Страница 4 из 19
«Я сплю?!»
Он отскочил от двери, ущипнул руку, но даже и не почувствовал касания. Чем больше он пытался разбудить себя, тем больше, казалось, он впадал в безумный, невыносимый сон.
«Да что же это происходит? – де Конн остановился. – А если бы даже и сон…»
Подобные сны он видел только в детстве. Отец называл их «выход из тела» и предупреждал: «Это очень опасные сны, Авад, ты можешь не вернуться…» Де Конн никогда не решался путешествовать в подобных снах и блюл своего двойника до тех пор, пока не просыпался.
– Та́йта11! – крикнул он.
Зов впитался стенами, будто вода губкой.
– Тихо, ты разбудишь его! – шепот сотен голосов начал наполнять пространство.
– Кого? – тоже шепотом спросил де Конн.
– Его, того, кто спит…
Очевидная невнятность ответа возмутила маркиза, но, не желая быть неучтивым, он промолчал и впервые решился сделать шаг. Первый осознанный шаг в первом осознанном «выходе». Мягкое касание о стеклянный пол. В коридоре нет света, но окружающее источало бледно-синеватый свет.
«Кто спит?»
Еще шаг…
– Здесь кто-нибудь есть?.. – произнес де Конн на полголоса сильнее.
– Тихо… тихо… не буди его…
«Кого не будить? Себя самого?» – при этих мыслях он начал удаляться от дверей спальни, чтобы не вернуться в собственное тело, не найдя ответа.
– Авад!
Это был голос отца! Де Конн уже открыл было рот, чтобы отозваться, но окружающее, словно имея собственные уши и рты, вкрадчиво-испуганно напутствовало:
– Не слушай его!.. Не буди его!..
Надо было уйти от них, от этих приросших к его ушам стен и мебели. Он миновал коридор, прошел в свой кабинет, а оттуда – в библиотеку. Почему его тянуло в зал с книжными полками?
Библиотека оказалась пустой и мрачной, голые кирпичные стены одиноко стремились ввысь, пропадая в ночном небе.
– Он здесь… тихо… – твердили навязчивые вещи за дверями.
Вдруг все качнулось: пол, стены. Маркиз застыл. Привыкший к землетрясениям на побережье Тихого океана, он определился, где лучше находиться при более сильных толчках. Но земля стихла. Замер в ожидании и де Конн. Минута, другая. Он напряг тело и слух. Где-то со стороны кабинета доносились хлюпающие звуки и тихий напев. Молитвы? Дверь тихо приоткрылась, но пролет вел не в кабинет, а вниз, в подземелье. Ступеньки иные, стертые, покрытые пылью. Маркиз потянул носом. Запах множества старых сальных свечей. Подземелье казалось знакомым, но он мог поклясться, что никогда здесь не был. Это не его дом! Везде: на подоконниках, выступах, столах, стульях – болезненно слабым огнем мерцали масляные плошки. Нестерпимо воняло паленым мясом… Посередине (узкий стол, над ним – высокая тень) – человек в полуистлевшей монашеской робе. Знакомый ларец со снадобьями на стульчаке. Отцовский. Маркиз приблизился к столу. Кто-то лежал на нем. Изуродованное тело девушки. Незнакомец в балахоне, напевая молитву, зашивал на ней глубокую рану, тянувшуюся от бедра к ребрам. Со стола на потрескавшийся каменный пол капала цедившаяся кровь.
– Та́йта? – позвал де Конн.
Тень не шелохнулась. Маркиз сделал шаг вперед. Нет, фигура не так высока. Отец был коренаст, с плечами шириной в косую сажень, но выше своего сына. Де Конн присмотрелся к несчастной на столе. Она была нага, с распоротым животом, покрытая кровавыми подтеками, белая до синевы. Девушка не двигалась, а лишь таращила глаза на своего «лекаря». Тот, закончив с еще одним швом, принялся вдевать очередную нить в крюкообразную иглу.
– Что вы делаете? – спросил де Конн незнакомца. Он привык к кровавым сценам, но эта девушка казалась ему знакомой.
Незнакомец вздрогнул и поднял голову.
– Разве ты не знаешь? – раздался над столом мягкий голос, и зеленоватые огни блеснули из-под капюшона. – Принимаю твои роды!
