская королева! – Анатолий даже не представлял, что эдакое возможно. Обычно встречался с ней на смене, Алла была в рабочей робе, в каске, только зубы блестели на закопченном лице. На ногах Алла, как и все крановщицы, носила тяжелые боты с двойными подошвами, а тут… Анатолий Булатов искренне радовался. Пожалуй, никто на Старососненском заводе столько не занимался ее воспитанием, как он. Пришла на завод колючим подростком, неумехой, а «машину» свою изучила быстро и сноровисто стала на ней работать. Позже ей помогли газетчики, радио, телевидение. В профсоюзных делах сильно «плавала», понимала, что ввели ее в состав комитета для «укрепления», как человека от станка, но… и здесь успела нахвататься верхушек. Не видел Булатов ничего зазорного и в том, что в каждом президиуме, в каждом комитете и совете должны были быть такие люди, как Алла. Это создавало видимость единения партии и народа. Выросла Алла как профсоюзный деятель благодаря его постоянным заботам. Анатолий прощал девушке непозволительные выходки, за которые другого бы прогнали в шею не только из комитета, но и вообще из профсоюза.