Страница 2 из 7
Труд человека
«Идея труда, которая кажется нам самоочевидной, является определенным историческим изобретением», – указывает П. Бурдье[12]. Это «изобретение» принадлежит индустриальному обществу, где наемный пролетариат пришел на смену самозанятому крестьянству в качестве наиболее массового социального класса. На протяжении полутора столетий население Европы и Северной Америки перемещалось из деревни в город, а рабочая сила – из сельского хозяйства в промышленность. В 1800 г. во Франции 64 % общей занятости приходилось на долю сельского хозяйства, 22 % – на долю промышленности, в США на ту же дату это соотношение выглядело как 68 % и 18 %. Столетием спустя, в 1900 г., на французское сельское хозяйство пришлось 43 %, на промышленность – 29 % занятости, в США – 41 % и 28 % соответственно. Через полвека, в 1950 г., промышленность Франции обеспечивала 33 % занятости по сравнению с 32 % сельского хозяйства, а в США при тех же 33 % промышленной занятости на долю сельского хозяйства осталось только 14 %[13].
Переход от аграрного хозяйства к индустриальному производству изменил характер труда. Крестьянский труд отличался нерегулярностью и временно1й дискретностью, периоды интенсивной, буквально от зари до зари работы чередовались с периодами работы низкоинтенсивной и отдыхом в дни многочисленных праздников (к тому же и средства контроля были не настолько развитыми, чтобы организовать постоянную регулярную работу даже барщинных крепостных и дворовых людей, не говоря уже об оброчных и тем более о государственных крестьянах)[14]. «В аграрном обществе труд и работа подчинялись сезонному ритму и погодным условиям, – пишет Г. Стэндинг. – Идею о регулярном десяти- или восьмичасовом рабочем дне в те времена сочли бы нелепой. Пахать или собирать урожай под проливным дождем – какой в этом прок?»[15]. В отличие от крестьянина, городской рабочий трудился под крышей заводского цеха – утром и вечером, зимой и летом, и его труд был не столько природно-биологически, сколько социально-экономически обусловленным, а потому организовывался дисциплинарно контролируемыми последовательностями смен и недель. Индустрия эпохи пара и электричества предполагала присутствие в одном месте в одно время определенного количества работников, взаимодействующих с машинами и друг с другом в процессе производства[16]. В результате труд стал постоянным, регулярным и хронометрически упорядоченным и именно в этом виде был аксиологически и идеологически введен в массовое сознание как самоцель и самоценность. О том, насколько широко и глубоко распространились и проникли соответствующие представления и ценности, свидетельствует тот факт, что по данным общеевропейского опроса 2016 г. 64 % респондентов высказались за введение безусловного базового/основного дохода (выплаты, обеспечивающей удовлетворение всех основных нужд, которая может быть предоставлена вне связи с наличием или отсутствием других источников дохода и вне зависимости от того, работает человек или нет), но только 7 % указали, что в случае получения ББД станут меньше работать[17]. «Работа очень глубоко въелась в нашу идентичность», – отмечают Н. Срничек и А. Уильямс; «Тот факт, что большое количество людей не может даже представить себе осмысленной жизни вне работы, показывает, до какой степени наше сознание заражено трудовой этикой», преодоление которой «потребует от нас преодоления самих себя»[18].
Мне представляется, что преодоление индустриальной трудовой этики, если таковое действительно потребуется, не будет сопряжено с подобными подвигами, так как само индустриальное общество на протяжении последних десятилетий все больше выглядит уходящей натурой. Возвращаясь к приводимым Т. Пикетти цифрам занятости в сельском хозяйстве и промышленности, отметим, что в США на 2012 г. в первом осталось 2 %, в последней – 18 % трудоспособного населения (вместе со строительством; без него – 10 %), во Франции – 3 % и 21 % соответственно; в Германии с 1980 по 2011 г. доля занятых в промышленности снизилась с 34 % до 20 %[19]. От двух третьих до четырех пятых занятости в развитых странах теперь обеспечивает сфера услуг. В настоящее время в сельском хозяйстве последних занято от 1,5 % до 4 %, в промышленности доля занятых не превышает 20–25 % (как и в развивающихся странах), а все остальное приходится на сферу услуг – это 70–80 %[20]. Тенденция к росту сервисной сферы обсуждается более полувека: уже в 1970–1980-е гг. теоретики постиндустриализма констатировали прогрессирующее снижение доли рабочего класса в структуре занятости, когда «синие воротнички» уступили первенство «серым» и «белым» и все большая часть работников оказывалась задействованной в сфере услуг и управления[21]. Следует заметить, что речь здесь идет только о последнем скачкообразном увеличении доли занятых в сфере обслуживания, но она поступательно росла и до этого, поглощая деклассирующееся крестьянство наряду с промышленностью: если на 1800 г. в ней было занято 14 % трудоспособных во Франции и 13 % в США, то в 1900 г. – 28 % и 31 %, в 1950 г. – 35 % и 50 %, в 2012 г. – 76 % и 80 % соответственно[22].
Перетекание рабочей силы из индустрии в сервис имело ту же причину, что и предшествовавшее ее перетекание из сельского хозяйства в индустрию – повышение производительности труда как результат технико-технологического развития[23]. Производительность труда в промышленности с 1960 по 2011 г. выросла в Германии в 4 раза, в США – в 5 раз, в Японии – в 12 раз[24]. Соответственно, за те же полвека численность пролетариата в развитых странах уменьшилась вдвое, и этот процесс продолжается. Металлургические, машиностроительные, химические и прочие индустриальные корпорации, увеличивая выпуск продукции, сокращают количество рабочих – с ростом производства коррелирует не увеличение, а снижение занятости[25]. По мере автоматизации промышленности все меньшее число трудящихся создают все большее количество продукции/стоимости, а высвобождающаяся рабочая сила поглощается сферой услуг.