Волосы зашевелились на голове де Конна. На него пустыми бесстрастными глазами смотрело его собственное Я, но невероятно состарившееся, иссушенное, пораженное язвами проказы. Де Конн в смущении отступил, его взор опустился на распростертое тело.
– Матушка?!
Он осекся. Несчастная повернула лицо к маркизу. То была уже не его мать! То была Изабелла де Сварро, его жена, убитая двадцать лет назад!
– С днем рождения, милый, – произнесла она голосом столь мягким и бархатным, что от боли воспоминания о ней у де Конна перехватило в горле…
Вдруг невидимая сила толкнула его к стене и потянула сквозь твердь кладки. Ребра сдавило, маркиз с усилием втянул воздух. Не страх, но ошеломляющая тоска заполнила его чувство со стремительностью цунами. Он хватался за острые углы и скрипел зубами, но лишь тогда, когда невероятная масса каменного мешка должна была сокрушить его тело, в ушах де Конна раздался крик отца.
– Проснись!!!
Де Конн передернулся и широко раскрыл глаза. Перед ним возникло испуганное личико Мариам.
– Вы кричали, господин, – пролепетала она.
Маркиз осмотрелся. Сердце бешено колотилось и болело, на глаза сами по себе наворачивались слезы. Он не отмечал своего дня рождения со времени смерти Изабеллы и детей. Двадцать лет назад банда галерников напала на его замок, когда он уехал на охоту. Погибли все: жена, двое детей, старые верные слуги и их семьи. Де Конн поклялся разделаться с каждым участником той драмы. Он лично нашел и расправился как с напавшими, так и с их семействами, детьми, внуками и прямыми наследниками. Кровная месть требовала уничтожения врагов вплоть до седьмого колена… если таковые еще оставались. Но маркизу так и не удалось выйти на след организаторов резни. Единственной зацепкой в том, кто мог быть главой разбоя, были те, кто жил и работал с убийцей его семьи – с графом Димитровым, увы, почившим от тяжелой болезни шесть лет назад. Решив, что охотиться более не на кого, маркиз де Конн избрал дочь графа Алену в качестве жены… Причина столь неожиданной мягкости скрывалась в пророчестве, данном ему самими Духами судьбы. Они предсказали де Конну любовь к дочери врага, и, как бы он ни увертывался от их влияния, они таки взяли верх. Маркиз влюбился в Алену до того, как узнал, кем она ему приходилась… Не был ли сон с Изабеллой напоминанием о необходимости выполнить клятву о мести? Или он звучал предупреждением о грядущих неприятностях из-за неуместной любви маркиза к дочери ее убийцы?
– Долго ли я спал? – спросил он, нахмурившись.
– Чуть более двадцати минут, господин.
Де Конн отер лицо руками и тяжело вздохнул. Он легко умел переключаться с деловых споров на романтичный диалог, но сны врезались в его память ярче реальности и запекались в ней, как рубцы от раскаленного металла. Он ненавидел сновидения! Они всегда несли некий тайный смысл, были полны отчаяния и борьбы, словно он не спал, а переходил в иную, параллельную жизнь своего воспаленного разума… Изабелла! Она пришла к нему перед самой женитьбой… впрочем… приближался праздник мертвых12.
– Мне пора работать, – буркнул де Конн. – Жду тебя к ужину через час!
Его путь лежал в кабинет – туда, где уже ожидали хозяина брадобрей Доминик, личный секретарь Охос с расписанием на неделю, докладами и прочими неотложными делами.
– Дага и шпага против трех шпаг. Что за абсурд! – рявкнул маркиз де Конн, отбросив письмо в сторону. – Неужели они так высокомерны, что считают достаточным выставить против меня всего трех соперников?!
Охос с пониманием усмехнулся. Ответный вызов семьи Бенетто на требование де Конна выдать ему Сильвию Рейес казался смешным.
– Если бы они серьезно взялись защищать от вашего гнева эту девицу, то прислали бы роту профессиональных баратерос13! – вставил секретарь, насмешливо изгибая тонкие брови.
– Нет, они просто пытаются унизить меня, – фыркнул маркиз. – Ладно, впишите combat à outrance14 в календарь на среду… Что еще?
11
кечуа отец
12
Halloween, кельтский праздник мертвых (31 октября), Día de los Muertos в Южной Америке (1-2 ноября), древнерусский аналог – Дмитриевская суббота (1-2 ноября по старому стилю)
13
В Испании – уличные поединщики, наемные убийцы
14
фр. беспощадный бой