Страница 23 из 106
Пробная операция под названием «стычка» была продумана Субботиным до мелочей. Завтра рано утром в Сторососненск прибудут двадцать самбистов из клуба «Икар», с которыми он дружил уже не один год. Крепыши должны стоять в толпе, не встревая в словесные баталии, но как только получат сигнал, разом вмешаются в стычку с милицией или с боевиками из общества. Под шумок побьют несколько витрин магазинов, а затем растворятся в толпе, исчезнут из поля зрения. Местом встречи был намечен автовокзал, откуда каждый час уходили автобусы на Елецк. А демонстрация и митинг в защиту СССР обещали быть грандиозными. Таким образом будет вбит первый клин между «вчерашними» и «нынешними», а дальше…
Субботин решил прощупать настроение милицейского начальства, набрал номер телефона заместителя начальника УВД по политчасти Юрия Часовникова, с которым близко сошелся в последнее время «на литературной почве»: подполковник тайно писал стихи и впервые доверил их профессионалу.
– Юрий Петрович, – весело заговорил Субботин, – приходите завтра ко мне часика в два дня. Чайку попьем, стихи почитаем. Да, есть и повод: день ангела.
– Я бы с полным удовольствием, – засмеялся подполковник Часовников, – но… завтра очень занят.
– Служба?
– Завтра в полдень, наверное, слыхали по местному радио, в городе будет манифестация или демонстрация, кто их разберет. Я обязан неотлучно находиться на месте. Так что прошу меня извинить.
– Разве могут быть осложнения? – рискнул задать каверзный вопрос Субботин.
– Всяко может быть, – глуховато произнес Часовников. – Не удивлюсь, если завтра вода выйдет из берегов. Но… это просто предположение. Надеюсь, оно останется между нами.
– О чем вы говорите? – мгновенно подхватил Субботин. – А что касается стихов, то давайте перенесем встречу на недельку.
– Заметано! – обрадованно согласился подполковник.
Поздним вечером, взяв такси, Павел Субботин приехал на окраину города, в среднюю школу, которую арендовали на два вечера якобы для подготовки сборной команды борцов к республиканским соревнованиям. Субботин в шутку назвал встречу «тайной вечерей». Руководитель группы представил Субботина как столичного представителя и попросил боевиков показать, на что они способны. Собственно, выучка бойцов национально-патриотического фронта оставляла желать лучшего, но парни старались вовсю.
На следующее утро Субботин загодя, часа за два до начала демонстрации, занял удобное место – в скверике перед кинотеатром. Очень скоро на площади Ленина уже не стало хватать места, и людской поток потек в близлежащие улицы. Десяток милиционеров перед памятником Ильичу сдвинулись ближе, освободив проход к бывшему обкому партии.
Алексей Русич попал на площадь совершенно случайно, и вскоре он оказался в самом эпицентре разноголосой толпы. Невольно обратил внимание на молодых людей в черных гимнастерках с железными бляхами на груди.
– Глянь, едут! Едут! – раздались вокруг возбужденные голоса. Толпа заколыхалась. Русич приподнялся на цыпочки. Он отчетливо увидел, как из подворотни высыпало с десяток добрых молодцев в черной униформе общества «Память», они взялись за руки, образовав живую цепь. И эта железная цепь стала отжимать толпу, освобождая место в центре площади. Вскоре все разглядели кортеж автомашин, впереди которого шла на малой скорости голубая «волга». Замыкала колонну автомашина иностранной марки. Именно эту машину и окружили плотным кольцом парни в черной униформе. Кто-то из них распахнул заднюю дверцу. Из автомобиля ловко выскочил худощавый человек, лицо которого показалось Русичу знакомым.
Дальше события стали стремительно развиваться. Не прошло и пяти минут, как в центре площади образовалась своеобразная трибуна. В руках у оратора оказался микрофон с длинным шнуром. Кашлянув в микрофон, он звонко прокричал:
– Друзья мои! Русские люди! Простой, бедный мой, оболваненный народ! Разрешите представиться: я – Иван Александрович Шелехов, доктор исторических наук, профессор из города Воронежа. Приехал сюда, бросив все дела, ибо тут, в Старососненске, к власти пробираются чуждые нам люди.
– Давайте ближе к делу! – крикнул кто-то из толпы.