Работа и роботы
Так выглядел процесс постиндустриализации до конца XX века, но в начале XXI века ситуация стала меняться. В последние десятилетия не только в индустриальном секторе, но и в производстве товаров и услуг в целом рост ВВП коррелирует с падением занятости и сокращением совокупного рабочего времени[26]. Как пишет М. Форд, «мы производим все больше и больше, но при этом обходимся все меньшим и меньшим количеством работников»; по приводимым им данным, за 1998–2013 гг. в США численность населения выросла на 40 млн чел., а стоимость произведенных частными компаниями товаров и услуг увеличилась на 42 %, однако общий объем рабочего времени совершенно не изменился и равнялся 194 млрд часов[27]. В сервисе так же, как и в индустрии, значение труда снижается, так что brave new world может оказаться world without work. Работу над этим разделом я начал с того, что набрал в Google словосочетание «мир без работы»: через 0,37 секунды поисковый робот выдал 4 750 000 000 результатов. Трудно сказать, насколько данная цифра может свидетельствовать о росте интереса к тому, как жить в этом новом мире, но названия публикаций типа «Роботы наступают: развитие технологий и будущее без работы» (вышеупомянутый М. Форд) в последнее время встречаются все чаще (по некоторым прогнозам, к 2025 г. в мире будет использоваться более 1,5 млрд роботов, а к началу 2030-х гг. их станет больше, чем людей[28]), поэтому проблема, видимо, действительно является актуальной. Заключается она в том, что если некоторые исследователи полагают, что информационные технологии не могут вытеснить значительную часть рабочей силы из сферы занятости[29], то другие доказывают, что прогрессирующая автоматизация и роботизация, в отличие от предшествующих технологических нововведений, создают куда меньше новых рабочих мест, чем упраздняют (даже фазы экономического подъема не продуцируют в этих условиях новые рабочие места, если не считать таковыми содержательно фиктивные bullshit jobs по Д. Греберу[30]), и последствия четвертой промышленной революции могут оказаться значительно более масштабными, чем трех первых[31].
12
Бурдье П. Экономическая антропология: курс лекций в Коллеж де Франс (1992–1993). М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2019. С. 189.
13
Пикетти Т. Капитал в XXI веке. М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. С. 104.
14
Гребер Д. Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда. М.: Ад Маргинем Пресс, 2018. С. 85–89.
15
Стэндинг Г. Прекариат: новый опасный класс. М.: Ад Маргинем Пресс, 2014. С. 206.
16
Кинг Б., Лайтман А., Рангасвами Дж. П., Ларк Э. Эпоха дополненной реальности. М.: Олимп-Бизнес, 2018. С. 87.
17
Фишман Л.Г., Мартьянов В.С., Давыдов Д.А. Рентное общество: в тени труда, капитала и демократии. С. 335; Парайс Ф., Вандерборхт Я. Базовый доход. Радикальный проект для свободного общества и здоровой экономики. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2020. С. 225.
18
Срничек Н., Уильямс А. Изобретая будущее: посткапитализм и мир без труда. М.: Strelka Press, 2019. С. 179–181.
19
Фишман Л.Г., Мартьянов В.С., Давыдов Д.А. Рентное общество: в тени труда, капитала и демократии. С. 154.
20
Жвитиашвили А.Ш. Рабочий класс в постиндустриальном обществе // Социологические исследования. 2013. № 2. С. 35; Мейсон П. Посткапитализм: путеводитель по нашему будущему. М.: Ад Маргинем Пресс, 2016. С. 269.
21
Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М.: Akademia, 2004. С. 173–179; Тоффлер Э. Третья волна. М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. С. 301.
22
Пикетти Т. Капитал в XXI веке. С. 104.
23
Кинг Б., Лайтман А., Рангасвами Дж. П., Ларк Э. Эпоха дополненной реальности. С. 76.
24
Фишман Л.Г., Мартьянов В.С., Давыдов Д.А. Рентное общество: в тени труда, капитала и демократии. С. 154–155.
25
Колганов А.И., Бузгалин А.В. Реиндустриализация как ностальгия? Теоретический дискурс // Социологические исследования. 2014. № 1. С. 91–93; Мартьянов В.С. Наше рентное будущее: глобальные контуры общества без труда? // Социологические исследования. 2017. № 5. С. 142.
26
Мартьянов В.С. Наше рентное будущее: глобальные контуры общества без труда? С. 142.
27
Форд М. Роботы наступают: Развитие технологий и будущее без работы. М.: Альпина нон-фикшн, 2016. С. 84.
28
Кинг Б., Лайтман А., Рангасвами Дж. П., Ларк Э. Эпоха дополненной реальности. С. 142.
29
Никифорова О.А., Таранова О.А., Карапетян Р.В. Международная научная конференция «Труд и общество в реалиях XXI века» // Социологические исследования. 2017. № 9. С. 145–146.
30
Гребер Д. Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда. С. 220.
31
Гидденс Э. Неспокойный и могущественный континент: что ждет Европу в будущем? М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2015. С. 89; Шваб К. Четвертая промышленная революция. М.: Эксмо, 2016. С. 51; Форд М. Роботы наступают: Развитие технологий и будущее без работы. С. 16.