Страница 42 из 92
Я сначала даже не поняла. А потом как вонзилось вдруг — в самое сердце! Чёртовы осколки вывалились из рук, я беспомощно захлопала ртом, задыхаясь… И сорвалась!
Лупила его по морде: наотмашь, не замечая боли в отшибленных ладонях. А он даже не уворачивался. Лишь рефлекторно жмурился от каждого удара… и не моргая, с вызовом смотрел мне в лицо, пока я заносила руку для нового. И это обезоруживало лучше любого сопротивления.
— Ненавижу тебя! — обессиленно вцепилась я в его ворот, шлёпнула кулаком по груди. — Ненавижу!
А он скрутил меня, перехватывая руки со спины и поволок. Припечатал животом к коридорному комоду, стиснул подбородок пальцами, заставляя смотреть на нас через зеркало. Лицо в крови, глаза горят безумным тёмным огнём.
— Что ты видишь? — прорычал мне в висок, не разрывая взгляда глаза в глаза.
Я попыталась увернуться, он не дал.
— Что. Ты. Видишь?
Слёзы всё-таки хлынули. И едва это случилось, как хватка тут же ослабла. Я выскользнула из тисков и бросилась к выходу, но на дверь, чуть выше моей головы, жёстко легла рука Игната. Я обернулась, готовая драться дальше… Но лишь замерла под его взглядом. В нём была бездна. Целая бездна злой боли. Как тогда, в Клондайке, когда чуть не придушил меня, стащив для начала с Коломоца.
Секунда, другая… И он убрал руку, давая мне уйти.
Я рванула куда глаза глядят — квартал, другой, третий… Замедляясь с каждой минутой.
Ну и что дальше?
В словах Игната была и доля правды, и целое море обидной жестокости. Я ведь сразу именно этого и боялась — что он подумает, что я промышляла этим в принципе. Но и он тоже — зачем так больно? Мало того, что ни за что, так ещё и исподтишка, когда показалось, что тема дурацкого соблазнения уже закрыта.
Не хотела его видеть, и в то же время с ума сходила от страха так глупо потерять. От острой потребности прижаться и хоть на мгновенье ощутить в ответ тот особенный трепет, который прорывался из крокодильих недр так редко, что казался скорее сбоем в программе. Но он всё-таки прорывался и был так волнительно похож на настоящие чувства, что я бы не то, что вернулась — душу бы продала лишь бы испытывать это снова и снова… Но теперь мне было тупо стыдно. За то, что от меня не зависело, но в чём этот гад меня, считай, попрекнул — анальный секс без особого дискомфорта.
Чёрт, даже думать об этом невыносимо! Как будто я какая-то неполноценная…
Бродила по улицам до самых сумерек. Смотрела на безжизненный экран сотового, загадывала: если Игнат позвонит, то возьму, как ни в чём не бывало. Заклинала, чтобы позвонил. Но телефон молчал, и я била себя по рукам, чтобы не набрать первой, не спросить, так, будто между делом, что купить к ужину. То обижалась на Игната за молчание, то злилась на себя за слабоволие. И совершенно не смотрела по сторонам.
А когда ко мне с двух сторон вдруг пристроились двое — было уже поздно. Только дёрнулась испуганно, но тут же признав в одном из них того парня, который уже как-то затаскивал меня в тонированный фургон, обречённо расслабилась, давая вести себя куда им надо.
— Я же обещал, что мы ещё встретимся, — вместо приветствия развёл руками Мороз. В машине было так мало света, что его пепельная борода казалась грязно-жёлтой, а вечно красное лицо оранжевым. — Ну и как наши дела, Зореслава Олеговна?
Я упрямо молчала, он вздохнул.
— Если бы вы только знали, как сложно работать с юницами! Вы словно мотыльки, сами кидаетесь в огонь, хоть предупреждай вас, хоть нет. Я так понимаю, моих прошлых доводов оказалось недостаточно, и Гордеев всё-таки убедил вас в своей искренности?
Я продолжала молчать, чувствуя однако пробуждение противного червя сомнений в груди. Оказывается, он никуда не делся, просто затаился на время.
— Хорошо, давайте вернёмся к тому, на чём закончили, — терпеливо кивнул Мороз. — Вы спрашивали какие обстоятельства заставляют нас сомневаться в Гордееве, я предложил вам самой расспросить его про отметину. — Постучал пальцем по предплечью. — И хотя я уверен, что вы, несмотря на все запреты, всё-таки слили ему наше с вами сотрудничество, и даже наверняка получили какое-то внятное объяснение происходящему, но и про отметину тоже не забыли выяснить. И ответ Гордеева вас, судя по всему, удовлетворил. Ведь так? Отлично. Сравним версии?