– Даю, даю! – поддакнул оратор. – Позвольте провести народное вече на тему «Куда нас с вами завели предатели». У меня в руках секретные документы, а именно: копия тайного сговора немецкого канцлера Коля и Горбачева. В нем говорится о том, что оные лица заключили договор о разделе интересов между СССР и Германией. За эти жалкие подачки нашим новоявленным фюрерам канцлеру обещано «закрыть глаза» на распад государств Югославии и Чехословакии, о ликвидации ГДР. По этому договору Словения и Хорватия попадут в сферу интересов Германии, прикарпатская Украина присоединится к Венгрии, в которой уже не будет ни народного, ни коммунистического правительства, Предательство!
Площадь загомонила. Оратор продолжал бросать яростные фразы:
– Русские братья и сестры! Вот уже более семидесяти лет в России нет русского правительства! Нет у нас и русской Конституции! Нет русской партии, коммунистическая не в счет! Вы только вдумайтесь в мои слова: в каком-нибудь Кыргызстане есть ЦК Компартии, у Литвы – ЦК, у Казахстана – ЦК. Даже у Ойрот-Туры – горком! А у русских? Где ЦК Компартии России? То-то! Верно ли я говорю?
– Про ЦК хватит! Нам без него ни холодно, ни жарко! Ближе к делу двигайся! – выкрикнул все тот же пьяненький голос.
– А вы хотите знать, почему у нас до сих пор нет русской партии? Кому-то очень нужно, чтобы у нас, русских, навсегда отбило национальную гордость, национальную память!
– Хорош брехать! – раздались голоса. – Сам-то из каких будешь?
– Понимаю вас, братцы, тяжело слушать сии истины! – напористо продолжал неизвестный Русичу доктор наук из Воронежа. Он, казалось, вообще не слышал выкриков из толпы. – Скажите, где наша с вами русская газета? В Советском Союзе есть всякие «Правды»: татарские, удегейские, якутские, а русских нет. А радио? А телевидение, на котором засели люди с весьма сомнительными фамилиями?
Это уже становилось малоинтересным. Русич попробовал уйти, пробиться через разношерстную толпу, ничего не получилось. Волей-неволей пришлось слушать вспотевшего оратора:
– Ответьте мне, люди Старососненска, как случилось, что 170 миллионов вдруг забыли напрочь, что они русские. Почему мы живем без Бога в душе, без православных церквей, без национальных клубов, без русских священников? Кто совершил над нами операцию амнезии?
– Чаво, чаво? – дурашливо вопросил какой-то мордатый парень, что стоял, позевывая, рядом с Русичем.
– Амнезия – операция по удалению памяти. Нет, это не русские сделали! А кто же? Судите сами, в 1917 году, когда свершилась так называемая Октябрьская революция, из двух тысяч красных комисаров, запомните эту цифру, одна тысяча восемьсот тридцать два человека были лицами нерусской национальности. Кто их звал сюда, кто просил делать революцию? Знаете ли вы, люди, что Каменев, Зиновьев, Троцкий и иже с ними никакие не Зиновьевы, не Каменевы, а бронштейны и розенштейны? А русские псевдонимы взяли, чтобы заморочить россиянам голову, чтобы тульские да рязанские мужички батрачили на них? Посему я призываю вас, русские люди, объединяться! Если понадобится, то встать с оружием в руках против замаскированных иноземных поработителей.
– Ты не доктор наук! – не выдержал Русич. – Ты провокатор! Хочешь, чтобы и в России пролилась кровь? Убирайся прочь, покуда цел! – Взмахнул кулаком.
Русича поддержали немногие, их голоса мгновенно потонули в возмущенном гуле. Однако выкрик сей многое изменил. Задвигалась толпа чернорубашечников, повинуясь неслышным командам. И вдруг… Алексею показалось, что впереди боевиков общества «Память», пробивая локтями дорогу, направляется к нему старый знакомый Пантюхин, неизменный дружок Петра Кирыча Щелочихина. Русич присмотрелся получше. Сомнений не оставалось.
И вдруг Пантюхин узнал Русича.
– Говнюк! Очухайся! – заорал он прямо в лицо Алексею. – Опять прешь на рожон, сучонок! Ну, хорошо, теперь пеняй на себя! – хотел отвернуться, уйти прочь, но Русич достал его мощным прямым в переносицу. Пантюхин кувыркнулся под ноги толпы.