Страница 16 из 18
Они пили водку, чавкали капустой. А дед, принаряженный в новую рубаху и пиджак, всё пытался возражать, что, мол, не за деньгами он гонится, а что труд его не ценят.
— Дед, не ломайся! — похлопал старика по острому плечу «коробейник». Голова деда мотнулась. Грустно поник задорный вихор.
Петька смотрел на этих наглых парней, на тощего подвыпившего старика, на его острые плечи, на тонкую морщинистую шею.
— Дедунь! — сказал он громче и совершенно неожиданно для себя. — Ты зачем эту погань в дом пустил?
— Ты что, это ж гости! — ахнула бабушка.
— Какие гости! — закричал Петька. — Это воры! Они тебя, дедуня, обирают!
— Ну ты, — пьяно развернулся длинноволосый в свитере.
— Бабуля! — закричал не своим голосом Петька. И ярость захлестнула его. — Спускай Лайнера! Гони их! — В каком-то исступлении он подскочил к Антипе и сорвал у того с плеча ружье. — А ну, вон отсюда!
— Чокнутый! Ненормальный! — Покупщики шарили и не находили шапки.
— Ты, дед, укороти мальчишку. Мы к тебе и не придём в другой раз!
— Петя! Петяша… — растерянно заговорил старик.
— Сядь! — рявкнул Петька. — Старый человек! А со всякой дрянью за стол садишься! И не смейте сюда приходить! И в деревню нашу не заявляйтесь! А ты, дедуня, не бойся. Я твои работы сам в город отвезу в музей и в сувенирный магазин сдам. Вон отсюда, спекулянты. Ну! — Петька поднял тяжёлое ружьё.
Глава восемнадцатая
ХОЖУ ВПЕРЁД — СМОТРЮ НАЗАД
— Далёко ль собрался? — спросил Петьку Катин отец, когда мальчишка вышел на крыльцо.
— Егерю помогать пойду.
— Садись, подвезу. — Тракторист приветливо открыл дверцу газика, в котором возили на работу мелиораторов. Они выехали за деревню. Лес стоял, словно накрытый матовым молочным колпаком. Белёсая дымка застилала деревья.
— Хороший день! Серебряный! — сказал тракторист, начиная разговор. — Когда солнышко — тогда день золотой. А нет его — серебряный. Вот тридцать семь лет живу на свете, а всё решить не могу, какие дни мне больше по нраву.
— Здесь хорошо, — нехотя отозвался Петька. — Здесь и морозный туман какой-то сухой. А у нас в городе мороз хуже переносится.
— Стало быть, в деревне лучше?
— Кто где привык, — уклончиво ответил мальчишка.
— А я вот деревню предпочитаю. Тут природа, тут хорошо.
— Так вы эту природу всю тракторами перевернёте. Вместо вольной природы сделаете цех по производству продуктов.
— Э… — посмотрел на Петьку тракторист. — Не Антипа ли Пророков тебя научил?.. Его речи.
— А хоть бы и Антипа, что, не так?
Странное дело: с Антипой Столбов постоянно спорил, а стоило заговорить с кем-нибудь, он начинал повторять всё, что говорил ему старый егерь.
— Да, брат, я гляжу, вы большие приятели…
— Да уж какие есть. — Почему-то Петьке всё время хотелось защищать старого егеря. Хотя на него вроде бы никто не нападал, да и сам он за себя постоять мог.
— Человек-то Антипа Андреич не худой, да сложный, не простой человек.
— А простота, говорят, хуже воровства… — ответил Петька любимым присловием деда Клавы.
— Не современный он человек, — словно не слыша его, говорил Катин отец, ловко объезжая ухабы.
Газик подпрыгивал в обледенелых колеях. Весело было катить по лесной дороге.
— Я раз ему сказал, что, мол, устарелые твои взгляды, Антипа Андреич, а он вроде тебя отвечает: какие есть. Ты вроде на него похожим делаешься.
— А что, он человек красивый и честный, на него походить не беда.
— Да, это точно. Он что твой Илья Муромец. На коня да палицу в руки. Только сейчас время палиц прошло. — И вдруг тракторист совершенно серьёзно, как к взрослому, обращаясь к Петьке, добавил: — Твой Антипа упёрся в прошлое и ничего, кроме него, видеть не хочет. Его бы воля — он бы и спички запретил — кремнем да кресалом огонь бы добывал.
