Страница 43 из 92
Я долго грызла губу, даже не осознавая, что по языку расползается вкус крови… И сдалась.
— Что вы хотите знать?
Мороз удовлетворённо кивнул:
— Планы. Не относительно вас, уверен, что тут вы от него ничего не добьётесь, а вообще — планы. От глобальных — чем собирается заняться через год-другой, до насущных — где бывает, с кем общается. О чём общается. Особенно это ценно в случае, если вы с ним снова на какое-то время затеряетесь. На этот раз мы не будем терять время на поиски — вы должны будете выйти на связь с нами. Это понятно?
Я кивнула, он протянул мне обрывок бумаги с записанным на нём номером.
— Запомнить и уничтожить. Забывать не советую — будет считаться очередным сливом. Но на этот раз последним. Роковым и для вас, и для Гордеева. Надеюсь, это понятно?
Я кивнула.
— Можно идти?
— Конечно, — отщёлкнул он кнопку центрального замка. — Погодите! Мы же забыли главное — сверить версии о происхождении отметины!
— Не надо, — опустошённо выдохнула я. — Какая уже разница.
— Ну не скажите! Ведь если вам он сказал одно, а мы выяснили другое — значит, кому-то из нас он точно врёт…
Я замерла. Замешкалась, борясь с сомнениями… И всё-таки развернулась:
— Ну?
— Эта отметина связана с женщиной.
— Да, — почти обрадованно кивнула я.
— И эта женщина трагически погибла около пяти лет назад.
Сердце дрогнуло и заныло. Значит, мои догадки были верны: ночные приступы Игната хотя и связаны с пленом, но триггером стала гибель его женщины и ребёнка. И появление клейма тоже тесно с этим связано. Вот почему он не даёт его касаться. И почему не хочет о нём рассказывать. Но тогда причём здесь…
Лицо закололо сотней злых иголочек, даже язык начал неметь. И словно услышав мучительно застрявший в горле вопрос, Мороз кивнул:
— И в её гибели напрямую виноват ваш отец. Ну как, совпало?
Когда вернулась домой, Игната не было. Но кухонный погром аккуратно прибран, а немногочисленные личные вещи на месте. Значит, не сбежал.
Смешно, ага.
Вернулся он ночью. Услышав шуршание ключа в замке, я внутренне запаниковала, но осталась лежать в постели. Игнат заглянул в комнату, убедился, что я на месте и, аккуратно закрыв за собой дверь, не стал меня будить. Я слышала, как он ушёл в душ и как надрывно засвистел в его отсутствие чайник, но всё равно не поднялась, чтобы выключить.
Не знала, как быть теперь. Как себя вести, что говорить. Сомнений в том, что Мороз сказал правду не было. Его слова, наоборот, дополнили общую картину недостающими фрагментами. И тем отчётливее зазияли дыры в мотивах Игната. Причин верить ему не осталось: ни в то, что хочет спасти меня, дочь злейшего врага, ни в то, что давно оставил мысль отомстить. Скорее уж наоборот — именно инструментом мести я и была, уж больно логично бы это выглядело. Больно — ключевое слово.
Игнат вышел из душа, истерящий чайник наконец умолк. Но так и не был использован, потому что Игнат почти сразу пришёл в спальню. Забрался под одеяло на своей половине кровати и затих. Я делала вид что сплю, даже замедленное дыхание симулировала, а у самой внутри — такая тоска, что хоть вой. Пустота и потребность в нём — как в воздухе. И поэтому, когда он двинулся вдруг ко мне, обнимая со спины, прижимая к своей ещё влажной после душа груди — я чуть не заревела. От облегчения.
Сложно объяснить. Просто он пришёл, и он снова был рядом, и всё остальное в один миг стало неважным. Но по-прежнему невыносимо горьким.
— Прости, — шепнул он мне в затылок. — Прости идиота.
Слёзы, тихие и какие-то обречённые, защипали в носу.
— Ты первый, — ответила я, хотя смысла в этом больше не было. — Во всём. Я до тебя даже не целовалась ни разу.
Он крепче стиснул руки.
— Это всё вообще не имеет значения… — Странная пауза, словно не договорил. — Нет, вру. Думал, что не имеет, а оказалось, очень даже. Но не в плане того, первый или десятый, а… — Снова замолк, продолжая прижимать к себе так тесно, что дышать становилось трудно. — Просто я ревную тебя. Как больной. И, не поверишь, но я не знаю, что с этим делать, никогда раньше с таким не сталкивался. Чувствую себя полным дебилом. Так себе оправдание, конечно… но уж как есть.