— Господи, — ткнулась я лицом в ладони, — я не понимаю, чего вам от меня надо! Вы же наверняка и сами знаете где сейчас Игнат! Ну задайте свои вопросы ему, какие проблемы?
— Никаких проблем взять Гордеева у нас нет, уж поверьте. Просто задача другая. Мы пытаемся выяснить, по-прежнему ли он надежный агент или его пора… утилизировать. — Внимательно понаблюдал за моей реакцией. — Вот вы бы что для него предпочли, Зореслава Олеговна, утилизацию или долго и счастливо? Не то, чтобы ваше мнение имело хоть какой-то вес, просто не лишним будет понимать, что Гордеев в данном случае скорее исключение из общих правил. Обычно мы не возимся с неконтактными агентами — они устраняются при первых признаках ненадёжности. Но я уже говорил вам, что Гордеев важен для меня лично. Он хотя и не в меру строптивый, но очень ценный специалист. Я бы даже сказал, уникальный. То, что может он, часто не может повторить никто другой, у него словно особое чутьё на развилку событий и исключительная непредвзятость в методах. Циничная расчётливость, если хотите. Там, где дрогнет другой — Гордеев пройдёт по головам, но поставленной цели достигнет. Он зациклен на результат, для него даже собственная смерть не станет поводом слить поставленную задачу. И за это его не только особо ценят в нашем руководстве, но и предпочитают не пускать к себе за спину. Понимаете, о чём я? — Многозначительно дёрнул бровью. — Гордеев ведёт себя мутно, но это может означать что угодно, от предательства до особых обстоятельств по делу, о которых он не может сообщить даже мне. Это против всех правил… но это, мать его, Гордеев! Поэтому и у меня есть как поводы для беспокойства, так и причины побороться за своего агента. И именно этим я сейчас и занимаюсь — прикрываю его задницу от больших проблем! А в ответ получаю лишь ещё бо́льшие проблемы на свою! И мне, чёрт возьми, нужно хотя бы приблизительно знать, что у этого гада на уме, чтобы понимать в какую сторону двигаться самому!
Резко оборвал перешедшую на гневный тон тираду. Повисло молчание. И я вдруг так испугалась за Игната! Я-то знала в чём дело. Что он, вместо того чтобы использовать меня в хитроумной схеме с Жагровскими наоборот, пытается от них скрыть.
— А что будет если вы, — несмело подняла взгляд на Мороза, — вот лично ВЫ узнаете, что он действительно преследует какие-то свои цели?
— Я так понимаю, вам есть что мне рассказать?
— Нет! — поспешно выпалила я. Слишком поспешно. Испугалась. Потупилась. — Правда, нет. Игнат совсем ничего мне не говорит. Но вы же, получается, тоже слегка… идёте против системы, покрывая его?
— М, торг? — заинтересованно откинулся на спинку кресла Мороз. — Забавно. То есть, мотивация, которую я давал вам раньше — вашу свободу и защиту от слива тем, кто ведёт на вас охоту, для вас уже не котируется? Вам теперь нужны гарантии для Гордеева? В ущерб собственным? Хм… Что же могло так на вас повлиять? Дайте подумать… Не влюблённость, точно, ведь вы ещё в прошлый раз говорили, что держите всё под контролем и уйдёте от негодяя сразу, как только захотите…
— Хватит! — взмолилась я. — Просто скажите какие у него перспективы.
— Я вам так скажу, Зореслава… Вы же позволите без отчества? Мы, вроде, так давно знакомы, что пора уже и на «ты» переходить, — сухо посмеялся над собственной шуточкой. — А если серьёзно, то пока о происходящем знаем только вы да я, мы всегда сможем договориться. Гордеев важен для меня, я не хочу его ликвидации. Но и я не всесилен, и всё зависит от того, как далеко зайдёт ситуация. Просто помогите мне разобраться в этом, и нам будет что обсудить дальше. Только на этот раз настоятельно не советую вам рассказывать о нашем разговоре Гордееву. Настоятельно. Вы же не хотите новой порции лжи, нового витка вашего обманутого доверия, и, самое главное, вы же не хотите проблем самому Гордееву?