«А он вроде и не спичками огонь в бане растапливал, а точно кремнем да кресалом…» — припомнил Петька.
- А так жить нельзя. Это вроде как машиной управлять да не на дорогу смотреть, а в зеркальце заднего обзора. Так и в кювет слететь недолго…
— Ничего, Антипа Пророков ещё нас всех переживёт. — Петька посмотрел на Катиного отца, и ему показалось, что тот похож на старого егеря. Такие же густые кудри, только русые, а не чёрные с проседью, такой же упрямый взгляд. Только лицо молодое, бритое.
— Нельзя жить одним прошлым, твёрдо сказал тракторист. Твой вот Антипа на лыжах бегает, а ему мотосани предлагали — не взял! Бензопилу давали — не взял. Вот и корячится по лесам на лыжах да с топором.
— Ваши мотосани громче трактора громыхают, всё зверьё разбежится, — сказал Петька.
— Не разбежится. Погрохотал полчаса и уехал. А так трое суток в одном месте топором стучит, вот тут-то оно и разбегается. Жизнь — она на месте не стоит, и худо, если человек от неё отстаёт.
— Ну так чего ж! Давай всё ломай! Круши! Заводи новую жизнь.
— Зачем ломать! — ответил спокойно тракторист. — Разбираться надо — всё хорошее оставить, а худое долой. Вон у нас избы — что раньше строили, что теперь, потому польза, опытом выработано. Была изба и осталась. А лучина — шабаш. Нет лучины. Электричество теперь.
— Живой-то огонь красивее… — не уступал Столбов.
— Чего? — Тракторист даже руль отпустил. — А ты жил при этом живом-то огне? Вот то-то, что нет… А я в войну при лучине насиделся, так пропади она пропадом. Горит, проклятая, быстро. От «живого-то огня» угар, копоть, а свету никакого… Нет уж, ну её к бесу. Погоди, у меня тут кормушечка прилажена.
Они вышли из машины, по еле заметной тропке пробрались на небольшую полянку.
— Смотри, — прошептал взрослый.
А смотреть было на что. На высокой берёзе, совершенно запушённой инеем, словно малиновые яблоки, сидели снегири. Их было больше десятка. Они тоненько посвистывали и степенно клевали развешенные повсюду гроздья рябины. Тут же сновали желтогрудые синицы, а чуть поодаль исследовал дерево красноголовый дятел. Он чем-то напоминал начальника станции в красной фуражке. Деловито и важно ходил он по дереву и выбивал звонкую дробь крепким носом.
— Лет пять уж тут им столовую устраиваю. Выходи. Птицы меня знают, не боятся. Только движений резких не делай.
Птицы и правда не собирались улетать. Наоборот. Синицы стали кружить над людьми и норовили вырвать из рук корм.
— Когда-нибудь всё так будет, — сказал тракторист, когда они вернулись к машине. — Будут люди и звери вместе жить и друг другу не мешать. А природа будет не дикая, а культурная… И голодных на земле не будет, и леса останутся, и поля и болота тоже, чтобы рекам основание давали… Только для этого техника нужна. Сейчас с одним топором много не наработаешь.
Глава девятнадцатая
МИР ДОБРОМ ДЕРЖИТСЯ
Удивительно, как стало Петьке времени не хватать! Подымался он теперь вместе с дедом и не успевал умыться, как приходил кто-нибудь из соседей или бригадир.
— Клавдий Потапыч, — говорил он, снимая каракулевую ушанку с лысой головы, — сделай милость. С парнишкой своим двумя санями сгоняйте на станцию. Там, вишь ты, трубки керамические привезли для мелиорации. А у нас послать некого.
И катили они с дедом на станцию. Не успевали погрузить эти короткие, тяжёлые, как кирпичи, трубки и накормить лошадей, как приходил Катин отец.
— Петруша! — говорил он. — Ты у нас лыжник знаменитый — свези на Касьяновское поле напарнику моему подшипник. У него трактор встал, сейчас по рации передали.
И Петька летел на свистящих своих лыжах через Касьяновский лес на край поля, где застыл трактор, и тракторист, промасленный и пропахший соляркой, ждал Столбова, как спасения! А после обеда приходил Антипа, и они шли в лес заготовлять осиновые жерди, или возить сено на дальние участки, или сыпать соль в лосиные кормушки. Антипа исподволь учил Петьку разбирать следы, примечать дорогу, обращаться с ружьём и всем тем сложным наукам, без которых не обойтись охотнику.