Слёзы всё-таки хлынули — сплошным потоком, Игнат сразу это заметил.
— Ну прости…
Буквально умолял, обнимая с тем самым особенным трепетом, от которого я сходила с ума, и даже не догадывался, что это слёзы дурацкого девчачьего счастья. Пополам с отчаянием правды, которую я теперь знала. Дикая, болючая смесь.
Развернулась к нему, мигом попадая в жаркий плен поцелуев и шёпота в губы:
— Я же говорил, что со мной может быть только больно… Не умею я по-другому, Слав, не заточен под нормальную жизнь… — Вытирал мои слёзы, уговаривал: — Ну прости… Прости! Чёрт, Слав, я как ребёнок, ей богу… Я не знаю, что говорить и что делать в таких случаях… Ну хочешь, в угол пойду встану?
Я улыбнулась. Он и правда был сейчас каким-то беспомощным, но таким настоящим! И я тоже не знала, что делать в таких случаях. Поэтому мы просто занялись любовью — безудержной и жадной, с какими-то новыми хозяйского крокодильего доминирования.
— Куда ходила? — спросил он чуть позже, умиротворённо наматывая на палец мой локон.
— Да так, — мгновенно возвращаясь в болезненное напряжение, спрятала я взгляд, — просто по улицам шлялась. А ты?
— Я тоже «да так»… Уточнить надо было кое-что.
— Что-то случилось? — тут же уловила я в его тоне знакомую задумчивую отстранённость. Заглянула в лицо — ну точно, он был уже глубоко в своих мыслях.
— Да так… Ничего особо криминального, но и хорошего тоже — ничего. Кстати, завтра уезжаем.
— Куда?
— Пока не знаю. По обстоятельствам.
— По каким?
Как же мерзко я себя сейчас чувствовала! С одной стороны — мне было глубоко плевать, куда он меня повезёт, лишь бы мы были там вместе, а с другой… С какой бы стати ему хотеть быть со мной? Я ему кто? Дочь человека, убившего любимую женщину и нерождённого ребёнка. Такой же триггер, как клеймо на предплечье, только ещё хуже: клеймо хотя бы не собиралось стучать на него Морозу. И пусть оправданием мне служило то, что Мороз, как и я, всего лишь пытается разобраться в мутных мотивах Игната, причём, в интересах самого же Игната — это не отменяло дикого чувства стыда и подсознательного опасения снова довериться не тому.
— Коломоец слился, — сообщил вдруг Игнат. — Я его в контору протащил, чтобы от срока отмазать, ну и чтобы свой человек там был… А он переметнулся. Пришёл сегодня увещевать меня отказаться от планов. Хорошо ему там мозги промыли, быстро и глобально. Умеют. Спасибо хоть хватило духу прямо сказать, а не постукивать исподтишка.
Я выбралась из объятий, села на край кровати, будто бы завозившись с пояском халата. Игнат не заметил моего замешательства, продолжал заглядывать внутрь себя.
— В итоге имеем минус Док, минус Лариса, минус Коломоец…
— Док?!
— Угу. Одним из первых. Как самый посвящённый в моих тараканов.
Я прибито молчала, а Игнат говорил ещё что-то об оставшихся «условно-надёжных», на которых никакой надежды.
— А какие у тебя планы? Ну… Вообще — какие?
Игнат посмотрел на меня внимательно, дёрнул плечом:
— Да всё те же. Вывести тебя из-под удара Жагровских — раз и навсегда. А что?
— Да нет, просто подумала, может что-то изменилось… — как можно небрежнее улыбнулась я и сбежала в ванную.
Включила воду в раковине, сунула под струю руки… и зависла. Это что же получается — Док знает о планах Игната, Сергей знает, возможно, Лариска… А Мороз ни сном ни духом, аж ко мне за помощью обратился? Как такое возможно? Никак. Тогда кто из них двоих опять врёт? И зачем?
В идеале, мне бы с этими вопросами к Игнату… Но это значило бы, что я в очередной раз слила свою связь с Морозом. И на этот раз тот меня точно накажет, в то время как я даже не могу быть уверена на все сто, что Игнат со мной честен. Что не придумает опять стройную историю, как с этим клеймом, например. Ну надо же, отец увёл у него женщину! Просто увёл! Причём всего лишь «одну из» бывших — как назвал её сам Игнат. Хотя почему было не сказать правду?! Значит, скрывал? Почему?